Свои деньги, добытые сверх программы, надо было выносить незаметно. Такие очевидные места, как трусы, подкладку на одежде, сигаретную пачку и под стелькой в обуви я даже не рассматривал, от остальных способов меня быстро отучили первым же глубоким обыском, причём никто даже глазом не моргнул, увидев «ночного мотылька» в голом виде, а потом закрепили мою послушность ещё несколько раз. Способ получше родился сам собой: меня не встречали у номера, не принуждали к сдаче валюты, и против обыска я никогда не возражал, потому что излишков в этот момент при мне не было, они были засунуты под косяк входной двери кабинета товарища из милиции, благо у него была двойная дверь и он моего шуршания не слышал; а на выходе я их забирал. Я, впрочем, быстро понял, что выручка дальше моего капитана не идёт, и мне стало интересно, как он договорился с милиционером, по идее разные ведомства должны были друг за другом следить. Дома я валюту не прятал, сразу менял, а за рубли было бы сложно предъявить мне претензии.

Сдать валюту в Москве можно было почти без проблем. Сложнее оказалось узнать курс чёрного рынка, чем найти валютчика, потому что официальный пункт обмена валют для советских туристов именно в «Национале» и размещался и притягивал махинаторов сотнями, а всякая девушка, выходящая из служебного входа гостиницы, сразу становилась объектом их интереса. Иногда попадалась такая экзотичная валюта, что её брали только бонисты, тут уж не до справедливого курса. Служебный вход, кстати, не блистал, он был чистенький, но не более того, и рядом постоянно стоял какой-то раздолбанный жигуль ржавого цвета, который красоты тоже не добавлял.

Приключений не было. Бывали душевные разговоры в постели, гомик гомика не обидит. Случались события и повеселее, однажды под видом переводчика сопровождал какого-то делового западного немца в поездке по Золотому кольцу, и, надо сказать, ездить на экскурсию на «Чайке» мне очень бы понравилось, если бы не пришлось столько пить, за две недели трезвым я не был ни секунды. Было даже предложение устроить мне эмиграцию, я прикинул, какие мучения придётся пройти ради разрешения на выезд, и отказался.

Скучная была у меня житуха. Получить клиента, например, означало, что мне дают на него небольшое досье, подкидывают темы для неспешной беседы, пока он расслабленно валяется. Не сложнее, чем написать изложение в школе.

Один раз поручили продать клиенту стимулятор. Нахрена такому быку дополнительные средства, я не понял, еле ноги выволок из номера, хорошо, что член у него был детского размера. Вытек после свидания в коридор и пошёл сдавать выручку за таблетки. И у меня её приняли в кассу по приходному ордеру!

Это всё не приключения, а рабочие моменты, производственная драма. Фёдор Гладков, «Панель»: молодая комсомолка, видя разруху и запустение в родном колхозе, понимает, что поднять молодёжь может только открытие огромного публичного дома, далее по оригинальному тексту без изменений, угораздило же меня прочитать его в пятом классе.

Приключения пришлось искать отдельно.

Примерно через месяц после трудоустройства в мою светлую от природы голову пришла мысль, что клиент не считает деньги в своём кошельке. Зачем ему считать валюту, если он её у нас в стране не тратит? Тут уж не три процента можно взять, а все двадцать, надо только сначала цапнуть чаевые и дать клиенту в душ уйти первым, не будет же он заявлять в милицию о том, что его обокрала шлюха-мальчик, когда уголовным кодексом запрещено и то, и другое. И первое, что мне повезло стащить, были бразильские крузейро, в курсе которого чёрт ногу сломит. Московские валютчики от них наотрез отказались, тогда-то я и познакомился с бонистами, которые ходили под той же статьёй за торговлю валютой, отличаясь от валютчиков только масштабами и совершенно ненормальной системой определения цены. Эдакая диковатая смесь валютчиков и коллекционеров марок, каждая продажа – водевиль в трёх актах.

