Отчаявшись, Александра рискнула обратиться к своему начальнику с просьбой дать ей отгул. В ответ Михалыч только возмущенно покрутил пальцем у виска. Через пять дней заканчивались сроки сдачи заказа. Цеха трещали, работая на повышенных мощностях. Арефьева с ее личными проблемами сейчас мало кого волновала, и ей отказали.

Спецотряды гвардии и СБТА с нетерпением ожидали поставок нового обмундирования и экипировки. Это дело было на контроле у высших чинов, поэтому даже речи не могло быть о том, чтобы сорвать производственные сроки.

Когда десятого декабря бойцы гвардейского спецподразделения выкурили активистов Союза из правительственного квартала, часть из них была арестована, однако большую часть вместе с относительно мирными демонстрантами оттеснили обратно к главной площади Агломерации, а саму площадь взяли в кольцо оцепления. Пока цивилизованные власти ломали голову, как очистить центр города, не устроив при этом кровавую бойню, мятежники продолжали наводить свои порядки: воспользовавшись отсутствием гвардейцев и полиции внутри оцепления, активисты свалили памятник первому главе Агломерации, а на постамент, вместо памятника, водрузили флаг Союза Освобождения.

В сторону гвардейцев, сдерживающих толпу протестующих, летели не только ругательства, но и камни, металлические предметы – все, что попадалось под руку. Бутылки с зажигательной смесью взрывались в их рядах и провоцировали панику. Защитники правопорядка оказались абсолютно безоружны перед действием неизвестного химиката, который, разъедая ткань, попадал на кожу и вызывал сильнейшие ожоги.

СБТА и представители таможенной службы вскоре начали расследование, пытаясь выяснить, каким образом взрывные смеси с неизвестным химическим составом попали на закрытую территорию Третьей Агломерации. Предположения, что составляющие компоненты могли быть похищены с местного предприятия, быстро отпали, поскольку ни одно предприятие в Промышленном округе не занималось синтезом и производством подобных химикатов.

Время шло. Декабрь практически подходил к концу. Остервеневшая толпа незаконнорожденных, похоже, не собиралась расходиться с улиц, а вопросов в этой истории становилось больше, чем ответов.

Когда Арефьева поняла, что вынуждена снова нарушить свою договоренность с тренером и пропустить ближайшее занятие в спортивной секции, она впала в ступор, не зная, как сообщить об этом Сергею Сергеевичу. Размышляя, с какой стороны зайти, чтобы при этом совсем не испортить отношения со своим наставником, Саша постоянно откладывала и откладывала беседу.

Наступило утро вторника. И если в начале дня девушка еще помнила, что сегодня ей нужно сделать важный звонок, то, когда она заступила на смену, все завертелось, закрутилось, и мысли, не связанные с работой, просто улетучились из головы. Очнулась Арефьева только поздним вечером, когда в раздевалке стягивала с себя рабочую униформу и вдруг услышала входящий звонок.

Тренер сухо и лаконично сообщил ей, что с соревнований она снята за прогулы и недостаточный уровень подготовки. Александра начала было сбивчиво оправдываться, пытаясь убедить Минаева, что еще успеет вернуться в нужную форму, но Сергей Сергеевич оказался крайне категоричен. В конце концов он просто положил трубку, а Саша Арефьева осталась стоять в раздевалке с осунувшимся от недосыпания лицом и в полном недоумении, как она могла так бездарно угробить почти полгода своей же работы.

«Ладно, – подумала она. – Через пару дней все закончится, у меня, наконец, появится время… Отосплюсь, приду в себя и снова поговорю с тренером, но уже при личной встрече».

Однако, как бы Арефьева ни пыталась себя убедить, что все наладится, после разговора с Сергеем Сергеевичем она совсем обмякла.

Ненормированный график напрочь выбил Сашу из колеи. Когда она не работала, она хотела только одного – спать. Когда она не спала, она вынуждена была работать. И все же ее продолжали поддерживать мысли о том, что в финале этого изматывающего забега она вернется к единственному делу, вызывавшему у нее интерес, и продолжит двигаться навстречу переменам. Но теперь у нее будто кто-то заглушил двигатель внутри. И без того хрупкая вера в себя пошатнулась. Александра осела в женской раздевалке и унылым взглядом уставилась в противоположную стену.

