Первопрестольная Москва накладывала свой отпечаток на характер жизни в Вознесенской обители. Обилие паломников, обережение гробниц, многочисленные торжества, праздники, крестные ходы становились обязанностью, отвлекающей от духовного созерцания. Но монастырь всё-таки жил своей особенной, неповторимой жизнью.

Добавим ещё некоторые замечания, штрихи из жизни инокинь обители, сделанные паломником XIX века.

«Монахини монастыря издревле занимались разными рукоделиями: они вышивают шёлком и золотом, обнизывают образа дорогими каменьями и т. п. В старину обитель была местом пребывания государевых невест до брака. Ворота монастырские во всю первую неделю Великого поста по древнему обычаю запираются.

В половине XVIII столетия на Красной площади на Вербной неделе началась продажа «изукрашенной вербы». Деланием для неё цветов и дутых восковых плодов и фигур занимались преимущественно монахини и белицы Вознесенского монастыря. Внутри этой обители было второе гулянье: по двору монастыря и по террасам его, около келий прохаживался народ, смотрел на выставку искусственных цветов, опушённых зеленью, красиво собранных букетами и гирляндами, и покупал их у монахинь.

До 1810 года почти у самых ворот монастыря, под особенным шатром, устроенным императрицей Екатериной II, стояли четыре большие пушки. Они сданы потом в Арсенал».

Куда подевалось всё это наследие после 1929 года, теперь могут сказать разве что компетентные сотрудники Музеев Московского Кремля. Но ведь, как известно, не всё сохранилось. Увы!

Что же ещё всё-таки сберегли из Вознесенского монастыря в Музеях Московского Кремля? В полном объёме ответить могут только те, кто имеет доступ в самые потаённые хранилища. Но, например, в экспозиции Оружейной палаты выставляется очень почитаемая в своё время в обители икона-реликварий «Богоматерь Казанская» (вторая половина XVII века). Сохранились её ценный оклад 1717 года и мощевик с власами и ризой Богоматери, которые были привезены из Константинополя.

В иконостасе Успенского собора ныне находится икона «Богоматерь Владимирская» XVI века, которая была вложена княгиней Анной Трубецкой в 1633 году в Вознесенский монастырь. В фонде Музеев можно отыскать и особо почитаемую храмовую икону «Великомученица Екатерина», которая считалась святой покровительницей Московского великокняжеского дома.

Сохранились также записи в «Книгах выходов русских царей и патриархов», из которых ясно, что службы в дни поминовения женщин из великокняжеской или царской семьи совершались постоянно, а на помин их души регулярно привносились драгоценные вклады. В собраниях монастырской ризницы Музеев Московского Кремля сохранилось также более двух сотен исторических памятников-реликвий из обители Вознесения. Среди них — напрестольные кресты, некоторые с частицами мошей, утварь с вкладными надписями для совершения литургии, уникальное собрание надгробных покровов, подвесных пелён, покровцов и церковных облачений. Хотя, как известно, наибольшая часть сокровищ 500-летней истории монастыря утрачена безвозвратно.

Малоизвестен факт, что в 1863 году Вознесенский монастырь чуть было не закрыли и не убрали с территории Кремля. Вернее, предполагали перевести его в другое место — в Бутырки. Было это в период, когда настоятельницей обители была игумения Паисия (Нудельская). Об этой истории рассказал в своих воспоминаниях, в частности, архимандрит Пимен (Мясников), тогдашний настоятель Николо-Угрешского монастыря. Тот самый, который уже в наше время, в 2004 году, на Архиерейском соборе Русской православной церкви был причислен к лику святых, до этого будучи прославлен как местночтимый святой Московской епархии.

