— Моё сердце разбито, — томно сказала Виктория.

— Хорошо, Гогзу, — вновь заговорил обелиск, — Ты была честна… Теперь Тангулиэ. Тот же вопрос. Что ты думаешь о своих товарищах?

— Я… — женщина замялась, — Я думаю, что как только мы выберемся отсюда, Гогзу следует казнить. Или хотя бы поместить под стражу. У обладательницы её навыков нет ни единой причины работать простой служанкой провинциального чиновника… Но очень много потенциальных причин притворяться таковой. Я считаю крайне высокой вероятность того, что она готовила покушение на господина Груба или шпионила в интересах врагов республики.

— Пфф, — орчиха фыркнула, затем рассмеялась, — В этом городишке ничего интересного не происходит месяцами. За кем тут шпионить? Не говоря уже о том, что я работаю у Колша не первый год. Ты правда думаешь, что кто-то отправил меня сюда ещё за годы до появления в Тэнлу твоего хозяина, при том, что никаких причин для его визита не было вплоть до последних недель? Это долбанный бред, тупая ты сука.

— Брежу я или нет разберутся компетентные люди, когда допросят тебя, Колша, и всех остальных потенциальных свидетелей и соучастников.

Тангулиэ с трудом сохраняла спокойствие. Женщина знала, что ей не стоило всё это говорить, это было очень глупо и потенциально опасно. Но лгать обелиску или что-то утаивать, говорить полуправду…

Интуиция подсказывала Тангулиэ что этого лучше не делать. Всё это место, в которое их перенёс артефакт, пугало. А ещё сильнее женщину пугало то, что её господин, Тауэр Груб — мужчина поразительной силы, как силы боевой, так и силы характера — сказал, что им всем надо подчиняться шепчущей. Тангулиэ не до конца верила в произошедшее, для неё было немыслимо чтобы господин Груб согласился играть по чужим правилам. Женщина допускала, что это был не настоящий Тауэр, а всего лишь иллюзия. Что всё это место в принципе могло быть иллюзией, уж больно оно было необычным, невозможным, бросавшим вызов устоявшемуся восприятию мира.

Вот только если кто-то или что-то способно создать иллюзию настолько правдоподобную, настолько масштабную и реалистичную — это само по себе крайне веский повод считаться с этим кем-то или чем-то. И раз герцог, будь он настоящим или иллюзорным, сказал подчиняться шепчущей, Тангулиэ намеревалась подчиняться. И раз обелиск хотел слышать правду…

— Не замолкай, — снова сказал обелиск, — Теперь скажи, что думаешь о Виктории.

— Мне известно, что она крайне ценна для господина, но деталей я не знаю. Она доказала, что является сильной призывательницей, но этого одного явно недостаточно чтобы вызвать интерес господина. Девушка-загадка. Не могу сказать, нравится она мне или нет, но учитывая обстоятельства и то, что мне о ней известно я, намереваюсь ей помогать во всём, защищать, и если понадобится, то умру чтобы спасти её.

— Хорошо… Ты тоже была честна. Теперь последняя из вас. Расскажи своё мнение о Гогзу и Тангулиэ, Виктория.

— Ню… — блондинка махнула хвостом, — Тангу — не знаю. Какая-то она никакая, если честно. В смысле, никак себя толком не проявила пока, что ли? Делает что надо и всё. Дерётся вроде неплохо, а в остальном мне сказать нечего. Я Тангулиэ практически не знаю, чтобы составлять какое-то личное мнение. А Гогзу — жопошница. То пристаёт, то отстраняется, скрывает мутное прошлое со скелетами в шкафу, прячет под платьем хер… Неплохой хер, кстати. В общем, мнение такое, что мне поебать.

— И вот эта жопохвостая кошка-балаболка жаловалась, что я разбила ей сердце, — хохотнула Гогзу.

— «Жопохвостая», — процитировала Виктория орчиху, будучи не слишком уверенной в точности перевода.

— Жопохвостая, да. У тебя хвост из жопы растёт.

— Откуда, блядь, по-твоему, ещё может расти хвост, идиотина?! — воскликнула блондинка.

Росший «из жопы» хвост встал дыбом. Перепалку оборвал обелиск:

— Очень хорошо, ты была максимально откровенна. А теперь… — голубоватый камень на долю секунды вспыхнул ярче прежнего, — А теперь вам придётся доказать честность своих слов делом.

