Света его цивилизованные потуги не поддержала. Хлеба она, оказывается, не ест, если среди блюд находится что-то мучное. То есть с пастой ни за что! Елизавета Сергеевна тут поддержала. Ну, это еще ладно.

Но когда на вопрос о винах она откровенно зависла, то тут Миша только покачал головой и просто поставил две бутылки французского и итальянского вина и открыл пробки. Дальше сами выбирайте.

Сам он выбрал легкое красное вино из Франции. Опьянеть, по крайней мере мужчине, от него будет очень трудно, а вот послевкусие образуется удивительное.

Вино дамам выбрала Елизавета Сергеевна. На донышке фужеров, то же французское.

– У него запах приятный, – пояснила она.

С этим было поспорить трудно. Но Елизавета Сергеевна сама разбила свою репутацию рациональной и умной женщины, вдруг заявив, что они едят телятину, и даже начав спорить по этому поводу с дочерью.

В спор даже вынужден был вмешаться Миша, который в доказательство открыл итальянский холодильник и показать оставшуюся дичь.

Зря он это сделал. Не дичь показал – показал содержимое холодильника. Все помещение этого устройства оказалось забито дефицитным продовольствием и теперь показано советским женщинам, воспитанным на скудной советской торговле.

Спор о мясе сразу был забыт. Как и сама дичь.

В напряженном молчании, прерываемой восклицаниями женщин, одних сыров было только около пятидесяти, а еще ветчин и колбас!

– Да это Георгий Сергеевич оставил вчера, – рассеяно сказал Миша, загнав Свету и Елизавету Сергеевна в ступор. Что за гость у него такой, что килограммами сыр оставляет? В магазинах его нет!

Миша как раз не удивлялся. Мало того, ему было что оставлять, так и за что оставлять. И еще обещать и радоваться, когда он нехотя соглашался.

Вчера Георгий Сергеевич Павлов, предварительно, разумеется, созвонившись, приезжал к нему с внученькой Машей.

Единственная пока внучка у старика пару лет назад невзначай сломала руку. Сломала и сломала. Это же спорт! Сколько их ломает, а потом благополучно вылечивает.

Однако с тех пор прошло несколько лет, но с тех пор ни советская медицина, ни европейская, не то, что вылечить, от боли избавить не могут.

Машенька только что с матерью приехали с турне по европейским больницам. Больших результатов у них не было и Георгий Сергеевич, подумав и посмотрев на свое помолодевшее лицо – результат несколько приемов массажа, решительно взялся за телефон.

У него в ближайшие дни не было у лекаря массажа, а у него не было времени. Но с этим-то проблем не было. Сначала поговорить с Брежневым (Леонид Ильич должен знать обязательно!), потом попросить у очередника (пусть только попробует отказать). И самое трудное – уговорить Михаила Гавриловича.

Он, в общем-то, понимал его. К нему самому были тысячные очереди… людей с их проблемами много, а он один.

Уговорил как-то. Даже рассердился, когда дочь и внучки, уставшие и сумрачные после неуспешных европейских врачей.

Миша тогда уже уставший, кое-как уговоренный, но от этого не менее уставший, был не готов еще уговаривать девочку снимать платье.

Конечно, она в свои двенадцати лет, была в своей красоте, но и он-то имел свою девушку, чтобы, как сумасшедший, бросаться на первую попавшую девочку.

Дед, а потом мама кое-как уговорили девочку и она, согнув губы (главная причина каприза) обнажила правую. Тогда-то он показал свой класс, ткнув только одним пальцем.

Маша недоверчиво посмотрела на руку – не болит! Совсем не болит!

И решительно отдала руку. Ну еще бы она отдала, – усмехнулся Миша и начал обрабатывать кончики нервов.

Перелом у девочки был с осложнением. Потому-то современные врачи пока было не в состоянии. Мише же это осложнение было еще одним пустячком, как у недавнего мальчика Валеры с его сломанной ногой.

Помассировав руку в полном объеме и убедившись, что в порядке (ничто не болит, все мышцы работают), он сообщил, что необходимо еще три приема.