Вот так у меня появилась живая денежка, и на работу я начал ездить на такси. Тут уж приключения сами стали ко мне липнуть, потому что московские таксисты состоят из них минимум на три четверти. С Валерой мы познакомились случайно, он четыре раза за неделю подвёз меня до Большого театра, и на третий раз уже считал нас старыми знакомыми. Разговорились. Он аккуратно спросил, какая такая необходимость каждый вечер в театр ездить, и мне тут же пришло в голову наврать, что я студентка при папике, занимаюсь в Строгановке всякой ерундой, вроде шлюхи при одном клиенте. Так и сказал, он посмеялся. Ну а там слово за слово, разговор вышел на порочные сексуальные наклонности, и оказалось, всю свою семейную жизнь мужик страдал от того, что жена, единственная и ненаглядная, не хотела брать в рот, а все остальные бабы, численностью в батальон, не умели. Враньё я распознал ещё до того, как он закончил его произносить, но это же приключения! Дальше я сам предложил разговаривать как рабочий человек с рабочим человеком, и мы обо всём договорились буквально за минуту.

Встречались где попало, я сосал, он учил меня водить и рассказывал про всякие особенности разных машин и прочей техники, а знал он их столько, что на десятитомник хватило бы. Валера ни разу не заикнулся о чём-то таком, что могло бы сойти за нравоучения, и вообще хорошо ко мне относился, пятёрка за минет, и под юбку не лез, хотя, на моё счастье, считал меня девушкой. Денег у него было дохрена и больше, он даже свою собственную «Волгу» купил не укатанную в автопарке с миллионом километров пробега, а списанную в райкоме комсомола вообще почти новую, за две госцены сверх остаточной стоимости, и уже нацеливался на новую модель, которая только-только пошла в серию. Где он деньги брал, он не рассказывал, а на вопросы только пальцем грозил и улыбался.

У него было три дочки, и он как-то раз спросил, где девушка научилась такому умению, дочкам бы тоже неплохо было. Я ответил, что один хулиган научил, и не надо девочкам такое навязывать, счастья от этого больше не становится. Пускай на огурцах тренируются, рвотный рефлекс легко подавляется, а к запаху приличные девушки не придираются. Он задумался.

– Сильно пахнет?

– Если оставаться в рамках вежливости, то машинным маслом – не очень, почти не ощущается.

Так бы и остался Валера рядовым приключением моей дурной жизни, кабы не одна случайность. Сидели мы однажды с ним в машине посреди Лосиного острова, отдыхали. Мужику уже сороковник, а три минета ему в удовольствие, глазики прижмурил и курит, довольный. И вдруг говорит:

– Хочешь, покажу жуткую тайну?

– А как же. Я что, хуже Буратино? Давай, показывай. Ещё лучше две.

Привёз он меня в район Курского вокзала, поставил машину в какой-то промзоне и таинственным голосом начал:

– Вот. Жуткая тайна моего детства. Я тут жил, пока район не начали чистить после войны, много частного сектора снесли, но кое-что осталось. Гаражи видишь? Тот, который в середине. Причём, заметь, он единственный здесь, у которого выход сюда, у остальных построек ворота на другой стороне. Там мой сосед ставил машину, у него ЗиМ двенадцатый был, их тогда свободно продавали.

Я напрягся.

– Как-то раз иду домой часа в два ночи…

– А ты не боялся по темноте шарахаться?

– Чего мне бояться, я ж из библиотеки шёл, вооружённый знаниями, так сказать. Мне тогда всего двенадцать было, и ножик-то у меня уже имелся, с мозгами, правда, был напряг, но я этим из общей массы не выделялся, все такие были. Мимо как раз этих складов иду, тогда машин-то не было толком, это были склады, но сосед использовал свой именно под гараж, большая редкость по тем временам. Ну как сосед, сначала он тоже здесь жил, потом переехал куда-то в центр вроде бы, и в тот же день пропал с концами. Иду, значит, по местности тихо, шуметь мне резону нет, сама понимаешь, вижу, что сын соседа, который уже не сосед, ставит машину в гараж. И вроде всё нормально, только оба они после этого ни разу в этом гараже не появлялись. Вон, деревце выросло уже прямо на воротах. И ни соседа я больше никогда не видел, ни сына.