Пошевелив ногой ворох рубашек и помянув недобрым словом Женевьеву, она принялась складывать вещи, надеясь обнаружить наличность. Спустя примерно час настойчивость ее была вознаграждена — в одном из сундуков нашелся кошель с монограммой брата. Кати поспешно пересчитала монеты и облегченно вздохнула — на первое время хватит, а потом она что-нибудь обязательно придумает. А не придумает — наставник подскажет.

Вспомнила, что вскоре снова увидит Марка и прижала прохладные ладони к заалевшим щекам. Мысль была волнующей. Кати повесила кошель на пояс и, прежде чем отправиться к себе, решила зайти в кухню. Теперь, когда появился хоть какой-то шанс помочь Бену, она немного успокоилась и тотчас проголодалась.

Не желая тревожить слуг, Кати тихонько прокралась вниз по лестнице и едва не завизжала от неожиданности. Посреди кухни за столом кто-то сидел. Донеслось тихое "Ой!", и Кати, узнав Юльке, со свистом выдохнула сквозь сжатые зубы.

— Тьфу, напугала! Чего в темноте-то? — она подняла повыше лампу.

— Страшно, — отозвалась девчонка. — Сначала все эти ужасы, а потом и ты куда-то запропастилась…

— Со мной все хорошо, я по делам ходила.

— К тетке?

Кати скривилась, вопрос проигнорировала и, подойдя к буфету, принялась шарить на полках.

— А что ты ищешь? — тут же полюбопытствовала Юльке.

— От ужина ничего не осталось?

— Пироги на столе, еще картошка есть, но она холодная. Печку разжечь?

— Ладно, не надо. Лучше молока налей.

Она поставила лампу на стол и, схватив кусок пирога, впилась в него зубами. Теплый свет, подкрасив лица девушек янтарным оттенком, разогнал тьму по углам и образовал в центре кухни уютный островок. И на мгновение показалось, что за границей его не существует ни тюрем, ни Наследников, ни прочих волнительных и страшных вещей. Где-то несмело чирикнул сверчок, а Кати подумалось, что как было бы чудесно, если б и Бенедикт сидел сейчас с ними. Но на такое, пожалуй, и магия не способна.

Юльке придвинула к хозяйке чашку с молоком и уткнулась в свою, кидая любопытные взгляды поверх края. Сделав глоток, Кати задумчиво поинтересовалась:

— Скажи, а тебе когда-нибудь хотелось стать магом?

Юльке поперхнулась. Закашлялась, а потом задушено прошипела:

— Что я, ума лишилась, думать о таком? Я ж простая.

— А если бы вдруг оказалось, что у тебя дар?

— Не оказалось бы. — Девочка откашлялась. — Ну и вопросы ты задаешь…

— Так интересно же!

Кати подперла щеку кулаком и замечталась. Как же здорово иметь могущество! Никакая Мадлена не посмела бы прогнать племянницу, все бы с ней считались, а брат… пожалуй, она и сама смогла бы вытащить Бена из передряги.

— Плохо это, — донесся тихий голос Юльке. — Знаешь, я видела, как она изменилась…

— Кто?

— Джина. В приюте воспитывалась. И раньше-то была не слишком доброй, а уж после того, как поняла, что в ней магия просыпается — нам, младшим, житья не стало.

Она тяжело вздохнула и, отложив кусок пирога, смахнула крошки со стола. — Всё старалась доказать, какая она необычная, не то, что мы — простецы да простофили. Наставники то ли не разглядели дара, то ли им всё равно было, но учить ее не брались. Знамо дело, что у состоятельных горожан принято, на сирот не распространяется. За обучение Джины никто ж платить бы не стал.

— Она что, магичила? — Кати заинтересованно вскинула брови.

— Пыталась. Только слабо у нее выходило, но это и к лучшему. Не очень приятно, знаешь ли, когда на тебе отрабатывают какое-нибудь боевое заклинание. Она, наверное, книжки таскала у наставников.

— Погоди, а где ж она на это силу брала? Тут ведь магам вроде ритуал нужен.

— Несколько раз к приютским подкатить пыталась, видать, единение попробовать хотела. Да только дураков нет. А так… была у нее подружка-тихоня. По-моему, она Джину боялась. Вот я и думаю, соглашалась, наверное, на что-то такое. Я не раз слыхала, как она плакала.

Юльке зябко передернула плечами.

