Когда начались занятия и студентам выдали расписание, Аньель с разочарованием отметил, что в нем нет ни слова о психиатрии. После лекции по анатомии он даже подошел к профессору с вопросом на эту тему, но получил в ответ лишь резкое замечание, что в столь престижном заведении никто не занимается подобной ерундой. Это сильно разочаровало юношу, но вечером того же дня он решил, что найдет способ изучать психиатрию самостоятельно. Он слышал о нескольких лондонских врачах, которые занимались исследованиями в этой области и дал себе обещание, что непременно попробует с ними связаться.
Виктор же приехал в Лондон в третий раз в жизни. В общем-то все его путешествия ограничивались Италией и Францией, поскольку его дела практически всегда предполагали личное участие, будь то продажа земляного или железнодорожного участка – Люмьер предпочитал все контролировать. Он должен был всегда знать, где, когда и кому в руки попадают документы и ставится подпись. За все эти годы он не раз ловил себя на мысли, насколько же Себастьяну нелегко работалось, но при этом он всегда сохранял видимую простоту, даже будучи занятым с самого утра до вечера, умел находить время на него самого и даже не отказывал во многих капризах и даже шалостях, таких как уехать на несколько дней из города. То ли он сам так идеально планировал его расписание, то ли помощь Виктора располагала.
Поместье, которое Люмьер купил, было роскошным. Оно походило скорее на замок. Вокруг него располагался парк на несколько гектаров. Дом был, очевидно, перестроен в начале века в стиле Викторианского Возрождения – его отличали характерные элементы. Архитектура, сочетающая в себе итальянский Ренессанс и черты эпохи Тюдоров, представляла собой привлекательное зрелище. Вокруг не росли цветы, а только многолетние деревья, которые представляли собой регулярные аллеи, и это несколько удручало Люмьера. Ему нравилось жить в Пиенце с ее мягким климатом и разбитым вокруг виллы садом, по которому можно было долго и с большим удовольствием гулять.
Они приехали рано утром, а потому в поместье сразу же закипела жизнь. У них с Венсаном ушло не меньше трех часов, прежде чем они осмотрели комнаты и залы, выбрав себе так называемую «хозяйскую» спальню.
Погода в Лондоне и его предместьях была хуже, нежели в Париже. Стоит сказать, что намного холоднее, а потому им уже пришлось переодеваться в теплые вещи и топить все комнаты, в которых они планировали быть. Если с утра еще светило солнце, то к обеду все небо заволокло тучами и над поместьем наступила хмарь. Оно располагалось в шестидесяти милях от Лондона, что, впрочем, было не так уж и далеко, но Люмьер покупал дом не с оглядкой на расстояние до столицы, а до Кембриджа, до которого было намного ближе – всего-то двадцать.
Венсана переезд, казалось, обрадовал, хотя за время путешествия от едва ли обмолвился с Виктором несколькими предложениями. Как и каждый год с наступлением осени он впадал в состояние глубокой задумчивости.
– Мне нравится это место, – произнес он, когда они с Люмьером остались наедине.
Однажды тихим днем Виктор и Венсан отправились на прогулку в Ричмонд-парк, чтобы посмотреть на отдыхающих оленей, провести время вдвоем среди осенних пылающих деревьев и выпить по бокалу горячего вина со специями. В этот раз можно – Люмьер так решил. Виктор решил не давать Венсану возможности вновь углубиться в свои мысли. К тому же они только получили новые строгие, но красивые пальто, и свое Люмьер хотел уже надеть. Съев на обед ванильный пудинг, он распорядился об экипаже до города. Погода стояла солнечная и приятная, не было ни намека на дождь, а потому это было отличное время для неспешного времяпрепровождения на так называемой природе.
Пока они добрались до города и до самого парка, уже начало вечереть, но своего решения они не отменили. Виктору хотелось гулять и хотелось увидеть оленей. Венсан же, впрочем, не особенно возражал.