Вот что писал тогда архимандрит. Его перу принадлежат удивительные слова о красоте кремлёвской обители. «На меня возложено было поручение заняться перестройкою Вознесенского Девичьего монастыря, что в Москве. Он находится в Кремле. С восточной стороны одна из церквей и келии соприкасаются Кремлёвской стене, что возле Спасских ворот. С южной стороны тёплый собор монастыря (во имя Св. Великомученицы Екатерины) обращён лицом на Царскую площадь. Собор этот замечателен как по своей внутренности, так и по внешнему зодчеству, напоминающему известный Миланский Собор, и другого храма, подобного этому, нет не только в Москве, но и во всей России…»

Далее архимандрит Пимен рассказал о событиях вокруг обители: «Вознесенский монастырь от многократных переделок и поправок корпуса и келий приведён был в такое беспорядочное состояние и так обветшал, что недоумевали, что удобнее: вывести ли сестёр в иное место или приступить к возобновлению зданий. Настоятельницею в это время была игумения Паисия Нудольская, прежде уже бывшая настоятельницею в 3-х монастырях: Страстном, Алексеевском и Новодевичьем. Она была весьма хорошей жизни и опытная в правлении. Владыка учредил Комитет (Филарет (Дроздов). — К. К.-С.) и… потребовал мнения: «Что удобней, исправить ли здания, или перевести сестёр в иное место?» Мнение Комитета и игумении было, что удобнее перенести монастырь на новое место, нежели исправить. Владыко, основываясь на общем мнении, дозволил приискивать место. Избрано было единодушно, как самое удобное во всех отношениях и выгодное, предместье Бутырки».

Странно, но опытная настоятельница стала активно добиваться переезда монастыря из Кремля на тогдашнюю окраину Москвы. Видимо, ей было привычнее по старой памяти оказаться подальше от кремлёвской суеты. С ней должны были переехать все 70 монахинь, которые тогда там жили. А ведь всё-таки это был уникальный монастырь! Да и специальный Комитет по устройству Вознесенского монастыря пришёл первоначально к решению о необходимости переноса монастыря на другое место, чтобы было меньше затрат, нежели на ремонт его обветшавших строений.

Обсуждение проблемы будущего Вознесенского монастыря происходило не один год. После переезда предполагалось создать на старом месте в Кремле общину сестёр милосердия или поселить при монастыре нескольких сестёр, которые бы ухаживали за старинными церквями. Куда должны были переехать остальные? Игумения Паисия выбрала тогда место при церкви Рождества Богородицы на Бутырках. Дело могло дойти до создания на старой территории Вознесенской обители чего-то вроде исторического и мемориального места, где всё же совершались бы богослужения, необходимые в связи с существованием некрополя великих женщин российской древности.

Но развязка событий произошла быстро.

Митрополит Филарет определил так: «Монастырь женский, в котором почивают царственные особы женского пола, и особенно преподобная Евфросиния, неудобно отторгнуть от сей святыни и от досточтимой древности». Ему вторил архимандрит Пимен: «…но так как монастырь был исторический, то Владыка не мог примириться с мыслию перевести его в другое место… Оказалось много неудобств и препятствий к уничтожению монастыря».

Так впервые прозвучала фраза «уничтожение монастыря». К счастью, в первый и тогда (и только тогда!) — последний раз! Комитет упразднили, а затем Синод принял решение не переносить обитель. И девичий монастырь остался на старом месте!

Архимандрит продолжает рассказ: «Игумения Паисия, сроднившаяся с мыслию о перенесении монастыря на Бутырки и мечтавшая об основании его там на началах общежительных, приняла это решение с глубоким негодованием». Однако Пимен возглавил работы по перестройке, которая прошла необыкновенно быстро, за четыре месяца 1863 года — с сентября по декабрь. Во время работ он «прибегал к принудительным мерам», ощущал «сопротивление монахини». Но к 1 января 1864 года все работы уже были закончены и закрыты. И обитель укрепилась на своих кремлёвских корнях!

Игумения Паисия, однако, сделала много важного для монастыря и даже внедрила в его жизнь некоторые общежительские правила, которые во многом облегчали жизнь монахинь, вынужденных до этого выживать с помощью только лишь собственного труда, отнимавшего много сил и времени.