— А еще… заглянула я как-то днем в павильон садовый, а там эти две сидят. Мари уставилась в одну точку, равнодушная такая. Ох, я испугалась тогда. Взгляда этого испугалась. Точно она и не человек вовсе, а кукла с ярмарки. А рядом Джина — эта-то вполне живая. Щеки раскраснелись и глаза, точно маслом смазанные, блестят. Мерзко.

— А ты?

— Убежала сразу, Джина меня не заметила. А Мари я больше не видела. Говорили потом, что уехала, помнишь, я рассказывала уже?

Кати покосилась на блюдо с пирожками и поняла, что аппетит пропал. С досадой поглядела на Юльке, недовольная, что та вот так вот грубо обошлась с мечтами, и резко бросила:

— Ты же сама сказала, что эта ваша Джина и раньше была не сахар. При чем тут магия? Думаешь, заведись у нее, допустим, деньги, она бы такой противной не стала?

— Магией бед натворить легче, — Юльке вздохнула. — Думаю, она даже самого хорошего человека испортит может.

— Что за ерунда! — Кати окончательно рассердилась. Встала, упрямо дернула головой и буркнула: — Пойду я. На похороны собираться нужно.

Юльке испуганно на нее вытаращилась. Раскрыла рот, потом снова закрыла:

— А-а… чьи похороны? Куда в ночь-то?

— Архагета провожают, — снизошла до объяснений Кати, глядя на ошарашенную физиономию служанки. — Наставник быть велел.

В своей комнате Кати зажгла свечи, несколько раз прошлась из угла в угол, успокаивая неясную тревогу, а после задержалась перед зеркалом. Поморщилась, заметив темные круги под глазами, и отправилась умываться, попутно размышляя, какое же платье надеть к такому случаю. Наверное, нужно черное?

Она вспомнила траурную симару на Марке и вздохнула. Ее траурное платье осталось в Тумаллане. Кати просто не захотела тащить на новое место такое напоминание о горестных событиях, и вот на тебе. Сейчас бы тот наряд ей очень пригодился…

В конце концов, поняв, что особого выбора все равно нет, она просто основательно почистила новое синее платье, в котором была на шествии. Потом долго причесывалась, выбирая самые простые ленты и гребни, так что сборы ещё больше затянулись. В конце концов, когда Кати наконец привела себя в порядок, с улицы донесся звук подъезжающего экипажа. И, выглянув в окно, в свете факела она разглядела знакомое лицо кучера.

− Что ж, − сказала она сама себе, − надеюсь, всё будет хорошо, и нам помогут. Наставник, кажется, был искренен…

Наверное, Кати успела задремать под мерный стук колес, потому что разбудило ее пение. Где-то в отдалении суровые мужские голоса выводили погребальный канон. Похлопав со сна ресницами, она высунула нос из экипажа и увидела, что они как раз въехали на площадь, озаренную множеством факелов. Дома и лавки в мятущимся ночном освещении выглядели иначе, чем днем — мрачно и страшновато. А черные громады дубов и вовсе казались грозными великанами. Кати поежилась, а кучер тем временем остановил повозку и свесился с козел:

— Приехали, мисс!

Спрыгнув со ступеньки, она протянула вознице монетку, поправила на голове шаль и почти бегом бросилась к Храму. Неужели опоздала?

В конце дубовой аллеи Воины Пламени, охраняющие ворота, негромко переговаривались с парой пожилых горожан. Кати придержала шаг.

Слева зашуршали листья, и она вздрогнула. “Ох, кажется, я становлюсь излишне мнительной…” — Кати покосилась на темную громаду вековых деревьев, но ничего подозрительного не разглядела. Впрочем, если за ней и следят сейчас, это даже к лучшему. Пусть Квадрига знает, что она настолько добропорядочная, что и среди ночи не побоялась пойти попрощаться с архагетом.

Кати гордо вскинула подбородок, вытащила из кармана птичку Марка и решительно пошла вперед.

Рыцарь, мельком глянув на камушек, удивленно поднял брови, однако смолчал. И даже предупредительно придержал створку ворот, пока девушка с опаской проходила в образовавшуюся в охранной паутине арку. Уже во дворе Храма Кати всё же не удержалась, бросила взгляд через плечо, надеясь выяснить, померещилась ей слежка или нет. Но за воротами было темно, и разглядеть получилось только какие-то смутные фигуры.