В Ричмонд-парке они гуляли по дорожкам среди разномастных деревьев и кустарников. Шелестела листва, уже вовсю окрасившаяся в осень. Они переходили крошечные деревянные мостики, останавливались над водной гладью и дышали свежим воздухом в центре индустриального Лондона. На голову то и дело сыпалась листва. Стоило только свернуть дальше и пойти навстречу тихой и безлюдной глубине парка, Виктор остановился под сенью красных кленов и желтых дубов, ореховых деревьев и каштанов. Люмьер улыбнулся и притянул к себе Венсана. Он снял перчатки и убрал листья, запутавшиеся в его медных кудрях. Некоторое время он смотрел ему в глаза, а потом поцеловал, запутываясь в его кудрях уже своими пальцами. Целоваться под деревьями, с которых опадали золотистые и багряные листья было изумительно, пока под ногами шелестел густой кленовый ковер. Спустя мгновение Виктор прервал поцелуй, прижался лбом ко лбу Венсана, не убирая рук, все еще перебирая его волосы, второй ладонью касаясь щеки, и тихо сказал:
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – ответил де ла Круа, и неожиданно слезы покатились по его щекам.
В этот момент он на мгновение почувствовал себя снова тем художником, который жил на Монмартре и в чьем кармане не нашлось бы и десяти франков. Он ласково провел ребром ладони по щеке Виктора. Венсан совсем не ожидал услышать этих слов от Люмьера. Его давно терзали страхи, что он лишь мучает Виктора и тот заботится о нем по стечению обстоятельств, но он всегда боялся спросить так ли это на самом деле.
– Ты знаешь, я влюбился в тебя с первого взгляда, когда увидел, как ты танцуешь мазурку, – тот улыбнулся через слезы.
– Я знаю. Я помню, – произнёс Люмьер. – Почти двадцать лет назад. За это время так все переменилось.
Виктор взял платок и вытер слезы Венсана, а потом взял его под руку и повёл дальше по тропинке между высоких вековых деревьев.
– Мы вернёмся домой, выпьем горячего вина, приготовим пирог, а потом будем долго целоваться.
Венсан кивнул и отвел взгляд. Некоторое время он молча смотрел на опавшую золотую листву под ногами, а затем тихо произнес:
– Когда ты бываешь в отъезде, я часто вижу тебя. Точнее то, каким ты был той весной, когда я рисовал твой портрет.
Виктор ненароком прикоснулся к своему лицу и вздохнул.
– Являюсь тебе, значит. И давно я существую в твоём сознании? – Люмьер обнял Венсана за талию.
– Кажется, ты был всегда, – неуверенно ответил Венсан, коротко посмотрев на Виктора. – Ты всегда приходишь в самые тяжелые минуты и освещаешь все вокруг своим светом.
– Ты говоришь так, словно я ангел. – Он чуть улыбнулся.
– Так и есть. Для меня ты действительно ангел… – Де ла Круа улыбнулся в ответ.
– Я чувствую, что не смогу ему помочь, если что-то пойдёт не так. – Виктор заприметил скамейку и присел.
– Я молюсь каждый вечер, чтобы с ним все было хорошо, – произнес Венсан, садясь подле него. Его взгляд стал серьезным и печальным. – Мы не сможем его убедить в том, что он болен. Он не будет никого слушать, и мы вряд ли сможем сделать хоть что-то.
– И от меня он уже отказался. – Виктор прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
– А я для него скорее интересный экземпляр для исследований, – подытожил Венсан, беря его руку в свою.
– Я видел, как он тебя расспрашивал и ходил за тобой по пятам. – Люмьер прижался к Венсану, устраивая подбородок у него на плече. – То, что сказано в гневе, является правдой. Он винит меня в том, что у него не было нормальной семьи, и он действительно захотел от нас сбежать. Еще два года назад хотел, – вдруг добавил Люмьер.
Венсан вскинул брови.
– Ты мне не говорил об этом.
– Он хотел уехать из-за меня. – Виктор покачал головой.
Де ла Круа вопросительно посмотрел на него.
– Но ведь в этом нет никакого смысла. Он так любил тебя.
– В этом и дело, Венс, – он виновато посмотрел на де ла Круа, – он любил меня.
На мгновение обида отразилась на лице Венсана. Он почувствовал, как сердце яростно забилось в груди. Возникшее чувство было настолько ярким и обжигающим, что ему захотелось кричать, однако вместо этого он лишь пробормотал:
