Когда отряд миновал очередной коридор и вышел на свободное пространство, смотреть в темном спектре стало трудно – ярких пятен прибавилось, они сливались друг с другом. Значит, наши прорвались в основной зал фермы.

Родригес с Часовым двинулись вниз, я за ними. Переступив порог, сразу же поскользнулся в кровавой луже. Не упал только потому, что Часовой меня подхватил. Странно, но слепота не мешала ему ориентироваться в пространстве, он уверенно переступал через валявшиеся тела. А тел было много, среди них попадались и разрубленные топором надвое. Я насчитал десять с половиной самураев, причем девять целых и три половины. Наши противники, судя по всему, пытались организовать здесь первую линию обороны, но полегли почти все.

Навстречу нам вышел Восьмой, весь покоцанный. На руке у него не хватало трех пальцев, доспех был рассечен в нескольких местах, но гигант улыбался, таща набитый мешок. Прошел мимо нас, будто не узнав, сел прямо в лужу крови, засмеялся и стал сгребать к себе мертвые тела.

– Передоз словил. – Родригес тихонько подошла к нему сзади и начала гладить по голове. – Данте, аккуратней там, слишком много приона. Я догоню.

Ее объяснение насчет передоза меня несколько озадачило – мы ведь, по идее, должны были быть иммунными. Я хотел переспросить, но почувствовал прикосновение чего‑то теплого к руке и вздрогнул от неожиданности. А потом увидел черную ленту, которая протянулась от Часового и обхватила мое запястье. Теплота была, пожалуй, даже приятной, но я все равно скривился, вспомнив химеру из тумана, которая меня чуть не высосала однажды:

– Эй, лапы‑то убери!

– Прости, – сказал Часовой, хотя лента стянулась еще сильнее, – сейчас пройдет. И смотри не на руку, а на дорогу.

Он не соврал – мне действительно стало лучше. Никто не тянул из меня энергию – наоборот, по руке прошла волна расслабления. А еще я сообразил – Часовой, установив контакт через эту ленту, стал видеть теперь моими глазами. Вот, значит, что ему облегчало ориентировку…

– Потерпи, – сказал он, – дойдем до наших, я к Топору подключусь. И да, я еще и мысли читаю.

Я промолчал и сосредоточился на дороге, стараясь не думать ничего лишнего. Потому что мои мысли о Первых людях были бы сейчас не очень‑то лестными.

Чтобы отвлечься, я прикинул размеры зала. В реале, когда я работал на доставке, у нашего магазина тоже был склад, примерно двести квадратных метров. Здесь же, по‑моему, помещение было раз в десять больше. Его дальний край почти не просматривался, теряясь в полумраке, несмотря на подвешенные масляные светильники. Яркими пятнами отсвечивали таблички над боковыми ответвлениями и закрытыми дверьми. А на входе даже план эвакуации висел – хозяева оказались теми еще педантами.

Зал делился на три условные зоны. В первой прямо из земляного пола вырастали грубые каменные кусты с кристаллами разного размера (мне сразу вспомнилось, как в Таламусе мы выращивали помидоры на летних практиках). Я насчитал двадцать рядов, причем вблизи от нас все кристаллы были уже либо разбиты, либо погашены.

Вождя я обнаружил не сразу. В нелепой для его комплекции и внешнего вида йоговской позе он левитировал над кустами – подогнул ноги под себя, расставил в стороны руки с оттопыренными средними пальцами и, закрыв глаза, бормотал что‑то про смерть мирового капитализма. Кристаллы на кустах, над которыми он парил, скукоживались и лопались.

Красный лоб Топора я заметил чуть дальше за третьим рядом кустов. Оттуда же слышались характерные вскрики, вздохи и стоны – их издавала Фифти, хотя саму ее видно не было. Только татуированные руки сдавливали шею Топору так, что красным было уже все лицо. Кто кого насиловал было непонятно, но и по отсутствию реакции Часового и все же радостной тональности криков, стало понятно, что тут такое в порядке вещей. Ну, не мне судить, как психам праздновать победу.

– Вокруг слишком много приона, – произнес Часовой, и его лента предупреждающе ужалила мне запястье: – Не поглощай.

