После семнадцати в рабочие дни, если не внезапное желание Брежнева или какой-нибудь форс-мажор в виде неожиданной болезни (генсек был ими полон, как Бобик блохами), Миша был свободен. Как бы. Ведь генеральный всегда мог зайти в свое свободное время. Но тут уж ничего не поделаешь.

Именно в это время он решил завершить уборку комнат, а за одним окрутить Свету и уговорить выйти за него замуж. Исходя из этого, он объявил очередную среду для технички и официантки. Он отпустил бы еще повара, но тогда возникала проблема пищи для охраны. А отпускать охрану оказалось невозможно. Действительно, сотрудники 9 управление именно КГБ. И он очень даже похоже не только охраняет, но и надзирает.

И черт с ним, займемся конкретно собой! Уже действительно двадцать шесть. Все надоело – и готовить самому (с соответствующим качеством – или сыро, или подгорело). И убирать в огромной квартире. А обслуживающий персонал – сегодня они есть, завтра нет.

Да и физиологические потребности существовали – он же мужчина в расцвете сил!

Вот и приди Света!

А перед этим приготовить какое-нибудь легкое, простое, но очень оригинальное.

Вообще-то это был средневековый отечественный продукт под названием лапша, но Миша назвал его итальянским словом спагетти. Тем более, в основе лежала иностранные макароны, а в соус легли не только отечественная говяжья грудинка, но и оливки, горошек, томатный соус, оливковое масло и др. При всем почитании советскими гражданами всего иностранного, достигшими в 1970-е годы большого масштаба, Свете можно было закружить голову.

Как и все трудящиеся в СССР, она окончила работать в семнадцать часов и, с учетом дороги, приехала к его дому к восемнадцати часам. Миша решил кардинально облегчить свою проблему и просто выйти к подъезду и под руку провести Свету в свою квартиру. Иначе замучаешься объяснять постовым зачем, кого и по какой причине ты проводишь конкретную девушку.

А сама его пассия наверняка бы шлялась на улице около подъезда, не осмеливаясь войти в дом, но и не решаясь уйти от любимого.

В начале седьмого, не дождавшись Светы, прошел на улицу. И, конечно же, напоролся на Свету, растеряно стоящую около подъезда.

Аккуратно обошел девушку (она, конечно, не заметила в приличной толпе прохожих), схватил сзади за плечи:

– Руки вверх, гражданка Грицацуева!

– Ах! – Света, как всегда в таких случаях, растерялась, обмякла, готовая практически сдаться неприятелю.

Он поднял ее на руки, не давая ей опозорится.

И опозорился сам, чуть не рухнув на землю. Еще бы, на него с небольшого расстояния смотрела удивленная Екатерина Сергеевна, которая с какого-то счастья отправилась с дочерью в почти любовное свидание. Во всяком случае, Миша считал именно так

Увидев его лицо, она сразу немного рассердилась на маму, стукнула кулачком в грудь, обругала. Потом поняла, что перестаралась, обласкала, поцеловала, вырвалась с рук, смущенная.

Миша, отнюдь не потерявшийся среди людей, обнял ее, как будто прикрыл, предложил зайти в квартиру. Что тут, как молодые, торчать. Екатерину Сергеевну он, как бы не заметил.

Светочка была не против (и даже немножечко без мамы), но все остановилась с вопросом:

– А тебе что-то надо купить? Хлеба, сыра, молока… э-э-э мяса?

Мяса в магазинах Москвы в ту эпоху никогда не было (а тем более в обычных населенных пунктах СССР). Да и молочную продукцию надо поискать.

Екатерина Сергеевна более опытная и менее оглушенная любовью, предлагала по пути в гости к Мише купить буханку хлеба.

Смешные такие. Он затащил ее в подъезд, не слушая смущенное щебетанье, что надо что-то купить. Будущая теща зашла сама.

Около лифта (ее квартира на целом втором этаже и потому он не ходил на лестнице!) он нажал на кнопку, остановил их в ожидании, категорично заявил, переводя взгляд с мамы на дочь:

– У меня есть все, что есть в магазинах, а, тем более, и чего нет!

– Да-а! – хотела возразить Света, вспомнила, как он прошел к ней с сумкой дефицита, замолчала, посмотрев на маму. Та и не думала поспорить с любимым зятем, судя по выражению подобревшего лица.

