Мы кивнули.

– Джозиас, – Маккас склонил голову набок. – Не бездельничайте, Вы ведь уже не ребёнок. Лея, спасибо, что согласились позаниматься с Джозиасом.

Педагогу легко было говорить, что мне делать, а ведь порой я с трудом поднимался с кровати. Мне приходилось через силу заставлять себя есть еду из консерв и пить покупной кофе, но каждый раз мне вспоминались мамины блюда. Их вкус, крутившийся на кончике языка, был подобен заточенному лезвию. Мне хотелось бросить противный эспрессо в мусорное ведро и объявить голодовку. Я стал рассеянным, потому забывал о выполнении домашнего задания.

Я недовольно хмыкнул и первый прошёл в аудиторию, придерживая массивную дверь для девушки. Лея въехала прямо за мной.

Мы остались одни. Чем дольше я смотрел на девушку, тем теснее становилась просторная аудитория. Кислорода становилось меньше. Я задержал дыхание, когда Лея двинулась к учительскому столу.

Разговор, произошедший в коридоре, всё ещё звучал в моей голове. Он давал мне надежду на возможное развитие дружеских отношений между нами, но в то же время его скорое окончание заставляло меня задуматься, был ли у меня на это шанс. Возможно, всего один.

Разговоры студентов лишь эхом доносились из коридора, призрачный автомобильный гул был еле-еле слышен из приоткрытого окна. Мерный ход часов становился всё слабее, пока не иссяк.

Нерушимая тишь угнетала.

– Как у тебя дела? – сорвалось с моих губ, и я почти сразу осознал, что выставил себя полным идиотом – в который раз.

Девушка поставила сумку на стол перед собой.

– Ты не должен говорить, если не хочешь этого.

Её слова укололи сердце. Меня впечатляли знания Лет, и я знал, что разговоры с ней были бы полны интересных фактов. Я бы слушал Лею, даже если та дискуссировала о науках или искусстве.

Я медленно зашагал к Лее, заламывая руки за спиной.

– Почему же ты считаешь, что я не хочу этого?

– Ты не представился, когда мы впервые встретились, – Лея обессилено упала головой на свой портфель. – А ещё ни с кем не дружишь. В Болгарии мы говорим, что такие люди воды в рот набрали.

Я потерял дар речи. Лея была права, было бессмысленно доказывать обратное. Я чувствовал, как трясутся коленки.

– Почему ты так себя ведёшь, Джоазис?

Я не стал её исправлять, но по искривлённому выражению моего лица Лея поняла, что снова ошиблась. Слёзы защипали глаза. Я вспоминал маму, поглаживающую меня и по голове, смеющуюся и читающую маленькому мне комиксы. Я вспомнил, как в один момент всё потерял. Как терял себя с новым днём, как тяжелее становилось жить без мамы. Перед глазами всё поплыло.

– Джозиас, – Лея выпрямилась в своём кресле и посмотрел на меня снизу вверх. Её давящий взгляд сковал моё тело, как тугие верёвки.

Я уже не мог контролироваться себя. Захотелось ответить, объясниться, но вместо слов из груди вырвался тихий всхлип. Я попытался снова, но и эта попытка оказалась безуспешной. Всхлип был другой, более громкий. Никакого контроля – эмоции захлестнули меня с головой.

Я развернулся и покинул аудиторию.

– Катастрофа, – было достаточно произнести одно слово, чтобы Мари начала бить тревогу.

Было приятно слышать родной болгарский язык после нескольких дней беспрерывной практики греческого.

Тем вечером я знатно поволновалась. Полные страха и отчаяния глаза Джозиаса не выходили у меня из головы. Я знала, что вела себя чересчур строго, но никак не могла предугадать момент, когда же перегну палку. Это случилось неожиданно, и я не знала, удасться ли нам с парнем не стать друг другу врагами. Мне не хотелось портить с кем-то отношения.

– Селена с тобой? – засуетилась Мари, как я и ожидала.

Я потёрла лоб свободной рукой. Всё лицо будто бы горело жарким пламенем, когда я вспоминала последний разговор с Джозиасом.

– Нет, она на прогулке с Сэмом.

