– Расскажи. Что сделал?

Не с первого раза, не без помощи Лю Юя, но я все же получил полный анамнез от бродячего убийцы духов и демонов. Оказалось, наемник, которого мы с Быком приняли за убийцу – еще дома, в Пояне – подсадил на тело крохотного духа. Точнее, на волосы. Их здесь стричь было не принято, так что дух‑посредник спокойненько свил себе гнездо у меня на голове, и спал. Активировался он, только когда это нужно было Янь‑вану. Создал – это я уже своими словами – что‑то вроде канала, через который часть духа князя ада входила в меня и управляла телом.

Обнаружить его было почти нереально, как я уже сказал, большую часть времени дух находился в анабиозе. К тому же через пару месяцев он и сам должен был развоплотиться – о чем Бо Хэ сообщил мне безо всякого смущения. Типа, а чо такого – я же все равно работу сделал!

– Но у тебя есть еще одна беда, мой господин, – доверительно понизив голос, сказал охотник, закончив рассказ. – Проникнув в тебя, дух короля ада оставил внутри частичку себя.

– И что это значит? – с легкой иронией спросил я. Ну, в смысле: «Что? Значит?»

Заявлению Бо Хэ я не поверил. Очень уж он походил на мошенника, который решил еще раз ободрать доверчивого клиента. Да, к нему все мои соратники относились с почтительностью, даже видя его впервые, но это его плутоватое выражение лица…

– Твоя ци отравлена, – сказал он. – Немного. Незаметно. Она меняется. Становится ядовитой. Нужно чистить.

– Сколько? – с еще большим сарказмом уточнил я, окончательно уверившись в мотивах бродячего демоноборца.

– Нет‑нет, господин! Ты неверно меня понял! Я не смогу этого сделать. Я лишь охотник. Только ты сам. Я не знаю как. Но тебе стоит найти монаха. Они в этом разбираются.

– Иначе?

– Через год применение любой техники может убить тебя.

Наверное, Бо Хэ думал, что напугает меня этим заявлением. Но в душе ничего даже не дрогнуло. Отметил отстраненно – год. Богиня дала такой срок, чтобы доказать мою самостоятельность другим небожителям (хотя, по сути, это она отмазывалась от собственного чрезмерного влияния на мир смертных). И Янь‑ван, точнее, его проклятие, сработает через столько же. Случайность? Нет, конечно! Что‑то раньше никто не находил во мне следов «отравления ци». А ведь Матушка И последние дни постоянно проводит мониторинг богатого внутреннего мира стратега Вэня.

Скорее это дополнительная мотивация, только теперь не со стороны многоликой, а от короля ада. Мол, старик, слежу за тобой, не подведи. Не подведу, повелитель преисподней, не волнуйся. Я для себя уже окончательно решил, что никакая я не марионетка милосердной богини. Сам сюда ломанулся, сам принял все последствия, сам их начал разруливать. Так что справлюсь. Или сдохну. Но тогда меня эти проклятия точно волновать не будут.

В общем, охотнику на демонов заплатили за работу, он отправился в свой бесконечный поход по выслеживанию потустороннего, а я остался. Потекли один за другим дни, в каждый из которых я учился сам и пытался научить свою армию «новейшим стратегиям», которые тут даже еще не изобрели. Ставка фракции по‑прежнему находилась в поместье Бегония, войско же расположилось рядом в полевом лагере и нещадно объедало округу. Пора уже было сниматься и топать к одному из своих городов, но мы еще не закончили устанавливать власть фракции надо всеми поселениями, а отсюда это было делать удобнее, чем из того же Юйчжана.

По прошествии же недели я получил письмо, в котором сообщалось, что в гости ко мне едет Чэн Шу – сам папенька моей нареченной и второй (уже) человек по влиянию и военной силе на юго‑востоке Китая. В послании он сообщал, что очень рад моему необыкновенно быстрому возвышению и надеется увидеть меня и свою дочь в добром здравии. Так как визит он собирался нанести именно сюда, сворачивать лагерь уже не было смысла. Осталось лишь достойно подготовится к приезду тестя. И не ударить перед ним в грязь лицом.

