Так, замок Орена, несмотря на то, что находился в самом центре восточного континента, практически на границе двух королевств, ни разу после своего основателя Сутемхи так и не был удостоен чести принимать в своих стенах особ императорской крови, продолжая сиротливо венчать небольшой курган в устье мелкой, вяло текущей речушки между небольшим военным городом-фортом и Башней Слоновой Кости. После исчезновения императора, когда огромные территории остались без попечительства и надлежащего руководства, городок буквально заполонили бегущие с севера жители бывших имперских провинций, спасающиеся от очередного натиска орков. Континент был охвачен паникой. Поговаривали, что, разозлив Верховную Богиню, император Баюм навлек проклятье на весь людской род, и жители разрушенного государства были готовы пойти за любым, кто обещал им спокойствие и защиту от божьего гнева. И именно Орен первым восстал из пепла былой Империи, имея покровительство верховных епископов, магов Башни Слоновой Кости и нескольких успевших бежать от гнева Эйнхасад генералов Баюма, в то время как большая часть прислужников императора оказались заточенными в башне вместе со своим монархом, посмевшим бросить вызов богам. Постепенно Орен собрал вокруг себя представителей военной элиты былой империи, и совместными усилиями армии и духовенству удалось сосредоточить в стенах города-крепости огромную боевую мощь. И единственным, что с той поры заботило местные власти, было укрепление границ нового государства, а после — оправдание титула самого надежного оплота нового мира. Одних это восхищало, других вводило в недоумение, на третьих навевало тоску и уныние, но в очередной раз Орену удалось подтвердить свой статус твердыни, которая подвергалась со времен падения Империи самому большому количеству вражеских набегов, но так и осталась непокоренной, не считая трехдневной осады города войсками короля Рауля. Конфликт тогда разрешился без единой жертвы: Орен подписал унизительное для себя соглашение, сделав независимое военное государство очередной провинцией быстро развивающегося южного королевства Аден. Чувство поражения, однако, весьма скоро сменилось всеобщей гордостью, и черные львиные морды, украшающие стены и колонны главного зала, служили тому убедительным аргументом, а единственными свидетелями былой роскоши являлись огромные хрустальные люстры, которые теперь не использовались по назначению: было делом весьма хлопотным зажигать свечи, находящиеся на высоте нескольких метров, — вместо них использовали расположенные по всему периметру зала напольные канделябры. Так эти многоярусные громадины и висели угрожающе над головами собравшихся напоминанием, что некогда замок принадлежал представителю императорской семьи.
В помещении было весьма многолюдно, что заставило Аделаиду замереть у самых дверей без малейшего желания присоединяться к шумной, разношерстной компании. Среди собравшихся она выловила сидящего на почетном месте светлого эльфа в длинном облачении чародея. Со всех сторон его окружала стража, состоящая из самых благородных эльфов, что кому-либо из присутствующих, вероятно, доводилось видеть. Они были все как на подбор: высокие, светлокожие, с гордыми ясными лицами, в блистательной броне. В руках они держали изысканное оружие: утонченные расписные луки, украшенные драгоценными камнями посохи и сверкающие в свете сотен свечей мечи. В чародее Аделаида узнала Верховного Магистра Эзранделя, одного из лидеров эльфийской общины. Светлая эльфийка, помешавшая Хаэлу расправиться с обманувшей его Юнуши, стояла рядом с великим магистром, и Аделаида догадалась, что она была его старшей дочерью, в то время как младшая, Оннора, не так давно погибла при взятии Адена. Альверад, о которой Аделаида слышала немного от Андуэля, знавшего всех представителей эльфийской элиты, оправдывала звание одной из красивейших женщин мира: белокожая, сребровласая, с огромными печальными глазами цвета чистейшего изумруда, она сошла бы за героиню романтического эпоса или исторической драмы. Хрупкая с виду эльфийка была облачена в тяжелую, ослепительной белизны броню и являлась обладательницей одного из самых выдающихся мечей южной части света. Клинок Льда подарил светлым эльфам сам Баюм в благодарность за помощь в избавлении северных земель от орков, и, говорят, этот меч был выкован в самом холодном месте мира искусным мастером, который делал оружие для самого императора. И то, что теперь он был в руках эльфийской воительницы, явно свидетельствовало о ее выдающихся военных талантах.
