Возрождение более пристальной памяти о княгине произошло в начале XIX столетия. Возможно, после 1807 года, когда с момента её кончины прошло 400 лет. У нас нет сведений о том, как и в каком масштабе отмечалась эта дата в те дни. Но особое почитание Вознесенской обители было налицо. Именно тогда, в 1821—1822 годах, появилась новая рака над её гробницей с дарственной надписью (слова «мощи» в надписи на раке не было), а над ней была поставлена икона — образ преподобной, которая при устроении раки была обложена богатой серебряной ризой. Затем, в течение короткого времени, обустройство раки менялось. Менялись и образы над нею. В 1872 году раку над гробницей княгини сделали другой, уже с балдахином, почитаемую икону святой, висевшую у южной грани южного столпа, украсили окладом из золочёного серебра, а ризу убрали драгоценными камнями. В то самое время над ракой появилась сохранившаяся на фотографиях композиция «Исцеление слепого преподобной Евфросинией», по сюжету, взятому из «В мале сказания» («Чудо о слепце»). Создал её иконописец Н. М. Сафонов.
Как уже говорилось, появились и Служба, и акафист Евдокии Димитриевне, а затем стали появляться её жития, в основу которых также лёг текст повести «В мале сказание». Народ уже почитал её как святую, благоверную и преподобную защитницу Москвы.
Так с какого же времени мы можем считать официальную канонизацию преподобной Евфросинии Московской состоявшейся? Однозначно ответить на этот вопрос пока не получается. Но есть косвенные свидетельства, приближающие нас к ответу. Например, появление новой раки в 1821—1822 годах и упоминание современником событий, историком А. Е. Викторовым, о постоянно проводящихся в то время в Вознесенском монастыре панихидах по Евдокии-Евфросинии (он, как мы помним, в 1857 году даже сослался на некий рукописный документ с последованием такой великой панихиды) могли бы показать, что вот — она уже канонизирована. Но не всё так просто. По этому поводу другой историк — Е. Е. Голубинский уже в 1903 году сделал весьма существенные замечания.
Голубинский считал, что необходимо было различать неофициальное почитание и местную канонизацию. Он пишет: «В первом издании книги (речь о книге Голубинского «История канонизации святых в Русской Церкви». — К. К.-С.) мы поставили её в числе святых; но теперь мы имеем в руках книжку: «Великая княгиня Евдокия, во иночестве преподобная Евфросиния», напечатанную в 1857-м году, из которой узнаем, что память её празднуется панихидами по ней и, следовательно, что она не есть канонизованная святая, а только почитаемая усопшая». Он упоминает здесь книгу А. Е. Викторова.
Развивая свою мысль, Голубинский приводит интересный документ — письмо митрополита Санкт-Петербургского Серафима к митрополиту Московскому Филарету от 20 ноября 1823 года: «В рассуждении благоверной княгини инокини Евфросинии я говорил с членами Св. Синода: но решительного от них на сие ответа не получил. Говорили pro и contra, представляя подобный пример благоверной же княгини инокини Анны, в Кашине почивающей, которой также пели молебны, даже церкви во имя её в некоторых местах освящены были, но после один архиерей запретил петь молебны, и теперь, как вам известно, поют панихиды, и, что всего страннее, читают молитву про конце оные такую, которая читается только одним святым. Есть ли угодно знать вам моё по сему предмету мнение: то я советую вам отписать о сём обстоятельно к кн. А. Н. Г. (Имеется в виду князь Александр Николаевич Голицын, на тот момент возглавлявший Министерство духовных дел и народного просвещения, в его компетенции были и вопросы канонизации. — К. К.-С.) Может быть, он переговорит о сём деле со мною, а вероятно — доложит и государю. Вреда из сего никакого последовать не может». То есть автор письма сожалеет, что не проведена настоящая, официальная канонизация великой княгини Евдокии. Голубинский комментирует: «В письме даётся знать, что митр. Филарет желал и искал, чтобы княгине Евфросинии петы были молебны вместо панихид о ней или чтобы она признана была местною святою, и что он ссылался при сем на прежнее время, когда княгине петы были молебны».
