Нервы уже на пределе, как натянутая тетива лука. Почему сыворотка правды существует только в кино?

– Ну что? Что мне сделать? Давай пойдем в церковь? Не знаю… Покаемся что ли… Он простит тебя. Что ты мотаешь головой? Лика?

– Думаешь, всё так просто? И ты прям сразу перестанешь ко мне приставать, да?

– Что за слово мерзкое? "Приставать"? А что ты предлагаешь? Лечь под поезд теперь?

Опять молчит. Да что с тобой делать, блин?

– Ну хочешь я женюсь на тебе? – От отчаяния бездумно выпаливаю я. – Это будет са-а-амый идиотский поступок в нашем возрасте… Но если тебе полегчает, валяй. Очисть совесть. Тупить так тупить.

– Родители не позволят, – бурчит себе под нос.

– Их мнение в ЗАГСе никто не спросит. Ты совершеннолетняя. Вот прям завтра пошли.

– А знаешь что? Давай, женись! – с вызовом произносит Лика.

– Ну и прекрасно! – кричу ей.

– Прекрасно, – в том же тоне отвечает мне Лика.

Просто сказочное предложение руки и сердца. Романтичнее и не придумать. Проклятье! Всё наперекосяк!

– Завтра в универе с документами. Поняла? И не смей чудить мне. Слышишь? Что молчишь опять?

– Слышу!

Дома дурман спал, и до меня постепенно начало доходить, что мы творим. Ну почему встретил её так рано? Почему не через пять лет, например? Ага, тогда она бы уже была замужем за блондинчиком или холёным хрычом-немцем и даже не взглянула на тебя. Может, не зря тогда провалил экзамен? Может, надо было валить отсюда куда подальше? Два идиота.

Миллион вопросов в голове. Сам ещё не знаю, кто я и чем должен заниматься. Перебиваюсь с копейки на копейку с выступлений в клубах. А тут семья.

Какая, к черту, семья? Где мы будем жить? В студенческой общаге? На какие шиши? Да её отец же меня из-под земли достанет и прибьет. Какой же я безмозглый! Почему она такая правильная?

От злости книги летят с полок отвратительной комнаты, в которой вынужден находиться каждый вечер с двумя вечно ржущими братьями. Кругом носки, упаковки от чипсов, толстовки, гитары. И провода, провода. Черт ногу сломит.

Мне её сюда привести? Родители, вероятно, прогонят Лику из дома, узнав, что мы тайно поженились.

Надо хоть своей матери сказать.

Лика

В ЗАГСе сказали, что зарегистрировать брак можно только через месяц после подачи заявления, если я не беременна. Пошли платить госпошлину. Что-то мне совсем не нравится этот задумчивый взгляд Тима. Передумал? Жалеет? Раскаивается?

– Что такое?

– Лика, мы не совершаем ошибку?

– Что? Что-то мысль об ошибке не посещала тебя тогда в ванной.

– Я же ещё совсем пацан. Какой из меня муж, а? Боже, как угораздило жениться в девятнадцать. Видишь здесь ещё таких щеглов? Я – нет.

Противно и горько режет изнутри осознание того, что будто принуждаю Тима взять меня в жены. Это унизительно и больно.

Одно дело быть вздыхающей влюбленной парочкой, и совсем другое – жить с парнем, совершенно не готовым к семейной жизни и накладываемым ею ограничениям.

Уж не говорю, какой ужас на меня наводит предстоящая реакция родителей. Они мне никогда этого не простят. Неправильно всё. Может, просто молчать, не рассказывать? Тиму ведь нужна близость, а мне – успокоение совести. Совсем необязательно остальным знать о заключении брака. Боже, словно сделка какая-то: я тебе своё тело, ты мне бумажку в картонной обложке.

После оформления документов Тим потащил меня к себе домой.

– Лика, ты должна сказать родителям о свадьбе, пока не поздно. Иначе им будет очень больно. В самом деле, ты же не думаешь продолжать жить, как ни в чем не бывало, в родительском доме отдельно от Тима? Это абсурд. Это не семья, дорогая моя, – говорит мать Тима, хотя полчаса назад эта идея не казалась мне такой уж чокнутой.

– Отец убьет меня или просто запрет дома. А может, увезет куда-нибудь. Никакой свадьбы тогда не будет вообще, – неожиданно перехожу на плач, осознавая, как всё ужасно, и что вовсе не так всё хотела.

– Ну хорошо, дорогая. Посиди, выпей чаю, успокойся. – Мать Тима гладит меня по голове и выходит из крохотной кухни, оставляя нас вдвоем. Балкона в однокомнатной квартире нет, Рич разрывается от лая в туалете.