Аделаида не могла не отметить, что, в отличие от блистательных эльфов, прибывших на подмогу и решивших исход сражения, защитники замка имели вид весьма потрепанный. Люди — стрелки, воины и немногочисленные маги — были измождены непродолжительным, но стремительным сражением. С одного края подиума с перевязанной наспех головой расположился, облокотившись о покрытую гобеленами стену, Каен. Рядом с ним стояла невысокая, облаченная в непробиваемую броню женщина, в которой Аделаида с трудом признала леди Гризеллу. Она яростно жестикулировала, явно пытаясь что-то доказать или возразить титулованному эльфу, и была похожа на маленький шторм, который, даже после того как неприятель отступил, продолжал разливать свою ярость и неистовство на всех вокруг. Сэр Клаус, растрепанный и усталый, занимал центральное место. Несмотря на выпавшее ему всего какой-то час назад суровое испытание, генерал имел вид, по обыкновению, спокойный, уверенный и слегка задумчивый. Он поднял свою широкую ладонь и, убедившись, что в зале воцарилась полнейшая тишина, начал заседание с того, что выразил признательность великому магистру и всему эльфийскому войску, присланному на помощь людям иерархом Астериосом.
Слегка кивнув головой, обрамленной ровными длинными прядями белоснежных волос, слово взял сам Эзрандель.
— После того, как стало известно о падении столицы, Эльфийский Совет решил, что не может стоять в стороне, наблюдая, как неприятель, руководимый варварскими, разорительными, лишенными милосердия порывами, опустошает южные земли, сплоченные великолепным и мудрым королем Раулем. Если бы теперь армия Севера взяла Орен, все жители Адена, включая эльфов, оказались бы на пороге долгой, кровопролитной войны.
Генерал Клаус кивнул головой в знак согласия с эльфийским лидером.
— Более того, — эльф выразительно посмотрел на главнокомандующего войсками Орена, а затем важно поднялся со своего кресла и свысока обдал многозначительным взглядом собрание, насчитывающее более сотни защитников замка, — я лично выступил с предложением присоединить отряды эльфийских воинов и магов к армии людей для помощи в отвоевании нашей общей столицы, города Адена, и Совет в этом меня единогласно поддержал. Рауль и его преемник Амадео приложили много сил, чтобы добиться относительного мира на континенте, и мы сделаем все возможное, чтобы продлить их дело и содействовать защите всех наших верноподданных от тирании Северного Альянса, посмевшего напасть на южное королевство без предупреждения, вопреки всем законам воинской чести и справедливости.
Слова эльфийского магистра были подхвачены одобрительным гулом.
Давно уже Аделаида приметила скользящего вдоль стен в сторону алькова Тэль-Белара, но именно теперь темный эльф решил вмешаться. Он вышел из тени на свет и сурово обратился к Эзранделю, игнорируя обращенные к нему вопросы и поздравления.
— Вы сейчас говорите лишь про разборки двух соседствующих королевств, но до сих пор не упомянули о нашем настоящем враге: о Богине Хаоса, которая как никогда близка к своему воскрешению.
Усталый смешок пробежал по залу, а Аделаида отметила, что ее товарищ стал фанатичным в своем желании развеять мировую мглу, не желая хоть на время остановиться на достигнутых им успехах.
Магистр, вскинув брови, сначала обдал Тэль-Белара взглядом, полным презрения, а тот продолжал свои попытки достучаться до эльфийского чародея.
— Хаэл у нас, и как только он будет казнен, пророчество потеряет свою силу, и это задержит планы Шилен, какими бы они ни были. И тогда все силы должны быть брошены на то, чтобы найти путь в Магмельд. Мы обязаны узнать заклятие, что поможет возродить Дерево-Мать, иначе вся наша раса окажется на грани исчезновения.
