Домечтать Кольке-Прыщу не дали – откинув тряпку, завешивающую импровизированную дверь в халупу, внутрь сунулся один из обитателей мусорной свалки.
– Колян! – зашептал мужичонка в замызганной спецовке и прищурил глаза, вглядываясь в дымную темноту. – Просыпайся, дружбан! У нас такая новость образовалась, ахнешь: под платформой мертвую бабу нашли! Голую! Айда, смотреть.
Тщательно затушив окурок в жестяной банке из-под кильки в томатном соусе (во как он теперь стал питаться!), Колька-Прыщ нехотя сполз с матраца на земляной пол, сунул ноги в стоптанные кроссовки и, прикрыв матрац чистым картоном, чтоб не запылился, повернулся к «двери».
– Молодая? – натягивая на голову вязаную шапку, безразличным баском поинтересовался он больше для того, чтобы поддержать дружеский разговор и уважить незваного гостя, а не из настоящего интереса к голой бабе.
Смотреть на покойников Колька-Прыщ не любил, но развлечений в их угрюмой жизни было так мало, что откажись он идти с мужиком на станцию, его бы не поняли, а непонятного в их «общине» боялись и старались от него побыстрее избавиться.
– Да-а кажись, молодая, как твоя чокнутая…
– Ну, ты, Митяй, фильтруй базар! – привычно рыкнул на мужика хозяин хибары и двинулся к выходу, на ходу застегивая длинную добротную куртку – к куртке прилагалась еще и зимняя подстежка, спрятанная под матрацем (во как он теперь стал одеваться!).
– Молодая, как твоя «девка-найденка», – быстро поправился тощий мужичонка, зная по опыту крутой нрав Кольки-Прыща и предпочитая не сердить его. – Поканали шибчее – там уже небось ментов полно, прогонят, заразы, не дадут насмотреться.
Они вышли из халупы и быстро зашагали к железнодорожной станции.
6
Стоя на платформе, Эрика ждала последнюю электричку в Москву и искоса наблюдала, как из-под соседней платформы доставали труп молодой мертвой женщины.
Ни угрызений совести за то, что она ограбила найденный труп, ни обычного обывательского интереса Эрика при этом не испытывала – все смотрели на эту «занимательную» процедуру, и она смотрела тоже. Смотрела, чтобы скоротать ожидание электрички и не выделяться из толпы припозднившихся пассажиров, но думала она при этом совсем не о мертвой девушке: еще и еще раз она взвешивала все шансы «за» и «против» своего побега из Петушков.
Что ждет ее в большом незнакомом городе под названием Москва? И готова ли она сейчас к новым испытаниям?
Может, пока не поздно вернуться в палатку, хорошенько спрятать добытые вещи (ворованными она их не считала – ведь покойнице вещи без надобности) и, как ни в чем не бывало, зажить прежней жизнью. Подкопить еще немного деньжат, а уж потом…
А что потом?
Как ни крути, а срываться отсюда ей все равно придется!
Разве это жизнь?!
А насчет Кольки- Прыща… С ним она честно делилась заработанными деньгами – делилась поровну, не утаивая и не крохоборничая.
Она отдавала долг – только и всего!
Жизнь жестокая штука и каждый устраивается в ней так, как считает для себя лучшим: Колька-Прыщ в отношении нее сделал выбор – поступил так, как поступил, и не прогадал – теперь получает прибыль от своего выбора. Если она решит не платить ему больше, значит, она посчитает, что долг свой отдала сполна. И ей все равно, что Колька-Прыщ будет думать по этому поводу: его расчеты – это его проблемы. Никто ей цену не называл и о долге не упоминал!
Эрика поправила парик, плотнее прижала рукой к боку кожаную сумку и, посмотрев в сторону долгожданной электрички, вздрогнула: по путям спешно шли две фигуры – не смотря на темноту, одна показалась ей очень знакомой.
«– Неужели кто-то узнал меня в этой одежде? Узнал и предупредил Кольку-Прыща, что я хочу «свинтить» отсюда? – хладнокровно подумала она и сжала кулаки: делиться вещами и деньгами мертвой девицы она не собиралась – все это по праву принадлежало ей одной и никому больше. Это ее счастливый билет в новую жизнь, и она его так просто не отдаст!».