— Э? Ня поняла, ты же чувствуешь ложь! Какое ещё доказать?! — возмутилась Вика.

— Правду гораздо легче говорить, если знаешь, что за слова не придётся отвечать. Гогзу, ты говорила, что боишься одной своей спутницы и не доверяешь другой. Докажи. Брось их. Иди вперёд… Одна.

От обелиска ударил луч света, высвечивая путь к краю платформы. Там уже формировалась каменная лестница, ведущая вверх.

— Легко, — хмыкнула орчиха и без тени сомнения зашагала по указанному пути.

Обелиск молчал какое-то время, и заговорил лишь когда Гогзу удалилась на приличное расстояние.

— Тангулиэ… Ты подозреваешь что Гогзу враг. И теперь она знает о твоих подозрениях… Я заставил тебя сказать это, и я искуплю свою вину. Чтобы орчиха не сбежала и не подготовилась, я дам тебе возможность убить её прямо сейчас.

Обелиск снова вспыхнул, и голубоватые лучи нарисовали в воздухе арбалет, уже заряженный.

— Стреляй, — приказал обелиск, — она не сможет защититься или уклониться.

Тангулиэ сомневалась лишь мгновение. Причём не в том, стоит ли ей убивать Гогзу, а в том, не обманывает ли её обелиск. Женщина взяла арбалет в руки, прицелилась, и нажала на курок. Вылетевший болт превратился в светящийся росчерк и пронзил Гогзу насквозь. Орчиха, уже поднимавшаяся по ступеням, упала, и её тело рухнуло в бездну.

— Хорошо… А теперь другие твои слова. Ты сказала, что при необходимости пожертвуешь собой ради Виктории. Сделай это. Сейчас же. Или я убью её.

Арбалет растворился светящимся пятном, которое тут же съёжилось, превращаясь в кинжал в руках Тангулиэ.

Виктория смотрела на происходящее с любопытством. Во-первых, она помнила слова Лисс, пообещавшей что на Шепчущем Суде никто не умрёт. Во-вторых, ей было интересно, как обелиск это проворачивает. Увиденного раньше девушке не хватало чтобы понять даже часть механизмов работы этого артефакта, а сейчас её истинное зрение блокировалось свечением обелиска. Явление само по себе странное… Так что блондинка не имела ни малейшего представления что произошло с Гогзу и что вообще сейчас происходит на самом деле — иллюзия ли это или ещё какая хитрожопая магия.

Тангулиэ замешкалась. Она верила в то, что говорила, но обычно люди её рода деятельности, когда говорят про самопожертвование подразумевают что-то… Более воинственное, что ли. Героическое даже. Ну там, вступить в заведомо безнадёжный бой чтобы дать союзникам время, ну или хотя бы просто закрыть товарища собой от стрелы или заклятья. А тут ей дали в руки кинжал и поставили ультиматум…

— Действуй, Тангулиэ, — в голосе обелиска послышались гневные нотки… — Или я продолжу…

Ответ на вопрос «продолжишь что», и Тангу, и Вика получили раньше, чем успели его даже мысленно задать. Блондинка рухнула на колени. Из её груди и шеи хлынула кровь. Виктория попыталась что-то сделать, призвать целебную слизь, перелить ману напрямую в тело превратив в жизненную энергию, но ничего не смогла. Тонкие энергии не слушались ведьму, интерфейс мигал сообщением «система заблокирована», а из тела стремительно утекали силы и жизнь. Становилось холодно, глаза закрывались…

— Убей себя и я исцелю её. Если не станешь…

Обелиску не потребовалось продолжать. Тангулиэ доказала, что её слова о самопожертвовании не были пустым звуком. Одним движением она перерезала себе сонную артерию…

— Хорошо… Хорошо, — удовлетворённо произнёс обелиск, перед которым лежали два трупа.

— В каком это смысле «наказаны»? — испуганно затараторила Тэнзия.

Помощница мэра Тэнлу валялась не песке и была не в состоянии толком двигаться. В том же положении находились Колш и Эрик. Шепчущая воскресила их (по крайней мере произошедшее выглядело именно так с их точки зрения) после проигрыша на арене, но при этом сильно ограничила их возможности каким-то мощным проклятием. О побеге или сопротивлении не шло даже речи. Теперь троицу мучал вопрос «что дальше» и вкрадчивый шёпот, обещающий наказание, никого из проигравших не радовал.