Кстати, этим же грешила и Людмила Марковна Гурченко, но она харьковская девочка и к тому же огромный талант, ей все простительно. И вообще, она возвела в степень своего достоинства эти свои летающие руки. А тут просто безмерное, бесконечное отсутствие воспитания и какого-либо знания этикета. Я не смогла на это смотреть и выключила компьютер. Вот это та ситуация, из которой я выхожу, потому что не хочу больше вариться в этом, меня это раздражает. Я Пласидо Доминго живьем слышала на концерте в Королевском театре Мадрида и очень его люблю, но его ответы на ее вопросы меня не интересуют. Даже если бы английская королева давала интервью и Собчак вела себя таким же образом, тоже не стала бы смотреть. Это все к тому, мешает ли интеллигентность. Я никогда не сяду на интервью вот так – с плечами, вдавленными мне в голову, с горбатой спиной, облокотившись грудью на локти. Я выпрямлю спину, как бы она у меня ни болела, и все равно устроюсь не развалившись, а на кончике стула. Это уже во мне, внутри. Я вам больше скажу: когда училась в десятилетке при консерватории, педагоги всегда нас всех предупреждали, чтобы мы «не устраивали из инструментов балет». Классическая музыка – это строгость, даже если говорить о Шопене. Не нужно этих рук и откидывания головы – это неприлично.

Вот и на интервью я всегда с прямой спиной, хотя потом идти не могу. Это оттуда все идет. И еще из поколения в поколение, конечно. Бабуля, притом что она потомок немецкой баронессы с титулами, была деловой, строгой и при этом очень простой, но в этой простоте было столько класса и лоска, что не видеть этого было нельзя, а поскольку она меня воспитала, естественно, я переняла. Я даже котлеты замешиваю движениями. Может быть, это и гены, и семья, может, приобретенное, а возможно, желание не быть хабалкой. И я могла бы похабалить, конечно, но мне как-то стыдно, неловко. Еще в школе придумала для себя такую формулу: лучше недо-, чем пере-. Мне нравится, когда все немножко посдержанней. При этом я очень эмоциональный человек, могу заплакать из-за ерунды, но не потому, что такая сопливая, а из-за того, что меня это трогает. И не буду глотать эти слюни, лучше пусть слеза потечет. То, что я так жестко себя контролирую и делаю это всю жизнь, еще и потому, что брат был очень проблемным, а мне не хотелось быть похожей на него, чтобы не давать повод ругать меня и отчитывать. И поэтому я всегда немножко начеку. В какой-то степени мои психологические проблемы и от этого тоже. Хотя совершенно спокойно могу отстраниться от того, что меня не касается. Я не из тех, которые должны быть везде и всюду сунуть свой нос. Когда сую нос, точно знаю, что я там, где должна быть. А когда сунулась и понимаю, что меня там не ждали, убираюсь быстренько, без всяких проблем и своих внутренних конфликтов. Это не мое, все, я ушла, до свидания. Как-то так сама себя воспитала. Я умею воспринимать критику в свой адрес, могу с ней согласиться, а могу не согласиться, но никогда на нее не обижаюсь, потому что каждый человек имеет право на свое мнение. Если кто-то вдруг скажет, что я деревня, пожалуйста, для кого-то могу быть деревней, значит, не попала в свою ситуацию. Но такого пока что не было, чтобы кто-то обозвал меня деревней. Зато друзья, знакомые и незнакомые люди, журналисты часто отмечают во мне какие-то хорошие черты – ту же самую интеллигентность – которые я решила в себе взращивать и культивировать.

Вы никогда не думали уехать из России и жить в какой-то другой стране?