Она быстро достала из внутреннего кармашка сумки три золотых кольца и цепочку с кулоном и, незаметно сунув украшения в рот, прикрыла волосами раздувшуюся щеку – если что, она их проглотит, но делиться не станет!
Проходя мимо платформы, Колька-Прыщ привычно окинул недобрым взглядом людей – он не любил суетливых, вечно спешащих пассажиров, сторонящихся и свысока поглядывающих на помоичную братию – и свернул к противоположной платформе за своим приятелем, устало, по-стариковски, перешагивая через рельсы.
Под соседней платформой и около нее суетились менты и штатские, и это было куда интереснее продрогших на холодном осеннем ветру пассажиров. И все же Колька-Прыщ еще раз оглянулся на толпившихся на краю платформы людей – отчего-то, глядя на них, сердце его неприятно щемило. Нет, ничего странного и никого знакомого на платформе он не заметил и сосредоточился на куда более интересном событии, происходящим под носом.
Эрика осторожно повернула голову и, проследив взглядом за удаляющимися мужскими фигурами, переложила золотые украшения обратно в сумку, но не расслабилась, а продолжала искоса наблюдать за Колькой-Прыщом – главным человеком, способным помешать ее побегу, и его сотоварищем, остановившимися в непосредственной близости от полицейского ограждения.
А Колька-Прыщ, чувствуя этот напряженный, волнующий его взгляд, постоянно оборачивался, ежился, осматривался, ища вокруг знакомое лицо, но знакомых лиц не замечал и зло сплевывал на землю через гнилые зубы. Он попытался отмахнуться от своего навязчивого щемящего чувства тревоги, старался сосредоточиться на происходящем под платформой, и на какое-то время ему это удалось – из-под платформы как раз начали вытаскивать труп молодой женщины, кое-как прикрытый простыней.
Вдалеке показались быстро приближающиеся огни электрички, и Эрика, смотря теперь только на них, вздохнула с облегчением – вот сейчас она сядет в электричку, и та повезет ее отсюда в новую жизнь!
«– «Мосты сожжены! Рубикон перейден!» – решительно заявила она и удивилась своим мыслям – откуда взялся этот Рубикон, и что это может означать?!»
Но, чтобы это не означало, она ни за что не останется здесь – она попробует начать новую жизнь, надев на себя чужую одежду и заняв чужое место под солнцем!
И никакие угрызения совести и моральные принципы не собьют ее с выбранного пути – ей совершенно все равно за что убили эту молодую девушку (а ее, конечно же, убили, даже если никаких ран на теле не было видно: кто-то же ее затащил под платформу и основательно завалил листами картона) – пусть разбирается в этом родная полиция. Для нее это единственный шанс вырваться отсюда и упускать его она не собирается! Слишком тяжело ей было зависеть и подчиняться людям ниже своего интеллектуального уровня: разговаривала она совсем иначе, чем окружающие – очень правильно выстраивая предложения и обходясь без жаргонных словечек. Она была человеком не их круга, и они это чувствовали и старались унизить, оскорбить, сделать ей как можно больнее. Их поступки и слова Эрику не трогали, и это еще больше настраивало и озлобляло против нее «стаю». Она была изгоем среди них, поэтому ни к кому не привязывалась, ни с кем не делилась своими мыслями и мечтами. Умом Эрика понимала эту враждебность, но при первой же возможности попыталась вырваться из помоичной «общины». К тому же ее воротило от тошнотворного запаха свалки и перегарного, гнилого дыханья мужицкой братии, от их грязных трясущихся рук с обгрызенными ногтями, от их масляных глаз и нескрываемых, низменных желаний.
К платформе подъехала электричка, двери открылись, и Эрика быстро вошла в полупустой вагон. Она села на лавку и, стараясь не смотреть в окно, сжала кулаки, но как только электричка тронулась, кулаки разжались – теперь ей никто не сможет помешать!
Эрика повернула голову и долго задумчиво смотрела на темный убегающий назад лес.
– Ваш билетик? – раздался рядом громкий голос контролера, и девушка вздрогнула и слегка повернула голову.