Он оказался неплохим парнем – я вынуждена была признать это, несмотря на касающийся парней скептицизм. Сэм учился на биолога. Время от времени он вставлял в свою речь забавные шутки, связанные с биологией, но мы с Селеной едва их понимали. Особенно сконфужена была я, ведь ранее мне не доводилось слышать заумные термины на иностранном языке. Но это не отменяла факта, что у Сэма было чувство юмора. Правда, очень своеобразное.

На днях я поймала себя на мысли, что завидую подруге белой завистью. С Сэмом было приятно проводить время, когда от Джозиаса ничего нельзя было ожидать. Ни одного слова, ни одной эмоции.

Но в тот день всё было иначе.

Подруга должна была вернуться в общежитие совсем скоро. В небе сгущались серые тучи, не предвещая ничего хорошего. Ветер разносил по улицам осыпавшиеся пожелтевшие листья, точно украшая угрюмый город яркими красками. Контраст, созданный между небом и землёй, был хорошо заметен в парке около университета, частичка которого виднелась из окна нашей комнаты. Рыжие макушки деревьев на фоне свинцовых облаков были подобны новогодним салютам под тёмным небом.

– Говоришь, она знает его дольше тебя?

Обычно Мари скептически относилась к парням, но ради меня она была готова пойти против самой себя.

– Не намного, – заметила я. – Всего на неделю.

Мари настаивала на своём:

– Если ты хочешь поладить с Джоазисом, то тебе придётся разузнать об его увлечениях, —подруга просто поставила меня перед фактом, не оставляя выбора. – Если они, конечно, имеются.

Я сказанула не подумав:

– Джозиас.

Его имя так хорошо запомнилось мне, что по ночам я отчётливо видела в темноте составляющие его буквы. В ночь с субботы на воскресенье я подняла вверх руку и виляла ею по пустоте, словно выводя указательным пальцем на воображаемом полотне имя парня. Имя юноши, которого я, видимо, сильно задела.

Совесть карала меня. Мне нужно было вести себя спокойнее, не позволять негативным эмоциям выходить наружу в такой неподходящий момент. Напряжение между мной и Джозиасом только начало спадать, как я тут же вернула всё на круги своя.

Настоящий провал, Мари.

– Что? – переспросила девушка.

Я решила пояснить:

– Его зовут Джозиас, а не Джоазис.

Я продолжала разглядывать орнамент на сводах здания, стоящего прямо напротив общежития. Отчего-то моё внимание вдруг приковывали к себе голубые, чуть поблёскивающие от дождевых капель купола соборов, потрескавшиеся черепичные крыши ветхих домиков и длинные балконы молодых жилых комплексов. Ветер засвистел, и мелкий дождь в неуловимый момент превратился в ливень.

Был слышен шум моря – сам Посейдон разгневался тем вечером. Корабли больше не бороздили неспокойные воды, а чайки не кричали, высоко взлетая. Высокие волны разбивались о пирс, отпугивая засидевшихся рыбаков. Настоящий шторм бушевал на просторах моря, а Посейдону всё было мало.

Не хотелось бы мне оказаться на улице в такую погоду. Одной рукой я подтянула подаренный бабушкой и дедушкой плед к подбородку и громко вздохнула.

Мари вернулась к разговору:

– Так, что ты планируешь делать?

– Не знаю, – честно ответила я. – Наверное, надеяться, что всё образуется само собой.

Звучало по-детски, и я это понимала. Но разве было мне оправдание? Я полностью осознавала свою ошибку, но мало было раскаяться перед Джозиасом – нужно было загладить свою вину. Впервые в жизни у меня опустились руки, ведь у меня не было чёткого плана действий.

Мари точно прочитала мои мысли:

– Это на тебя не похоже, – усомнилась она. – Ты весь год пахала ради этого университета, а теперь собираешься отступать при первой неудаче?

Я вдохнула сладкого дождевого воздуха. Затем ещё. Он здорово помогал мне расслабиться.

– Но что будет, если у меня не получится?

– Это естественно, Лея, – заверила меня Мари. – Все люди разные, и не будет ничего страшного в том, если у тебя не получится найти общий язык со всеми. Другой момент – принять человека.

Подруга была права. Человек многогранен и похож на непокорное небо, точно сотканное из тысячи разноцветных лоскутков. Быть может, я была знакома лишь с одной гранью Джозиаса. С одной из тысячи, из сотни тысяч.