Месяц, думала она, не задался. А, может, и не только месяц… В последнее время Саша нередко ощущала себя какой-то потерянной: будто все идет совсем не так, как должно, а она сама двигается не туда, куда нужно. Это чувство засасывало ее все глубже и глубже.

Монотонность и унылая атмосфера промышленного города стали вызывать у Арефьевой то чувство апатии, то беззвучную злобу. Каждый день она просыпалась, тоскливо оглядывалась вокруг и задавала себе лишь один вопрос: «Неужели это все, что мне предстоит увидеть за всю мою жизнь?»

Подчиняясь здравому смыслу, Арефьева понимала, что есть система, которой все следуют вокруг, и никто из незаконнорожденных никогда не выберется за пределы Агломерации. Даже самые лютые протесты на улицах города не изменят правил, по которым живет весь мир. С другой стороны, где-то внутри Саша не готова была мириться с тем, что дано ей было от рождения.

Иногда перед глазами у нее всплывали картины, рисующие ей совсем другую жизнь: жизнь, в которой она безгранично свободна – настолько, что у нее захватывало дух; жизнь, в которой она сама выбирает, куда ей идти, что делать, и главное – какими людьми себя окружать. Эти картины казались настолько реальными, что Арефьева, как ни старалась, не могла выкинуть их из головы.

Лелея в себе хрупкое, едва уловимое ощущение, что ее место не здесь, что все, что она видит вокруг – временное явление, она и вела себя соответствующе: не строила долгих планов, не заводила друзей, да и вообще не стремилась к близким отношениям с кем-либо из гетто. И все же так не могло продолжаться вечно. Жить мыслями о будущем, которое, возможно, никогда не наступит, чрезвычайно утомительно. Поняв, что она многое упускает в настоящем, Арефьева вдруг захотела договориться с собой и принять, наконец, все как есть. Но не знала, как это сделать. Ей нужно было поговорить с кем-нибудь на эту тему – с кем-нибудь, кто знал об этой жизни больше, чем она сама.

– Я тебе слово даю, она говорит все, как есть! Вот все, как есть!

Саша отвлеклась от своих мыслей, услышав чьи-то громкие голоса, доносившиеся сквозь открытую дверь из коридора.

– Ну, а с какими вопросами к ней можно-то?

– Да хоть с какими! Как она скажет – так и будет.

Незнакомая девушка в окружении своих подруг восторженно делилась впечатлениями, и процесс этот проходил так громко, что Арефьева невольно оказалась в курсе всех подробностей. Речь шла о ясновидящей, которая жила в Третьей Агломерации и демонстрировала, по словам людей, чудеса всесторонней осведомленности. Байки об этой женщине Саша слышала уже ни в первый раз. Теперь, вдобавок ко всему, Александра узнала, кому и в каких вопросах она помогает, где ведет прием и сколько это стоит. Будучи растерянной и сбитой с толку, Арефьева подумала, что самостоятельно не сможет навести порядок в голове, поэтому моментально приняла решение обратиться за советом к «высшим» силам.

На следующий день ранним утром Александра отправилась на окраину гетто на прием к ведунье. Ясновидящая жила на восемнадцатом этаже полузаброшенной высотки. Здание находилось в аварийном состоянии, лифт не работал, поэтому Саше пришлось прошагать восемнадцать пролетов пешком. Где-то на уровне десятого этажа девушку стали одолевать сомнения: вся эта затея показалась ужасно глупой, однако поворачивать назад после такого кросса было бы еще глупее.

Саша забралась на восемнадцатый этаж, перебрав по дороге все известные ругательства, прошла до конца обшарпанного коридора и обнаружила, что предбанник перед «апартаментами» ведуньи плотно забит посетителями. Заняв очередь, Александра была вынуждена сесть прямо на пол, поскольку ноги уже не держали, а сесть больше было некуда.