— Я не уверен, что доживу, — иронично усмехается Бармаглот.

И на всякий случай задвигает меня себе за спину.

— Тогда какого хера?! — взрывается отец.

— Тебя это не касается, Вовка. Это наше с Алисой решение. Мы достаточно взрослые, чтобы обойтись без благословения и разрешения. Просто решили, что вы должны знать, потому что не собираемся прятаться.

Вообще-то ничего такого мы не решали.

Я просто спросила, все ли у нас теперь «по-взрослому» и не откажется ли он от своего обещания.

Ну и вот так мы оказались в доме моих родителей, посреди урагана их справедливого негодования.

— И как надолго все… это? — Мама делает неопределенный жест рукой. — Пока кому-то не надоест корчить верность? Или пока одна ветреная голова не поймет, что разницу в возрасте нельзя прикрыть фиговым листком?

Ветреная голова — это обо мне.

Даже обидно, что собственная мать, от которой я никогда ничего не скрывала — за исключением Бармаглота — не помнит, что в моей жизни никогда не было ровесников. Что всем моим мужикам было за тридцать. И что им было за тридцать именно потому что меня привлекала разница в возрасте и моральная зрелость, которой у ровесников просто не было.

Хотя, один морально не зрелый «за тридцать» у меня тоже был.

Я до боли сжимаю кулаки, потому что думать о нем в такой момент — это слишком даже для «ветреной головы».

— Мам, когда у Барм… — Я откашливаюсь. — Когда у Марка все закончится, мы собираемся пожениться. Извини, что все «вот это» у нас надолго и серьезно.

— Ушам своим не верю, — хватается за голову она.

— Было бы проще если бы мы просто трахались втихаря?! — несет меня. — Чтобы все было чинно и благородно, потому что нельзя уводить чужих мужей? Потому что вы с Милой подружки? Потому что ты не сможешь сказать, что твоя дочка выбрала идеального молодого человека, а сошлась со взрослым мужиком?

От еще одной пощечины — тоже заслуженной — меня спасает широкая спина Бармаглота, за которой я прячусь, когда мать пытается до меня дотянуться.

— Тань, хватит, — предупреждающе понижает голос Миллер.

— Защитник выискался! — огрызается она.

— Ага, — спокойно отбривает Бармаглот. — Но Алиса со мной и, если нужно, буду ее защищать и от мамы с папой.

Отец краем глаза зыркает в нашу сторону.

Я знаю этот взгляд.

Это же мой любимый папуля, который всегда говорил, что мне нужен мужик со стержнем, ежовыми рукавицами и большим сердцем, чтобы меня любить.

Его лучший друг — явно не тот выбор, который он бы хотел видеть рядом со мной.

Но он знает Миллера.

Стержень в этом мужике точно есть.

Я потихоньку вынимаю руку из ладони Бармаглота, делаю шаг к отцу и порывисто его обнимаю. Он смиренно обнимает меня в ответ, потому что как бы там ни было — я всегда буду его маленькой любимой принцессой.

А про Андрея он еще тогда сказал, что мужик должен либо определяться сразу, либо не морочить женщине голову.

— Уверена? — спрашивает меня на ухо, скупо дозируя эмоции.

— Неа, — честно отвечаю я.

Но если в этом мире и есть мужчина, который сможет любить меня плохой, капризной и просто невыносимой, то это — мой Бармаглот.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В этой жизни я не так часто делал глупости.

Обычно всегда вовремя включал голову и не разрешал эмоциям топить голос моего разума.

Тем более, когда дело касалось женщин.

Я бы даже сказал — особенно, если дело касалось женщин.

Но Лисица превратила мои мозги в кашу, которая вскипала и вываливалась за край котелка каждый раз, когда я вспоминай о ней или просто чувствовал тот же аромат духов, что и у нее.

В последнее время — все чаще.

Как будто рядом со мной поселился ее призрак и ходил по пятам невидимым напоминанием, то и дело подкидывая этот проклятый терпкий запах орхидей.

И я, как прыщавый пацан, сделал единственное, что не давало ей уйти из моей жизни окончательно.

Я подружился с ее лучшей подругой.

Той, которая пыталась нас помирить.