Казалось бы — горестное заключение, но с надеждой на ближайшее решение этой проблемы. Однако завершает комментарий Голубинский удивительным выводом, который — что редкость — является прямым указанием на момент канонизации святой. Он пишет следующее: «Сообщено нам за достоверное, что в настоящее время, не позднее как с 1869-го года, княгине поются молебны: следовательно, когда-то после 1857-го и до 1869-го года она причтена к лику местных святых (собственно — восстановлена в их лике)».
Год 1857-й понятен — это год выхода в свет книги А. Е. Викторова. А вот слова Голубинского о «восстановлении в лике» святых — это очень интересно. Ибо они вновь намекают на более раннюю канонизацию. Хотя остаётся лишь догадываться — какие времена прежнего почитания святой Евдокии-Евфросинии историк имел в виду.
Мнение Голубинского может поддержать документ — опись имущества Вознесенского монастыря за 1910 год. По этой бумаге в обители хранились иконы с изображением святой Евфросинии только XIX или XX столетий. Если бы официальная канонизация произошла раньше, более ранних икон было бы много.
Есть ещё один интересный факт, связанный с нашей темой, на который уже обратили внимание исследователи творчества писателя Ф. М. Достоевского, а мы его подробно рассмотрим. Он может показаться, на первый взгляд, фантастичным. Но…
Этот факт тоже связан с именем святой Евфросинии. Как известно, в 1866 году Достоевский создал роман «Преступление и наказание». Действие романа начинается так: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки…» Казалось бы, ничего особенного. Но можно заметить несколько удивительных совпадений и ассоциаций, которые писатель, видимо, неспроста внедрил в повествование. Давайте первоначально предположим, что сюжет «Преступления и наказания» начинается указанным июльским вечером, но уточним — например, 7 июля. Раскольников мысленно обращается к сестре: «Знаю и то, о чём ты всю ночь продумала, ходя по комнате, и о чём молилась перед Казанскою Божией Матерью, которая у мамаши в спальне стоит…». И вот тут возникает множество аналогий. Рассмотрим их.
Во-первых, 7 июля — день почитания Влахернской иконы Божией Матери, а это канун празднования Казанской иконы (Явления иконы Пресвятой Богородицы во граде Казани, 8 июля). То есть вечер этого дня упомянут весьма уместно, со знанием автором православного богослужения. Кроме этого добавим, что в XVIII и в XIX веках в Вознесенском кремлёвском женском монастыре была отдельная церковь в честь Явления Казанской иконы Богоматери, построенная на средства княжны Иоанны Барятинской, в схимонахинях Анны, при игумении Евдокии (!) Челищевой. Во-вторых, 7 июля — это день почитания Евфросинии Московской — великой княгини Евдокии. В-третьих, Влахернская икона Божией Матери была обретена в Иерусалиме императрицей Евдокией (!) и принесена в Константинополь, где затем императрицей Пульхерией поставлена в церкви Влахернской.
А теперь напомним: имя сестры Раскольникова в романе — Евдокия (Авдотья), а имя его матери — Пульхерия! Случайное ли это совпадение?
Продолжим.
Как известно, из Влахернской церкви Константинополя епископом Дионисием Суздальским в 1381 году на Русь были присланы иконы — списки со святынь, одна из которых — почитаемая «Одигитрия». Именно эта икона была передана затем великой княгине Евдокии, супруге Дмитрия Донского, помещена ею в основанном ею же Вознесенском женском монастыре, а позднее, переписанная известным иконописцем Дионисием, стала главной святыней этой кремлёвской обители. То есть время происходящих событий — начало июля — также выбрано автором романа неслучайно.
И вот тут, в-четвёртых, в финале романа Достоевского сестра героя — Авдотья (Евдокия) Романовна — становится супругой Дмитрия (!) Разумихина. Возникает пара — Дмитрий и Евдокия…
