Уложив покупки, договорились встретиться после окончания смены продавщицы, которую, кстати, звали Марина. И ведь женщина даже не задумывается, что может окончательно погубить здоровье ребенка. Доверчивые люди! Миша, находясь во времена ХХ века на месте другого человека, ни за что бы не стал так лечиться, а тем более у малознакомого разнорабочего. Какой из него врач, ни одной болезни по настоящему не знает, только слухи и сплетни. Нет, как раз он-то медик хорошего уровня – ХХII века, но она откуда знает? Тем более, если они лишь почти знакомы – и в магазине не раз был, и во дворе мимоходом встречались, но не разговаривали, не общались, дела не обсуждали. И?

Миша покачал головой и отправился обратно – в кочегарку, навстречу работе и отдыху.

В кочегарке был полный комплект трудящихся. Митрич, по случаю рабочего дня и похмелья без права опохмелки сердито-молчаливый, сосредоточено шуровал лопатой уголь. Другой напарник – Иваныч, хотя и имел семейное гнездышко, но домой, к злой жене и не менее злой разведенной дочерью, не торопился. Он с похмелья пытался соорудить из двух стащенных у жены картофелин и горсти вермишели, купленных на сдачу в незапамятные времена, что-то похожее на съедобную консистенцию.

Предложение Миши скинуться по рублику, получив за это по палке колбасы, было встречено стариками без большого восторга, но с пониманием. Кушать также нужно, особенно если это вкусная колбаса. Митрич, правда, проворчал, что лучше бы скинулись на портвейн, но деньги дал, поскольку сегодня еще не обедал. В итоге Иваныч сделал некое подобие жаркого из колбасы, картофеля и вермишели. С точки зрения нормального семьянина и женщины – гадость, небалованного хронопутешественника – редкая прелесть.

Банки со сгущенкой Миша только показал и тут же убрал под матрас своей кровати. НЕ ДЕТИ! Мужики немного поворчали, но настаивать не стали и косыми взглядами не награждали. Лучше водкой или одеколоном. Тем более, денег за сгущенное молоко их напарник не потребовал и не дразнил. Просто проинформировал.

Молча пообедали и каждый занялся своей заботой – Митрич пришел к топке кидать уголь, Иванович – кручиниться и, не торопясь, собираться домой, вздыхая. Ему еще надо было врать, что он делал в отсутствии на квартире и почему у него опять нет зарплаты. Ну а Миша пошел по договоренности к продавщице Марине.

Пересменка в магазинчике происходила, по логике вещей, в конце завершающейся смены. Но Марина сразу предупредила, что график для начальства и проверяющих, а на практике сменяются они, когда им необходимо. И, поскольку ей очень надо, то встретиться им лучше еще до темноты, то есть, по зимним временам, часа в три. Все-таки побаивалась малознакомого мужчину! Молодец! Мужа-то нет. М-да. Мать-одиночка, кто ее защитит. Ну, или беспокоилась за единственного ребенка.

Миша сердито покачал головой. Не его дело! Личная жизнь Марины его не касается, у него Светлана! Для него существует только недуг ее ребенка!

Он пришел к ее жилью чуть раньше, чтобы не разминуться и не заставить ждать. И из-за этого вынужден был немного подождать в подъезде. Чертово место! Тут же появилась какая-то бабка, борющаяся за высокое звание подъезда социалистического уровня, начала въедливо и настороженно интересоваться, в какой квартире он здесь проживает, а раз не проживет, чего сюда приперся? Сейчас она милицию вызовет и его посадят за хулиганство!

Ситуация начала складываться досадной и для Миши неприятной, ругаться со старушкой было смешно и несуразно, а отшутиться от этой прилипалы не удавалось. Уйти? Еще пять минут и уйду!

К счастью, вскоре в подъезде появилась его спасительница Марина, уставшая к концу работы, завершившая долгую смену с периодической руганью с покупателями (то хлеб черствый, то крупа с мусором) и потому злая. Поздоровавшись с экстрасенсом она с ходу громко обругала бабку Маню, сующую свой нос в каждую дыру.

– Шпиона, что ли, ищешь? – ехидно поинтересовалась она, – агент КГБ! Все никак до кладбища не до ползешь?