– А эти? – Я кивнул сначала на горячую парочку, потом на Вождя. – Их‑то когда отпустит?

– Уже никогда.

Часовой, кажется, и сам уже был под кайфом. Свои щупальца‑ленты он теперь выпускал десятками – они раскинулись во все стороны и жадно набросились на кусты. Правда, тут же разочарованно дернулись, наткнувшись на опустошенный участок.

– Не обращай внимания… – пробормотал Часовой. – Наши будут готовы, когда придет время драться…

Следующая часть ангара напоминала приют для бездомных животных. Клетки, клетки и снова клетки. В центре – самая большая, где, скорее всего, и держали гризли. По краям – длинные ряды в три, а кое‑где и в четыре яруса. Тут даже на прутья пошло столько мифрила, что можно было бы слепить три десятка мамонтов.

В клетках в основном содержались волки и кабаны. Они не реагировали на нас – лишь тупо таращились осоловелыми взглядами наркоманов. Их несчастный вид приглушил во мне инстинкты монстролова. Я понимал, завали я их сейчас, сразу наберу опыта уровней на десять, а кристаллов на новую машину в реале, но пропало чувство добычи и азарт охотника. Вообще старался не подходить ни к кристаллам, ни клеткам, но все равно меня начинало плющить. Мысли ворочались все ленивее. Я хотел что‑то сказать Часовому, но забыл, с чего начал и к чему вел.

Когда мы наконец добрались до пленных аборигенов в дальнем конце подземного зала, стало немного легче. По пути я активировал «кулак обезьяны» и играл с ним на манер йо‑йо – это помогало немного стравить прион и сосредоточиться.

Пленников тоже держали в клетках – человек по десять в каждой. Использовали уже не мифрил, а более дешевый металл. При этом пол, потолок и стены вокруг были расписаны незнакомыми мне символами, а также пентаграммами, блокирующими навыки. Стоило наступить на одну из них, как мой йо‑йо распался и сердце вендиго со стуком покатилось по полу.

Аборигены, судя по всему, лишь недавно попали в плен. Их тела были покрыты проказой меньше чем наполовину. Хотя, может, самых тяжелых скормили монстрам перед нашим приходом…

Я всматривался в лица, отскакивал от протянутых сквозь решетки грязных рук – не потому, что брезговал, нет. Просто не хотел терять ни минуты, пытаясь отыскать Ксоко.

Она лежала на боку в углу клетки, прижимая неестественно вывернутую руку. Доспехов на ней не было, только рваная накидка. На ноге гноился длинный порез, а волосы на затылке слиплись от крови. Девчонку трясло.

Бедная ты моя сестренка…

Я выломал висячий замок прикладом обреза и подошел к ней, расталкивая аборигенов, которые ринулись мимо меня на выход. Опустился перед ней на колени, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. Достал пузырек с эликсиром здоровья, но тут же выронил из‑за спешки, расплескав часть.

Ксоко со стоном повернула голову, всмотрелась в меня. Закашлялась и прошептала ссохшимися губами: «Кх, кх… ты так долго?» Я улыбнулся и дал ей выпить то, что осталось в пузырьке. Поднял ее на руки и вынес из клетки, не оборачиваясь на Десятого, возившегося с другими аборигенами, которые сами не могли встать.

Бегом вернувшись к кустам, я уложил Ксоко рядом с кристаллами. Но ей стало только хуже – рана на ноге покрылась черной коркой, вокруг появились новые язвы.

Я мысленно обматерил сам себя. Дебил! Уж что‑что, а прион ей сейчас не нужен – она и так напичкана им сверх меры…

Опять подхватив ее, я бросился по коридорам туда, где должен был находиться выход из подземелья. Соображал я плохо – дважды тыкался в закрытые двери, потом свернул в тупик, но в итоге все‑таки выскочил в ангар, а потом и на свежий воздух.

И наконец‑то получил помощь.

Меня догнала Родригес, полноценный целитель. Она велела мне уложить Ксоко на траву и принялась за дело.

Когда Родригес вправляла руку, Ксоко вскрикнула и даже отключилась на полминуты. А снова открыв глаза, чувствовала себя уже явно лучше. Рана на ноге очистилась и почти затянулась, засохшая корка крови на голове отслоилась, а воспаление там стало спадать.