Что заставило Эрику свернуть с дороги и заглянуть в этот тихий, печальный уголок, она и сама не знала.

По пустынным дорожкам бродила она среди могил, вчитываясь в траурные надписи на памятниках, плитах и на железных пластинах, воткнутых в землю. Вчитывалась в незнакомые фамилии умерших людей, прислушивалась к своим ощущениям внутри, надеясь найти еще одну подсказку из своего потерянного прошлого – вдруг одно из фамилий отзовется в ее сердце гулким эхом и воскресит прошлое.

Над кладбищем витал запах сырости, прелых листьев, свежевырытой земли и печали.

Эрика поежилась – холодный ветер задувал в рукава кожаной куртки, пронизывал джинсы, касаясь кожи, трепал волосы.

За деревьями показалась белая невысокая церквушка, влажно блестя золотыми куполами.

Остановившись, Эрика полюбовалась ей издали, но к церкви не пошла, села на лавочку напротив черного гранитного колумбария, внимательно читая фамилии на гранитных плитках.

Зашуршали листья под чьими-то ногами, и девушка резко обернулась.

Со стороны могил широкими уверенными шагами к ней подходил священник в черной до земли рясе с массивным серебряным крестом на груди.

Черные длинные волосы ухоженными волнами спадали на широкие покатые плечи, короткая черная с проседью борода красиво обрамляла одухотворенное бледное лицо и тонкие бескровные губы – священник был «божественно» красив, и, если бы не жгучие цыганские глаза, горящие каким-то фанатичным, «дьявольским» огнем, не надменно-презрительное выражение лица и военная выправка с него можно было бы писать иконы.

Ему было лет сорок, может чуть меньше или чуть больше – Эрика не обладала опытом в таких делах, но мужчина ей не понравился: в нем не чувствовалось смирения и доброты – главных, по ее мнению, добродетелей священнослужителей.

Священник остановился напротив девушки, скрестил большие руки на груди и вперил в Эрику тяжелый рентгеновский взгляд, будто хотел прочитать ее мысли, увидеть совершенные ей греховные поступки.

«– Со мной у вас ничего не получится, ваше благородие, – с горькой иронией подумала Эрика, поднимая на мужчину большие, печальные глаза. – Где уж вам узнать обо мне то, чего я сама не знаю!»

Ничего не вычитав в голове худенькой девушки, священник немного опешил – для него были ясны мысли куда более умудренных жизненным опытом людей, здесь же он наткнулся на глухую, черную стену, не пропускающую в свою неизвестность ни единого рентгеновского луча.

Он недовольно нахмурил прямые брови и удвоил усилия…

Сжав кулаки, Эрика выдержала тяжелый изучающий взгляд, обладающий поистине магической силой – голова у нее тут же разболелась, в висках застучали дробные молоточки. Она потерла виски пальцами, но осталась сидеть на скамейке.

Мужчина опустил глаза, прикинул что-то в уме и присел рядом.

– Покайся, дочь моя, и Бог простит тебе твои прегрешения, – ласковым, хорошо поставленным голосом спокойно заговорил священник, разглаживая большими руками складки рясы на коленях.

– Откуда вы знаете, что простит? – усмехнулась Эрика, поворачиваясь к собеседнику. – Он вам сам об этом скажет или по телефону сообщит?

К облаченному в «священные одежды» мужчине она не испытывала ни покорного уважения, ни радостного восхищения – для нее это был красивый, опытный человек со странностями и религиозными перекосами, но никак не наставник и духовник.

– Не богохульствуй, грешница!

Эрики фыркнула и завозилась на скамейке, пытаясь отодвинуться от мужчины, но она не испугалась на столько, чтобы убегать – и не такое происходило на свалке – хотя в ее случае излишняя самоуверенность вышла ей боком.

– Иди в храм и помолись о своей заблудшей душе! – жестко приказал священник, указывая «перстом» в направлении церкви и совершенно забыв, что надо быть ласковым и обходительным с потенциальными прихожанами: ведь именно от их пожертвований зависело его благосостояние. – Вернись пока не поздно в лоно Святой Православной Христианской Церкви!