Тут еще, кстати, подошел лифт. В отличие от обычной многоэтажки, его не стоило долго ждать.

Миша по-хозяйски взял ее за руку втянул в лифт, попросил войти Елизавету Сергеевну. Охранник Брежнева Сергей как-то ему говорил, что в их доме лифты двигаются медленнее, чтобы не торопить высокопоставленных пассажиров. Но все таки…

Потом таким же образом вытянул на втором этаже: девушку за руку, будущую тещу вербально.

Света молча шла за ним. Она и раньше при нем была тиха и незаметна, а в последнее время, как-то таяла в его присутствии. Радовала теща. Она окончательно решила иерархию в будущей семье в его пользу и теперь только ахала от качества дома.

Зашли в квартиру. Он оставил телевизор громко включенный и от этого Света буквально осела, хотя и понимала, откуда все это идет. Елизавета же Сергеевна сразу обратила внимание на паркет, не упустив в удовольствии даже прощупать его руками.

В их двухкомнатной квартире из-за времени и качества паркет окончательно доламывался и, как понимали все постояльцы, скоро им предстоит каждодневные визиты в коммунальные и строительные организации. Елизавета Сергеевна уже провела некоторые разведывательные рейды и приобрела крайне негативный опыт, который подсказывал, что новый паркет им не увидеть никогда.

Осталось только любоваться паркетом в чужих квартирах и мечтать о новом жилье.

А Миша поспешил на кухню. Все индигриенты согрелись, или, наоборот, остыли, набрались запаху и вкуса. Теперь оставалось приготовить пасту – сварить макароны и соус.

За что Миша полюбил это блюдо, так это скорость и при этом за приятный вкус. Через пять минут макароны были «отброшены», а мясо по-охотничьи доводилось с овощами. Мясо он сегодня не покупал. Брежнев сегодняшним утром, узнав, что его массажист еще не ел дичь, возмутился и после массажа самолично преподнес ему изрядный кусок кабанятины. Дичь была молодой (подсвинок) и вариться должна была недолго.

Зато холодной дичь становилась не вкусной. Так он, во всяком случае, знал теоретически. Поэтому, оставив блюдо на малом огне, поспешил искать свою пассию и ее маму.

А их еще надо было найти. И комнаты большие (не малолитражка!) и вещей много. Он думал найти их у телевизора (не угадал), у музыкального комбината (опять промазал) и только когда уже начал тревожится, нашел за стиральной машиной. Они увлеченно рылась в его грязной одежде и даже не слышала, как он подошел.

– Вот ты мне подскажи, – попросил он Свету, смеясь, – что значит «рыться в грязном белье». У тебя это очень получается.

– Ну что же! – отбивалась она, – я нечаянно увидела, а потом увлеклась. Это же не запрещено! Мама, скажи!

– Ничего себе! – поразился Миша, – а что тогда не в кухонном ведре или не в туалете? Ну, ты и любопытная Варвара!

– Это, конечно, не манифиг, – призналась Елизавета Сергеевна, – ну когда мы еще найдем грязную мужскую одежду исключительно производства Германии, Англии, Италии и Франции.

Потащив за руку Свету (Елизавету Сергеевну взглядом) на кухню (а то еще куда-нибудь залезут), он посадил там их за стол и, не слушая робкое скуление Светы (она совсем не голодная и совсем не хочет есть), поставил тарелки из итальянского гарнитура, нагрузив в одну пасту, в другую мясо с винным соусом.

При виде горячей и вкусной пищи, положеной ей под нос, стало понятно, как он не голодна. Рабочий день есть рабочий день, и какой бы ты диетой не увлекалась, вечером ты, прежде всего, хочешь кушать.

– Я не могу есть одна, – пищала она целомудренно, – поешь со мной!

– Как ты капризна, Света, – пожурила ее Елизавета Сергеевна, приняла тарелки с пищей из рук Миши и принялась есть.

Если женщина просит… тем более, он все равно хотел есть. Вечер на дворе, а у нее тоже был весь день рабочий.

Вытащил еще пару тарелок итальянской посуды, он (гораздо больше) положил пасты и мяса, положив половину на одну, перемешав и вожделенно замычав, быстренько отрезав хлеба и, вежливо спросив их – какое для них – французское или итальянское.