Они немного пободались – Миша доказывал, что рука будет залечена, а Маша с матерью с недоверием спрашивали, что хотя бы перестанет болеть.

Кое-как договорились. Вот после этого Георгий Сергеевич привез ему эксклюзивную коллекцию сыров. Не повезло. В СССР этот комплект предложили двум людям: Брежневу и Ивашину. Трудно сказать, как Брежневу, но Мише было не до сыров. И он, досадно хмыкая, как старик, предложил, взяла бы да и, как жена попробовала.

И такие бывают свадебные предложения.

Света только засмущалась и взяла эксклюзивный кусочек сыр, и промычала в восхищении. Вкусно. Про жену она пропустила. Если захочет, еще скажет.

Елизавета Сергеевна скромно взяла кусочек сыра поменьше. А вот перспектив у нее были куда больше, чем у лапушки-дочери. И пропускать его слова о жене она не собиралась.

Она давненько уже смотрела на развитие отношений, а, точнее, их промедление. Раньше она была категорически против этого пьяницы, сейчас также горячо за. И не могла понять, что дочь тянет. Не пьет, у дефицита, а самой уже двадцать семь. Ему-то все равно, не эта так другая, а Света что же?

Посмотрев на них, она решила вмешаться. Пусть они еще раз разругаются, но Света должна быть его женой. А теща, как обычно, бывает плохой

Фривольно подмигнула Мише:

– Она на все согласна.

Миша не понял. На что это Света согласна, как считает Елизавета Сергеевна, которая всегда соотносилась к Мише очень плохо?

Елизавета Сергеевна с трудом согнала недовольную мину. Какие же ныне бестолковые молодые люди! Интересно, если она уйдет в сторону, она как-нибудь внучат нянчить будет?

– И как жена, и как дегустатор, – вежливо сказала она этому гамадрилу, который может и руками работает хорошо, но головой не выше обезьяны.

Миша, как после операции на голове дубинкой, прозрел. И хотя Света яростно запротестовала и хотела уйти, насильно ее усадил, объявив:

– Я готов! Сыграем свадьбу сегодня?

И затаился. А вдруг запротестуют и категорически скажут – нет!

Но Света вдруг смягчилась, спряталась у него в руках, а Елизавета Сергеевна, мельком с ней переглянувшись, твердо согласилась:

– Женимся сегодня!

Ему стало жарко, аж пот на коже появился. Вино у него есть, водку найдут везде, да и пищи хватит, на крайний случай, Павлову позвонит. Чего нет? Гостей! Даже свидетелей на свадьбу и тех надо поискать. И ЗАГС, где он хотя был? В Москве же в каждом административном районе существует? Нет, надо звонить Брежневу.

Аккуратно посадил Свету к столу, рванул в другую комнату – к телефону. Он еще ни разу не звонил к генсеку, только тот ему. допустят ли еще к нему?

Набрал номер. Любезный женский голос поинтересовался:

– К кому он?

Откровенно робея, сказал к кому.

Видимо, голос его был совсем не твердый, поскольку у него откровенно спросили, а есть ли у него право разговаривать с самим Леонидом Ильичом?

И даже утвердительный ответ еще ни чего не сказал.

В трубке раздались какие-то технические шумы – секретарь искала сначала список допущенных до августейшего уха, потом фамилия в этом списке.

«Вот если его не вставил в этот список, – подумал Миша, – будет она ругаться, или просто по номеру сотрудников КГБ спустят?»

Посмотрел в другую комнату – гости сидят спокойно. Правильно, чувствуют, что хозяин по телефону разговаривает. А в эти годы это все. И средство связи, и административный канал. И даже магазин.

– Да, – раздался характерный голос. Хозяин явно находится на заседании и хотя понимает, что разговаривает не с чиновником, но тон остался.

Надо дать время ему перестроиться. А то еще откажет. К кому тогда он обратится?

Через несколько минут голос заметно потеплел и Миша обратился с просьбой выделить пару знакомых чекистов в свидетели со стороны жениха. Одного основного, другого запасного

У Брежнева со здоровьем было плохо, но память еще сдавала не совсем.

– Ты решился, что ли? – обрадованно сказал он, – поздравляю!