– Нет, не пойду, – твердо заявила Эрика. – Я не помню, в какой религии родилась и какую религию исповедали мои родители. А вдруг я мусульманка?! Так как же я пойду в храм?

– Не хорошо обманывать, дочь моя! – стараясь унять гнев, упрекнул священник. – Пойдем в храм – помолимся вместе!

– Нет! – упрямо мотнула головой Эрика. – Предать свою веру это еще больший грех, чем мое нежелание подчиниться вашей воле. Это я знаю точно! Вообще то, о религии я знаю очень много…

По мере того, как она, со знанием дела, стала излагать основы христианства и других религий, лицо мужчины разглаживалось и становилось бесстрастным – жили только глаза, горящие, мечущиеся, завораживающие.

А Эрика говорила и говорила, сыпала терминами и датами, словно фокусник, вынимающий из своего цилиндра разные предметы, выуживала из темноты своей памяти нужные аргументы, цитируя нужных авторов и ссылаясь на научные трактаты, исторически установленные факты и учебники по религиоведению. Она и сама не понимала, откуда берутся ее знания, и боялась об этом подумать, зная, что за этим обязательно последует наказание – нестерпимая, пронзающая мозг боль.

– Из всех современных мировых религий мне ближе всего христианство. Буддизм с его перерождениями и утверждением, что «всякое существование есть страдание», и ислам с его воинствующим мужским шовинизмом и сомнительными нравственными доктринами мне чужды. Но в христианстве столько направлений: православие, католицизм, протестантизм и еще множество ответвлений: старокатолическая и старообрядческая церкви, мормоны и баптисты, квакеры и методисты. Какое из них выбрать? У каждого учения своя правда – с некоторыми доктринами я соглашаюсь, некоторые не приемлю… Как быть?

– Православие истинная вера!

– Православие… И в нем я не могу всей душой принять некоторые догмы. Я верю в Бога! Но в Бога не во всемогущего, почему-то нежелающего раз и навсегда уничтожить Зло на земле и помочь «своим детям» жить в мире и радости, а в Бога справедливого, понимающего, борющегося со Злом, который не всегда выходит победителем из боя в вечной войне между Добром и Злом, но которому удается совершать невероятные подвиги и творить чудеса, помогать добрым и честным людям в их стремлениях и поисках.

Мой Бог – Отец, который защищает детей своих, не различая цвета кожи, совет его и одобрение дороже кучи злата!

Мой Бог – Боец в сверкающих доспехах и огненным мечом, разящий Зло направо и налево, но никогда не сможет он сразить невинного!

Мой Бог и Ангел, нежною рукою залечит раны и осушит слезы, живой водой попотчует тебя и возродишься ты для новой жизни!

Вот у такого Бога я готова коленопреклоненно и смиренно просить совета, помощи, забвенья!

Во время монолога священник несколько раз пытался перебить Эрику, но, услышав поэтический конец ее речи, вперил в нее огненный взгляд и проникновенно спросил, загоревшись лихорадочным румянцем:

– Ты видела Его?

– Да, видела, – просто ответила Эрика и, сложив руки на коленях, невидящим взглядом уставилась в пространство перед собой. – Видела, когда лежала в забытьи покинутая всеми. Возможно, это Он и спас меня тогда от смерти и безумства. Мне будто снился жуткий дивный сон…

Мой Дух витал над бренным телом, не ведая, на что решиться:

вернуться в тело иль устремиться в высь к лазурным небесам.

Но тьма сгустилась. Испугавшись тьмы, мой Дух одумался,

вернулся в тело, и тело встало и пошло по лесу,

не подчиняясь воле разума.

Я поскользнулась на краю обрыва

и стала понемногу съезжать в овраг по грязи.

Из темноты со всех сторон ко мне уже бежали исчадья ада,

но не затем, чтоб вытащить меня, затем, чтоб съесть!

Из их раскрытых пастей вырывался огонь и дым.

Запахло серой…

Съезжая ниже, в глубь оврага я испугалась, закричала,

но, достигнув дна, вскочила на ноги и побежала.

Сплошная грязь, и лишь крутые стены,

и нет пути назад в привычный, светлый мир.

Лишь только вниз, лишь только в ад кромешный.