Минута Весна не делится и свет не жжет напрасно, и не роняет капли на карниз. Она и так все высветила ясно и «верх» похож на «низ». «Солнце садилось…» Солнце садилось… Лучи поднимали в воздух пылинки с тропинки багровой. Из дома позвали: «Владимир Владимирыч,» – мальчика с ласковым именем Вова. Это весна… Солнца сухой блеск на перилах, Солнца хлыст по лицу дня. Улица чириканьем оперилась, Бликами щерятся крыш края. Тает все кругом течет и крошится, Даже пуговица пальто и та – на ниточке, Снег крышам уже не ноша – ношица, Окна радугами исписаны, как открыточки. Это весна ножницами режет неба ткань. Это она вскочила и выбежала в такую рань. Блестит весна в водяной капле, Будто капля единственный алмаз в короне. Дырявит за окнами снежную паклю, Заглядывает в комнату, стоит на балконе. Весной Набросилась скука и потащила. Муха жужжала, билась, билась За оконным стеклом. И умерла. Сдохла. Лапками вверх. Я окончательно глохну от весенних сверхмер. Кто весну разрешает? «Я помню, как, пытаясь плакать…» Я помню, как, пытаясь плакать, Тек вечер в улочках пустых, Губами впитывая мякоть Снегов вишнево-голубых. Над ним мерцающим сияньем Висела спелая звезда, Замерзшей каплей расстоянья, Как неупавшая слеза. А где-то рядом, так знакомо, В груди щербатых кирпичей Слюнявил темные проемы Лиловый отблеск фонарей. «Жизнь безнадежную предметов…» Жизнь безнадежную предметов, безденежье и рыхлость сил, бумаги лист, перо поэта — Ты дал мне все, что я просил. «Нет никого в городах отдыхающих…» Нет никого в городах отдыхающих, пыльные улицы ветер подмел и за домами погасло пожарище шумного лета, и полдень отцвел. Велосипеды следов не оставили после дождя посредине двора, в парке пустом на коричневом гравии тень от решетки лежит до утра. Старая женщина хлебными корками утром не кормит слетевшихся птиц, в окнах напротив за синими шторками больше не видно смеющихся лиц. Толко вода где-то вянет осенняя, толко сады влажно тянутся в ночь, толко трава холодов дуновения ждет, и никто ей не в силах помочь. «Если б мог я резать взглядом…»
Если б мог я резать взглядом на высоком камне буквы, Я б ходил и долго думал пред высокой камня грудой, Что за буквы, что за строчки тишины лесной дороже, Той, которая шершаво чуть виднеется на камне И ползет вниз синим мохом. Если б мог я камень резать, я б его не тронул взглядом, А рукой чуть прикоснулся к чуть прохладной темной глыбе, А потом улегся телом на пустом и тонком пляже, И моих касаясь пяток протекали б воды рек. Надо мной в глубоком небе темной прорезью узора Нависал бы крепкий корень, Корень той сосны бесстрашной, что вскарабкалась на камень И свалиться не боится. Цепко корнями цепляясь, Устремилась в небо свечкой тихим пламенем объятой. Тихим пламенем зеленым, где щебечут глупо птицы И растут угрюмо шишки, корками зерно скрывая. «сумерки. в доме стоит осень…» сумерки. в доме стоит осень, белое с темню-коричневым. красная лампа (огонь без отсветов), просто и необычно. а мне все кажется: стынет стужа, мерзнет зима светом в окне; а мне все чудится хруст по лужам… что ж, и это возьму себе. все возьму, но пока – сумерки, стеклянный стакан полон и пуст. воздух вокруг, неужели, умер ты? нет, по прежнему нежен, густ. « Мне жаль огня, я свет не зажигаю…» Мне жаль огня, я свет не зажигаю, Слежу, как вечер в комнату скользит. И, дня не помня, голову склоняю, И слушаю, как тишина молчит. Но серое чернеет постепенно, Рука немеет, пальцы затекли, И сон, товарищ ночи непременный, Касается тяжелых век земли. Касается меня, моей постели, И шепчет что-то, слов не разберу. А где-то в темноте роняют ели Иголки в затихающем лесу. |
