– Аркадий Геннадьевич! – с укором говорит Владимир Викторович, качая головой. – Немедленно извинитесь перед лейтенантом.

– Извините, – слащаво тянет тот, расплываясь в наигранной, но все равно какой-то пренебрежительной улыбке.

ГЛЕБ

11 августа 2020 года (наши дни)

Каждое утро Марина расстилает коврик для йоги на газоне прямо перед окнами моей комнаты. Каждое гребаное утро она в цветастых спортивных лосинах и короткой голубой майке скручивается во всевозможных асанах, отклячивает задницу кверху – подходи и трахай. Лосины спускай и долби, пока не кончит, пока не начнёт содрогаться в конвульсиях, пульсируя вокруг члена, вбивающегося поршнем, в ее узкую влажную дырочку. Теперь я абсолютно точно знаю, что внутри Марина именно такая. Горячая. Сочная. Ни с чем несравнимая.

Но сделать так я не могу. Я вообще не хочу, чтобы остальные знали о нашей связи. Ни к чему плодить лишние разговоры и умозаключения. Я так и сказал Марине вчера. Но возможности иметь эту девочку я больше не упущу. Она оправдала все мои ожидания. Я от ее покорности чуть раньше времени не спустил. 

Девушка принимает очередную причудливую позу, а я замечаю, что из соседнего здания за ней наблюдают еще две пары любопытных глаз. Блядь! Я понятия не имею, как справляться с чувством, подогревающим во мне желание крошить бошки и вырывать глаза любому, кто посмотрит в ее сторону. Особенно теперь, после того, как я поимел ее не только в своей голове. 

Трель мобильного отвлекает меня от созерцания прекрасного вида из окна. Я нехотя тянусь за трубкой и так же безразлично отвечаю на звонок.

– Глеб, брат, здорова! – приветствует меня собеседник довольным голосом.

– Привет, – здороваюсь с Шептуном, который никогда не звонит просто так. – Как там поляна? Стрижётся? – спрашиваю я, имея в виду его способ зарабатывать на жизнь. Если нужно что-то о ком-то узнать – спроси Валеру, он наверняка будет в курсе. За информацию дорого берет, но инфа чистая на сто процентов.

– На жизнь не жалуюсь, – отвечает он мне. – А ты как? Матрац ебешь целыми днями? Уже две недели ни слуху ни духу о тебе! Не позвонил бы ты мне насчёт девки, можно было подумать, что ты сдох раньше времени.

– Скажи ещё, что знаешь, когда будет «мое время», – усмехаюсь, и снова выглядываю в окно сквозь занавеску. Марина стоит наклонившись вперёд, плотно прижавшись грудью и головой к ногам. Гуттаперчевая кукла, мать ее!

– Заплатишь – могу узнать! – совершенно серьезно отвечает Шептун, а затем начинает ржать, как конь.

– Харе трепаться, – обрываю я его заливистый смех. – Узнал что-нибудь по девке? – эта информация интересует меня сейчас больше всего.

– Там все глухо, – сознаётся Валера. – Мне теперь даже самому интересно, что это за Марина такая. Я работаю, Кай, каждый день землю носом рою.

– Значит, роешь недостаточно глубоко! – рявкаю на него. Злит до чертиков! Сыщик хренов! – Я тебе зелёных отвалил, как за Титаник, а ты меня только завтраками кормишь, да обещаниями засыпаешь.

– Реально труба, Глеб! Родилась, родители в детдом сдали, а дальше следы теряются! Уверен, что инфа верная? Имя там, фамилия?

– Ермолова Марина Евгеньевна, я паспорт видел.

– Бля, ну не знаю тогда! – мне кажется, сейчас Шептун развёл в воздухе руками. 

– Если ничего не накопаешь, то я сам тебя найду и в прямом смысле мордой в землю зарою! Даже не посмотрю на твои предшествующие заслуги.

– После того, что я тебе сегодня расскажу, ты мне ноги целовать будешь, а не в грязь закапывать! – парирует Валера.

– Если это не касается сучей Марины, то я ничего не стану у тебя покупать, – стараюсь говорить спокойно, но все же не могу скрыть раздражения.

– О, брат, моя инфа намного, нет, НАМНОГО лучше, чем данные о какой-то там девочке без рода и племени. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Собеседник уверен, что я клюну, заглочу наживку, которой он желает накормить меня. Но, готов признать, я действительно заинтересовался.