Тим всё ей рассказал. И оттого чувствую себя ещё более падшей, заурядной девицей, которых эта женщина повидала уже предостаточно среди подружек старших сыновей. Будто мое грязное белье вывесили всем на обозрение.

– Алло, Константин! Здравствуйте! Это мама Тима! – Мое сердце прибивает тяжелым свинцом к самому полу.

«Люди плачут не потому, что они слабые, а потому, что они были сильными слишком долгое время».

Джонни Депп

Лика

– Поверьте, Константин, для меня это стало такой же неожиданностью, как и для Вас… Не надо никуда приезжать. Мы больше не живем по прежнему адресу. И дослушайте меня… Нет, она не беременна. – Тут вежливо-властный тон матери Тима срывается на львиный рык. – Никто тут не хитрит и не строит коварных планов. Мне-то какая выгода от их свадьбы? Вам она живая или мертвая нужна? Из-за страха и Вашей несговорчивости Лия чуть не умерла! Довели бедную девочку до того, что она травилась, – ловко же она всё перевернула с ног на голову. – Еле откачали, пока Вас дома не было. Да что же Вы за изверг такой? Хорошо, – с чем она там соглашается? – Лика, подойди к телефону. Отец хочет поговорить с тобой.

Трясущимся голосом произношу неуверенное «алло» и замираю, предвкушая шквал гнева и упреков магнитудой восемь с половиной баллов по шкале Рихтера.

– Совсем спятила? Без мозгов! Где ты сейчас?

– Папа, пожалуйста, прости.

– Адрес?

– Папа, я не поеду никуда. Останусь здесь, потому что боюсь.

– Ты беременна? Только попробуй соврать! Это легко проверить.

– Нет, папа. Честно-честно.

– Господи, как же ты умело всё это время врала нам. – Вздыхает и делает паузу. – К чему такая спешка? Это правда, что ты хотела покончить с собой? Когда это было?

– Правда. Помнишь те выходные, когда Вы были на озере. Пожалуйста, папа…

– Домой. Пулей!

– И что будет дальше?

– Лика, не позорься ещё больше. Ради Бога. Ты не можешь у них оставаться. Как же мне хочется вломить этому борзому щенку, который так запудрил тебе мозги. – Слышу, что он произнес последние слова сквозь стиснутые зубы.

– Папа, пожалуйста…

– Что папа, что папа? Что, если я тебе запрещу? Пойдёшь вены резать? Не думал, что ты такая дура, Лика. Когда дата регистрации?

– 21 декабря.

– Прекрасный подарок родителям от тебя накануне Рождества. Умница, дочка. Кому я только год назад комнату обустроил? Чего спокойно-то не живется? Да ты хоть понимаешь, что я только на днях купил новое оборудование в мастерскую, и осталось всего-навсего четыреста долларов. Что это за свадьба будет, а? Да и его никто из наших родных даже не видел раньше.

– Папа, я не хочу никакой свадьбы. Только прости меня.

– Нет уж, дорогуша, так не делается у нормальных людей. Поползут слухи всякие. Раз наспех и без торжества – значит, залетела. Домой! Трубку дай этой нахальной мамаше.

Не знаю, в каком ключе прошел их разговор, потому что я стрелой вылетела из захламленной квартиры Тима. В полной истерике. Не могла остановить поток язвительных мыслей в своей голове и прокручивала ядовитые фразы отца. Хотелось почувствовать нестерпимую физическую боль, лишь бы заглушить то незримое, что раздирало изнутри, грубо и зверски прорывалось через ребра наружу.

Шла пешком до дома и била себя по голове, рыдая, как умалишенная, напрягая все мышцы в области солнечного сплетения, будто рожая на свет всю скопившуюся внутри боль и обиду на отца, себя, Тима и его мать. Уже ничто не будет по-прежнему.

Дома оба родителя ждали, как строгие и неподкупные судьи, на диване в большом зале.

– Какая же ты наивная дурочка, Лия. Могла дождаться окончания учебы, выбрать любого лучшего и достойного парня из церкви, и он был бы счастлив стать твоим мужем. Но нет же, тебе понадобилось из всех, кто крутился вокруг, влюбиться до одурения в самого незрелого и неспособного заработать даже на хлеб. Разве такой жизни ты хочешь? Очень счастлива, я вижу. Аж нос распух и глаза еле открываются от слёз. Да от Вашей романтики и следа не останется после года совместной нищенской жизни. Не прибегай потом к нам в слезах. Уже забыла, как плелась пешком под дождем по трассе после первого же разрешенного свидания? Щенок паршивый.