Она на секунду сжала губки в тонкую полоску, прищурив глазки, словно прицеливалась или демонстрировала своё высокоморальное превосходство над недостойным далитом. На деле, Джоанн любовалась своим очередным художественным движением пальчиков, оставивших с помощью лезвия бритвы на щеке Рика ещё одну полосу чистой кожи, прямо рядом с уголком его сомкнутого и пока что неподвижного рта. Она даже сумела отхватить кусок от его безобразных усов.
– Да ты абсолютно и ни черта не знаешь, что это такое! Ты игрок, жалкий выскочка и авантюрист. Любовь – это жертвенность и обязательства, а не бешеные гонки по захвату призового места! Здесь работают не мышцы, здесь включаются чувства и те грани сознания, о которых ты и ведать никогда не ведывал! Но куда там нашей супер-пупер-звезде карлбриджского мотодрома? В этом вся твоя проблема, Рикки-мать-твою-Бауман! Ты всю жизнь гонялся не за теми призами и тянулся к ложным вершинам Олимпа. Хочешь сказать, что ты добился всего о чем мечтал и тебе больше нечего желать? Перед нами в этом кресле восседает самый счастливый человек на Земле?
– Я что-то... никак не могу уловить сути твоих "обвинений". Я ведь не ошибся? Ты жаждешь приписать мне ещё один дополнительный список штрафных баллов? Или ты просто любишь поболтать?
– Вообще-то она всегда очень много говорит, когда выпьет. Временами даже слишком много! – Фионе вдруг стало немножко "скучно" и её снова непреодолимо потянуло в сторону каминной полки, вернее, к подносу с горячительными напитками.
– Ну, это я пом... – он так и не успел договорить, поскольку лезвие коснулось его правой щеки.
– Рик, я ведь тебя просила! Заткнись! Я конечно много чего брила за свои годы и не только свои ноги, но вот твою физиономию всё-таки впервые. А ты не можешь сейчас не догадываться, что я к тебе сейчас испытываю и что на самом деле мечтаю сделать этой бритвой с твоим фотогеничным личиком. Так что... лучше не искушай!
– Слава богу, что только с личиком! – Фи не удержалась, чтобы не хохотнуть и не внести собственную лепту в дальнейшее развитие событий.
– Нуу... ещё не вечер! – и впервые, за все это время Джо посмотрела в сторону живота Баумана, то есть, на то, что находилось под его животом, под металлической бляхой вычурной эмблемы мотоклуба. Её левая бровка иронично изогнулась вверх: – О, кто-то смотрю немножко перебздел. У тебя всегда такая волнительная реакция на чувство смертельной опасности? Во время гонок у тебя тоже... вставал?
В этот раз она умудрилась довести бритву до середины над его верхней губой.
У Рика ощутимо похолодело на уровне диафрагмы и даже волосы на затылке зашевелились. Конечно, он не верил в подобную вероятность, но... к такой-то всех вас матери! Эта инфанта Иоанна ничего хорошего своим видом не вызывала, кроме непреодолимого желания скрутить её саму и в коем-то веке выпороть, да как следует и от всей души!
– А ты и там хочешь меня побрить? – он старался говорить спокойно, сдерживая не сколько страх, а именно нарастающую бурю всесметающей ярости. Он никак не мог поверить, что его связала какая-то блондинка! На его собственной территории!
– А ты и там умудрился так себя запустить?
Фоина охнула, не удержавшись на подогнувшихся ногах, и плюхнулась на сиденье мягкого уголка, чуть не перелив содержимое бокала себе на грудь.
Но это действительно было смешно!
– Я буду не против, если ты решишься проверить. – Бауман оставался на удивление спокойным, глядя снизу вверх в непробивные глаза возвышающейся над ним шикарной ведьмы, как тот партизан-патриот на допросе. Казалось, чем меньше на его лице оставалось следов от его любимой бороды, тем сильнее крепчало его желание взять шефство над чьей-то жизнью в самое ближайшее будущее.
Губы Джоанн растянулись в самодовольной ухмылке.
– Попридержи-ка своих коников, ковбой! – она снова вернулась к его бороде, к тому, что от неё осталось. – Нравится тебе это или нет, но сейчас твои яйца находятся в моих руках, как и эта бритва. Так что, не стоит играть с огнём возле цистерн с бензином. А то мало ли, что мне ещё захочется от тебя отрезать на память в качестве сувенира.