– Князь Чэн Шу был важным сановником при дворе императора, – озабоченно покачал головой Мытарь на собранном по такому случаю совете. Не военном, но близко к этому. – Его визит предполагал определенные церемонии с нашей стороны. Конечно, ты, мой господин, можешь называть его дядей даже при посторонних, заключенный договор о браке позволяет это, но необходимый уровень приема мы должны обеспечить.

И поместье Бегония, с моей легкой руки переименованное в Куст, превратилось в строительную площадку. Обрадованные таким поворотом местные жители – за все работы я платил наличкой, а не долговыми обязательствами – активно рубили окрестный лес, ровняли площадки за стенами поселения, возводили павильоны, и вообще, с необычайным энтузиазмом ждали гостей.

Сперва‑то я, дурак, думал, что справлюсь своими силами, шутка ли, почти тридцать тысяч солдатиков, сам бог велел превратить их в стройбат. Но оказалось, что строить они умеют, но только фортификационные сооружения. Рвы там копать, валы насыпать, ну и так далее. Какие‑то более сложные конструкции выходили из‑под их рук надежными, но грубыми и неказистыми. Даже просто отправить их на валку леса оказалось невозможно – деревья они брали сучковатые, кривые, а то и вовсе гнилые в сердцевине. Армия, как она есть.

Пришлось, в общем, отказаться от бесплатной рабочей силы. Не полностью, на черновых работах солдаты использовались, но и только. К большой радости местных. Которые, наверное, за всю историю существования поселения ни разу столько бабла не поднимали.

Я подписывал один контракт за другим, утверждал все новые и новые подрядные работы, но в какой‑то момент понял, что потерял над подготовкой контроль. Произошло это в тот момент, когда Юэлян доложила, что выписала из Юйчжана личный состав обоих тамошних борделей.

– А их‑то зачем? – воскликнул я, подписывая криво исполненным иероглифом поданую ею финансовую ведомость. – Это же визит родственника!

Да, я уже говорил лучше, но подозреваю, что прозвучали мои слова примерно так: «Зачем? Приедет отец твой!»

– В свите князя Чэн Шу много ученых, художников и поэтов! – возмущенно вскинула глаза девица Чэн. – Чем, по‑твоему, они будут заниматься здесь, вдали от привычных благ цивилизации? Пить с Лю Юем и Ган Нином?

– Ученые не выживут, – был вынужден признать я. – Нужен бордель.

На следующий день после этого разговора ко мне пришел Пират и предложил включить в программу визита поэтическое состязание.

– Э? – уточнил я недоверчиво.

Давно обратил внимание на эту лингвистическую особенность. А когда утратил возможности нормально разговаривать, и сам взял на вооружение. Здешний люд очень часто общался такими вот междометийными возгласами типа «Э?», «О» или «А!». Каждый раз один и тот же звук, произнесенный в разной тональности, выражал другую эмоцию. Язык же музыкальный, на тонах основанный. Могут себе позволить.

Вот сейчас, например, я фактически спросил соратника о том, какое именно состязание он затеял провести. И он понял меня совершенно правильно.

– Поэтическое! – с непривычным мне пылом отозвался Пират. – Что? В походах я написал множество стихов и хотел бы, чтобы их могли оценить понимающие в этом люди! Считаешь, я пишу дурные стихи?

– Я твоих не слышал, – примирительно вскинул я руки. И прежде, чем он начал их читать (знаю я этих поэтов – по лицу было видно, что собрался уже), согласно закивал. – Давай! Пусть будет поэзия, да! Культура и искусство – хорошо!

Пират ушел окрыленный (не забыв подписать еще одну расходную ведомость для строительства павильона для своего танцевального – тьфу ты! – поэтического баттла), а я остался в на балконе с вытаращенными глазами. Куда катится моя армия?! И кто придет следующим? Лю Юй с предложением построить в поле трактир, чтобы там проводить соревнования «кто кого перепьет»?

Фоном прошли сообщения от моих вассалов (формально из двоих писавших только один имел такой статус). Ля Ин сообщал, что заканчивает строительство первой во флоте речной крепости – здоровенного судна, задача которого не столько плавать, сколько являться площадкой на воде для пехоты и стрелков. Бешеная Цань, которая за последние десять дней еще дважды убивала меня во сне, писала, что Кэйцзи вот‑вот падет, так как у осажденных совсем закончились припасы.