Думала, думала, думала. В какой-то момент даже предлагала своему первому мужу уехать. По-моему, тогда шел разговор об Америке, но потом я там побывала и поняла, что никогда не смогу там жить. Мне эта страна не нравится категорически, не «моя» она. Там нет на улице людей, все ездят на машинах, везде жуткая грязь, а дома – из папиросной бумажки, даже виллы, коттеджи огромные. Разве они такие, как у нас в Петербурге? Я люблю толстые стены и терпеть не могу маленькие подоконники, на которые ничего не поставить, даже цветочек. Там все какое-то игрушечное и при этом огромное, давящее – эти небоскребы в сотни этажей. Мне комфортно в Европе – в Италии, Франции. Но где бы ни жила, – а у меня была квартира в Майами и, кроме того, были моменты, когда я находилась подолгу в Ницце, – меня всегда тянуло домой. Я могла бы спокойно жить в Прибалтике, так как в советской еще Эстонии прошло мое детство, там был дом родителей. Потом, когда уже появились границы, а я ушла на пенсию, долго жила там не выезжая. Получила там вид на жительство на два года. В принципе, могу жить везде, где комфортно, но кроме Америки. Очень понравилось в Израиле, потому что чудесный климат, несколько морей, замечательные продукты, а сами израильтяне – очень добрые люди. Но я очень привязана и к нашей стране, и к русскому языку. И не потому, что не знаю других языков – может быть, немецкий у меня и не очень хороший, ибо нет практики, но всего день-два в стране, и начинаю говорить на нем достаточно бегло, а пишу грамотно и сейчас. У меня были все возможности уехать как в ту же Германию, так и в Швецию, Голландию и Великобританию, выйди я замуж за людей, которые меня звали. Но я так и не решилась. Все-таки я артистка и все свои миллионы зрителей не могу с собой туда забрать, а без любимой профессии жизнь была бы совершенно другой – более тусклой. Вот если бы меня увезли туда маленькой – в 8–12 лет, конечно, прижилась бы везде, я очень гибкий человек, в любом месте могу создать свою атмосферу и мне всюду может быть хорошо. К тому же меня нигде никогда не принимают за русскую: в Германии думают, что немка или француженка, а в Италии и Эмиратах – что итальянка.

Моя жизнь отдана профессии, причем я никогда ничего не просила взамен. Тем не менее, учитывая, сколько сил я вложила в свою судьбу, наверное, не все в ней сложилось так, как хотелось бы. Но я все равно довольна, мне грех жаловаться. У меня другие критерии, и из-за того, что впятером, с детьми и внуками, живем в 70-метровой трехкомнатной квартире в Москве, я не испытываю большой жизненной деструкции. Это меня не разрушает – как и то, что езжу по столице на довольно старой машине, которую в свое время отдала детям. Машина едет? Едет! И меня ничего не парит. Сомневаюсь, что люди смотрят и говорят: «Ой! Понаровская на какой машине-то». Да даже если и так, мне наплевать. Я себе устраиваю мозговой комфорт. А когда у человека мозговой комфорт, нет особых проблем, где ты живешь и какие у тебя там блага. Да, иногда не хватает денег. Когда у тебя большая семья и тебе хочется что-то для нее сделать, а никакого другого дохода, кроме пенсии, нет, то, конечно, ты скован в своих порывах. Но по Сеньке шапка – что есть, тем и поделюсь. Нужно снять с себя – сниму сколько надо и, не дрогнув, продам. Единственное, что берегу, – это те украшения, что от бабули достались. Это будет наследством для моей Шарлотточки, пускай знает, что вот когда-то была такая красота. Остальное мне не жалко ничего – вообще ничего.

Можете назвать самый счастливый день в вашей жизни?

в кресле-каталке, а приехала на машине, сама за рулем. Разве можно сказать, что я несчастлива? У меня есть ребенок, который родился вопреки всему – это не важно, сколько я приложила к своему счастью усилий, но оно пришло, оно есть». Я из тех людей, которые замечают любую радость, и не живу гадостью. У меня есть обиды, с которыми мне сложно расстаться, но они не такие всеобъемлющие, чтобы я с ними жить не могла. Они для меня настолько на заднем плане, что я о них и не думаю. Я приучила себя и договорилась с собой, что все неприятности надо оставлять в прошлом, мне не хочется нести их с собой в каждый следующий день.

Конечно же, я счастливый человек. И дней счастья у меня было очень много, а не один. Меня очень любили, у меня родился сын – это момент, когда ты понимаешь, что у тебя зреет это зернышко маленькое, что ты наконец-то будешь.