Рик тоже прищурился, чувствуя, как прохлада помещения вместе с голосом Джо уже отпечатывается почти по всей нижней части его обритого лица, вызывая неприятное ощущение какой-то незащищенности. Будто оголили не его щеки и подбородок, а куда и нечто большее, сверхсокровенное!
– А ты уверена, что сама случаем не заигралась со спичками?
– Вот только не надо мне угрожать, Рикки! У тебя всю жизнь была кишка тонка – выполнить хотя бы одно из своих громогласных обещаний! Ты сбежал из Каслфорта, потом из большого спорта. Сейчас по каким-то загадочным причинам сбежал из Карлбриджа. Уверена, следующий побег начнется из этого номера и этого города. Я же говорила, кто ты! ЛУ-ЗЕР! Скажи спасибо, что хоть я сделала для тебя столь неоценимое одолжение и избавила твоё ещё вполне привлекательное личико от этой мерзостной мочалки. Сам подумай, теперь от тебя будут меньше шарахаться снимаемые тобою по барам телочки (или как ты их там называешь в своём богатом словарном запасе мачо-боя?).
Джо буквально засияла, с горделивым довольством рассматривая плоды своих усердных трудов. Она свернула полотенце и чистой стороной принялась обтирать щеки, скулы и подбородок Баумана. И, надо сказать, тот молча терпел (или выжидал) все её прикосновения и болезненные трения махровой ткани по раздраженной поверхности горящей кожи – оголенной, воспаленной и более ничем не защищенной кожи!
Фиона тоже приподнялась со своего места, с не меньшим любопытством разглядывая то, что когда-то скрывалось под бородой Ричарда Баумана. И, судя по выражению её поплывшей от пары порций марочного коньяка мордочки, она явно не ожидала, что залюбуется и даже слегка залипнет на новой картинке.
– Хм, не поверишь, но я ожидала нечто более экстремальное – там, шрам на пол лица, заячью губу, волчью челюсть.
– Действительно, а зачем вам была нужна эта борода?.. – Фи и вправду слегка подвисла, с трудом узнавая в привязанном к креслу человеке недавнего хозяина пентхауса. Ну, прямо какое-то волшебное чудо-фокус по преображению. Особенно взгляд постоянно притягивался к губам – лепным, гладким, "окантованным" тонкой линией выразительной "прожилки", ещё и потемневшим от прилива крови.
– Может уже развяжете меня? Или у вас в запасе ещё несколько планов на моё тело или некоторые из его частей?
– Фиона, вызывай лифт! Расслабься, Рикки! Брить брови я тебе не буду, хотя и мелькала подобная мысль. А на счет развязать... – Джо неспешно и слишком уж... жеманно продефилировала обратно к столику, подхватывая часть принесенных с собой вещей и запихивая их обратно в свою вместительную сумочку. – Я ещё над этим пока думаю...
Рик молча и, слегка прифигев, какое-то время наблюдал за каждым её манерным движением, будто она всего лишь заходила в гости за спичками.
– Ты реально думаешь, что после всего этого, я не предприму никаких ответных действий?
Джоанн стянула губки вишенкой и задумчиво сморщила свой носик. Потом посмотрела в его глаза и опечаленно покачала головой.
– Честно? От тебя подобных действий я вообще не представляю! Хотя... кто знает? Может пройдет ещё лет двадцать, и мы с тобой опять где случайно пересечемся и не узнаем друг друга... и мне снова придется что-нибудь с тобой сделать, чтобы ты наконец-то раздуплился и отважился хоть на какой-то реальный поступок!
– Я вообще-то связан, чтобы проделать хоть что-то. Но ты ведь можешь всё исправить и проверить прямо здесь и сейчас!
– По правде говоря, Рикки, таким ты мне нравишься больше всего. – Джо накинула лямки своей "докторской" сумочки на плечо и снова двинулась на расслабившегося мужчину, разворачивая на ходу своими длинными пальчиками на время всеми забытую бритву. – Беспомощным, жалким, а, главное... безбородым!
Он вдруг невольно заерзал на мягкой сидушке кресла, судорожно хмурясь и не зная за чем следить в первую очередь: за надменным личиком этой безбашенной маньячки или за бритвой в её холёных ручках. Он и не подозревал насколько сильно успели сомлеть его ягодицы в этой позорной позе, от которой ему хотелось сейчас избавиться как никогда в жизни. Даже на больничной койке загипсованный и упакованный по высшему медицинскому разряду он не испытывал себя таким беспомощным и уязвимым! И именно это больше всего и раздражало. Как и чёткое понимание, каким образом его только что лишили бороды и чувства собственного достоинства.