Авторитет работника советского общепита был настолько велик, что мощная бабка, не испугавшаяся выяснять отношения с незнакомым мужчиной, мгновенно сдулась от слов уставшей, а потому злой продавщицы, пробормотала нечто невнятное и умелась от греха подальше по лестнице домой в свою квартиру.

Видимо, отношения двух представителей женского пола были выяснены давно и твердо. И выяснять проигравшей стороне еще раз уже не хотелось.

– Эта Маня! Вечно пристает к хорошим людям, раз дома лаяться не с кем, – объяснила Марина спокойней, – лучше бы работала, ругаться сил хватает и в семьдесят лет, а как на производство идти работать – то ноги ломит от подагры, то кисти не гнутся от ревматизма. Тьфу!

Миша машинально кивнул, думая уже не о вздорной старушке, от скуки ругающейся с посетителями подъезда, а о страдающем неподалеку мальчике.

У него когда-то был некоторый опыт излечения больных пальцевыми методами, но сегодня цена была гораздо выше, чем просто перелом или растяжение мышцы. Там, в ХХII веке его могла перестраховать медицина.

Если же тут у него не получится, мальчик станет инвалидом. Второго-то такого «кудесника» в этом мире уже не найдешь. А официальная медицина вряд ли захочет за ним долечивать. Будет перелечивать многострадальное тело ребенка.

С такими мыслями он вошел вслед за Мариной в ее жилье. Скромная однокомнатная квартира освещалась небольшим настенным бра. Вместе с неярким январским солнцем этого было вполне достаточно, хотя уже чувствовался дефицит света. Во всяком случае, читать было бы затруднительно.

– Валера, врач из районной поликлиники был? – первый вопрос мамы после того, как они сняли свои полушубки и пальто – у кого что было – в маленькой прихожей и прошли в комнату, касался лечения. По объяснению Марины, он должен был прийти сегодня где-то в тринадцать часов.

– Был, – хмуро подтвердил светловолосый мальчик, лежащий в кровати с болезненной гримасой на лице.

– И что сказал?

– Задал несколько вопросов, помял ногу, очень грубо. Она и так постоянно болела, а теперь ноет, мочи нет. То остро стреляет, то болит, хоть волком вой.

Марина тревожно посмотрела на него, затем глухо отругала почему-то американских империалистов и, уже по делу, козлов из московского Минздрава.

– Велел позвонить тебе в больницу, – продолжил Валера, – хочет передать тебе несколько слов наедине по поводу моей ноги.

– А-а, – махнула рукой Марина, – будет ругаться, что не было взрослого в квартире, когда он пришел. Будто я бы не пришла, если бы смогла. Да рассказывать, почему…, - она замолчала, не желая расстраивать сына, а Миша понял, что официальная медицина ставит очень низко на ногу парня.

Почему-то врачи считают перелом неизлечимым. Кажется, он правильно почувствовал, что в нынешнее время, кроме него, лечить некому. Однако, пора было переходить к практической части. Ибо, слова – словами, а нога у мальчика остается больной и, судя по перекошенной физиономии, остается весьма болезненной.

– Где я могу помыть руки? – спросил он, памятуя, что так начинают лечебные процедуры все медики. Эта методика должна успокоить хозяев и укрепить к нему доверие.

Оказалось, что перегнул палку. Он же не врач.

– Странный ты, – удивилась Марина в ответ на его просьбу, – обычно наши народные целители о таких мелочах, как мытье руки и не думают. А ты прям как настоящий врач. Только лекарств у тебя обычных нет. Или антибиотик все же вколешь на всякий случай?

Хорошо он прокололся. Надо спасать себя, а то провалишься, даже не переходя к лечению пострадавшего мальчика. А Мариночка-то хорошая язва. Или все разведенки такие? Ладно, мытье рук можно обставить и по-другому.

– Руки надо мыть под краном не для чистоты, – напевно произнес он на манер непальских умельцев, умеющих восстанавливать и воскрешать людей через несколько суток после официальной смерти, – текущая вода – символ жизни и здоровья, омывая в них свои конечности и касаясь ими больного, ты помогаешь людям.