И как раз сижу в кафе, поглядывая на часы, потому что Таня опаздывает уже почти на полчаса. А мне, чтобы встретиться с ней, пришлось врать начальницу про чуть ли не смертельно больную троюродную бабушку, которую нужно срочно навестить в больнице.

Но эта девушка опаздывает постоянно.

Даже когда на улице солнце, нет никаких пробок — и она идет из спортзала в удобной обуви.

Когда Таня появляется в дверях, у нее вид человека, в одиночку разделавшегося со стаей паразитов: красная, взъерошенная, запыхавшаяся. Судя по одежде — опять с тренировки. В последнее время у нее прямо бзик на «качалке».

Бля, ну и вот зачем я столько знаю о женщине, которая нужна мне только как источник информации о моей Лисице?

— Привет и прости-прости! — Она плюхается на стул и поднимает руки как будто сдается.

— Всего-то полчаса моего времени, — иронизирую я.

Делаю знак официанту — и ей тут же приносят чай с веганским десертом без сахара.

— Как Алиса? — спрашиваю с нетерпением.

Сегодня целый день в душе какая-то тоска, словно кто-то сунул в грудь когтистую лапу и сжал в ней сердце.

И это полный пиздец, что я, циник и прагматик, вдруг начал думать такими высокими материями.

Таня сует в рот ломтик десерта, отпивает горячий чай и часто дышит, чтобы привести в порядок обожженный губы.

— Она выходит замуж, — говорит, почему-то глядя мне за плечо, словно вопрос задал кто-то стоящий там. — За Миллера.

— Что, блядь?!

Слишком громко.

На надрыве эмоций, которого в моей жизни вообще никогда не было.

Таня крутит пальцем у виска.

— Какой еще замуж?!

— Очень серьезный замуж.

— Да прекрати ты жрать! Объясни толком!

Подружка моей Лисицы прищуривается, из-за чего ее лицо становится похожим на карикатурного Колобка. Пытается встать, но вовремя успеваю поймать ее за руку.

— Извини, погорячился, — говорю миролюбиво.

Силой усаживаю обратно и молча жду, пока она успокоится.

— Я сама толком пока ничего не знаю, — наконец, продолжает Таня. — У Алиски вдруг проснулась странная загадочность и тайны от лучшей подруги. Надеюсь, ты держишь слово и ничего ей не сливаешь о наших «тайных встречах»? Если она узнает — мне крышка.

— Я держу слово.

Хоть миллион раз ловил себя на том, что хочу позвонить своей Лисице и сказать, что этот мужик ей совсем не идет. И что она с ним не будет счастливой, потому что она с ним — назло мне, а не от большой любви.

Таня считает так же, поэтому и согласилась быть моим шпионом.

— Ты же говорила, что у них все мутно, — еле разжимая рот, говорю я. Слова еще никогда так сильно не резали губы. — Что это не серьезно и что Алиса не пойдет против семьи?!

— Ну, знаешь, — фыркает Таня, — я все-таки просто подруга, а не Оракул.

— Да хоть горшок!

— Март, чё ты такой нервный? — Кажется, Таню вся эта ситуация даже забавляет. — Иногда женщины делают глупости.

— Замуж — это не глупости.

— Ты что, никогда не смотрел фильмы, где девицы сбегают из-под венца?

Она это серьезно?

— Предлагаешь, верить тупым бабским мелодрамам?

— Предлагаю перестать быть махровым сексистом, — хмурится Таня. Потом тщательно облизывает ложку, наклоняется ко мне через весь стол, так, что мы оказываемся нос к носу друг с другом, и шепчет: — Так что, если ты закончил со своими нападками на женские слабости, у меня для тебя есть хорошая новость — беспроигрышный план по возвращению Алисы.

Если и есть в мире вещь, в которую я не верю больше, чем в НЛО и призраков, так это — беспроигрышные женские планы. Особенно когда о них говорят вот таким тоном девушки, чьи мысленные способности я, мягко говоря, подвергаю большому сомнению. Это не Лисица, у которой в голове сотня цитат на все случаи жизни и привычка читать «Триумфальную арку» под тяжелый скандинавский рок. Это — Таня. Та самая невзрачная подруга, которая должна быть у любой школьной красотки.