– О чем речь? – пытаюсь выцыганить хоть какую-то информацию, прежде, чем спишу со счета кругленькую сумму.

– Деньги вперёд, – тянет Шептун, который, скорее всего, уже понял, что я попался.

– Ну, ты и жук! Цена? – уточняю.

– Двойной тариф, – довольно отвечает мужчина.

– А ты, часом, не охуел?! – отзываюсь я, возмущённый подобной наглостью.

– Нисколько, – отвечают мне. 

Я сбрасываю звонок и перекидываю деньги. Если инфа окажется пустышкой, я этого чмыря на кусочки порву! За такие деньги он мне минимум должен сдать красную кнопку американского президента или пароль от ядерного чемоданчика. 

– Ну что, готов услышать сенсацию? – перезванивает Шептун, невероятно довольный своему обогащению.

– Если ты готов попрощаться с жизнью, в случае бестолковости информации, то я готов послушать!

– Обижаешь, – отвечают мне, – я дерьмом на палочке не торгую!

– Ладно, вещай уже!

– Ходят слухи, что дочь Захара не погибла в той аварии, – Валера делает паузу, ожидая моей реакции, но я подвисаю, ощущение, будто он сказал что-то другое, а я услышал не то, что нужно. – Он хорошенько спрятал ее, инициировав смерть девочки и даже похороны, если помнишь.

– Повтори! – я вдруг оживаю. Необходимо убедиться, услышать ещё раз, чтобы понять, что я не сплю. Стискиваю челюсти и сжимаю свободную руку в кулак. Это не может оказаться правдой. Не может и все!

– Его дочь не погибла, – повторяет мужчина, ведущий со мной беседу. – Спустя четырнадцать лет инфа каким-то образом просочилась, но проблема в том, что Захар уже убрал всех причастных к спектаклю, чтобы невозможно было докопаться до правды. Я...

Шептун собирается ещё что-то добавить, но я больше не желаю ничего слышать. Меня обуяет такая ярость, что я мгновенно становлюсь напряженным сгустком. Опасным, несущим смерть всему, что попадётся на пути, колючим комком энергии.

Кровь в буквальном смысле закипает, порождая в теле невыносимый жар, какую-то своеобразную агонию, переворачивающую все процессы в организме с ног на голову. Я запрокидываю руку и с животным воплем швыряю телефон в стену, а потом просто-напросто начинаю крушить комнату. Ломать и бить все, за что зацепляется взгляд.

Мне хочется рвать волосы на голове, орать во все горло, мне кажется, я даже могу разрыдаться сейчас, потому что эти эмоции сильнее меня, я должен их как-то выплеснуть, освободиться от них, но ничего не помогает. Они клокочут внутри, рвут, пульсируют и давят. Выставив перед собой руки, я понимаю, что их нехило колошматит, да меня всего трясёт в лихорадке. Среди груды поломанных и разбросанных вещей, нахожу ствол. Проверяю обойму и выхожу из своей комнаты. Я знаю как минимум одного человека, который ответит за многолетний обман, поплатится собственной жизнью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Вваливаюсь в комнату к Васе, где застаю его за любимым занятием. Развалившись в кресле, он смотрит новости. От моего толчка дверь с силой бьется о стену. Навожу на Пулю пистолет и снимаю его с предохранителя.

– Эй, Глеб, ты чего? – говорит мне Василий, выпрямляясь в кресле.

– Все эти годы я был уверен, что поступил правильно, ты внушил мне это. Ты заставил поверить в то, что нужно остановиться.

– Ты о чем? – мужчина поднимается на ноги, вставая прямо напротив меня.

– «Девочка умерла» – сказал ты. «Оставь Захара в покое. Это наказание хуже смерти». И я поверил. Как дурак поверил тебе своим наивным детским мозгом. Сохранил уебку жизнь. Верил в то, что он страдает, убивается горем, как и я. А что теперь? Теперь, сука, я узнаю, что меня просто обвели вокруг пальца, как щенка наебали. 

– Глеб, успокойся! Нормально объясни, что случилось, – Вася делает вид, что не понимает о чем речь, всем своим видом показывает, что заботится обо мне, как делает это обычно.