Я не решилась выйти к друзьям Огюста в таком плохом состоянии и без его разрешения. Он мне запретил вставать с постели.

Я немного подождала, когда Огюст закроется со своими друзьями у себя в кабинете, и вышла во внутренний двор. Как и предполагалось, все наши слуги сразу скрылись. Знали, что я снова буду докучать им своими вопросами. Но кучер новоприбывшего экипажа остался на месте. Он был единственным шансом, хоть что-то узнать.

Поприветствовав его, я была приятно удивлена, что он хорошо говорит на русском языке.

– Госпожа, что вы делаете здесь? – он не верил своим глазам и ушам.

– Как вас понимать? Я жена Огюста фон Штейна… – нарастало и моё недоумение.

– Прошу прощения, но у фон Штейна нет жены…

– Как нет, а как же я?

– О Боже, вы ничего не знаете? – кучер осел на землю, – не думал, что доживу до этого.

– Я не понимаю? Прошу вас, объясните! – я умоляюще смотрела в мутные серые глаза, кучера. Он смотрел в мои глаза, и в нём дрогнула струна жалости ко мне. Рассказал он о том, почему все слуги немые. Немые для того, чтобы не рассказали ничего другим жителям об безжалостных экспериментах над людьми, а кто был очень разговорчив, но нуждался в работе, насильно были лишены языков. Говорили, что сам Штейн вырезал языки у слуг. Поэтому местные жители и обходят его особняк стороной.

Кучер мало знал о планах его хозяев и Штейна, но из некоторых случайно услышанных фраз понял, что они готовятся к возрождению, того, чего в природе быть не должно. Это то, что поможет им что-то открыть. Поэтому Огюст фон Штейн и занимался экспериментами. Пытался найти идеальную формулу.

– Надеюсь, вы не пили ничего из его настоек. Знали бы вы, как он убивал ими целые деревни.

Я не помню, что было дальше. От страха я полностью потерялась в своих мыслях и планах. Кучер подвёл меня к колоде с водой и привёл в чувства. До меня только тогда дошло, что всё было ложью. Меня просто убивают. Я попросила помощи у кучера. Он колебался, если он поможет мне, то и ему не сдобровать. В итоге он согласился, и мы договорились поздним вечером уехать. Взамен я пообещала ему защиту и кров.

Но сбежать мы не смогли. Каким-то образом немые слуги донесли о разговоре Огюсту и меня силой приволокли к нему в кабинет. Я ошибалась, говоря, что это кабинет, это был дом в доме. При входе перед тобой открывался целый павильон, который уходил вглубь, под дом. Большое количество свеч источали удушающий аромат гари, а освещали они поистине ужасную лабораторию. Везде лежали медицинские инструменты, записи, стояли растворы с мутной жидкостью. Меня приковали к железному креслу, напротив его гостей, а рядом со мной лежал кучер, его голова была пробита.

– Ты не покорная, совсем. Твой отец обещал, что с тобой проблем не будет, – Огюст выплёвывал свои слова прямо мне в лицо, – и что теперь, мне пришлось убить, как бы вы сказали, невинного. Но без жертв никак, возможно, благодаря тебе их больше будет. Благодаря тебе, благодаря науке, а не религии я смогу переубедить этих господ,– он обвёл всех гостей рукой,– что Химера- это дело науки я первый выпущу её на свободу, а не твой отец. То, что ты пила, было эмульсией кровей животных, с различными реактивами, для пущей реакции. А теперь дамы и господа – он обращался к гостям- мы заставим проявиться Химеру.

Он сделал мне укол, и после я ничего не помню, очнулась я на этом же железном стуле. Уже с таким лицом. Кучер всё так же рядом. Я горько заплакала. Куда я попала? За что мне это? Жаль было кучера, ведь его убили из-за меня. В лаборатории никого не было, и я дала волю слезам.

Позже сквозь плач я услышала, шорох. Кучер оказался жив, но очень слаб. Я просила у него прощения, но он лишь отмахивался, развязал мне руки и положил в ладонь мешочек с эти красным песком:

– Это кирпичная стружка, она зло не пропускает. Мне уже поздно, а ты ещё можешь бежать.

Я же решила его не оставлять и потащила его на себе. Но как обычно бывает, в этот самый миг приходит Огюст:

– Куда ты собралась, мы не закончили.

Я развернулась с кучером, и мы побежали вглубь лаборатории, Огюст и его друзья за нами.

– Рассыпь по кругу стружку, – скомандовал кучер. Я сделала всё так, как он сказал. Единомышленники Огюста остановились – они не могли пройти сквозь насыпь, а Огюст мог, ведь он был человеком.

– Я всё же доведу дело до конца. Ты не помешаешь нам перевернуть мир и стать его хозяевами! – И взяв ещё один шприц со стола, направился ко мне. Не помню, что я взяла. Может это был какой- то альманах или его ужасные записи экспериментов. Не важно, я должна была чем-то защищаться. Я уронила свечи, и всё вокруг принялось заниматься огнём. Становилось жарко, я так с кучером и оставалась в защите кирпичной стружки.

Огюст не был медлительным, он резко нырнул вперёд, но вместо меня проткнул кучера. С минуту мы были все втроём ошарашены произошедшим. Огюст тем, что потратил последние капли своей кошмарной эмульсии на другого человека; я не ожидала, что кучер прикроет меня, ведь он был так слаб; с самим кучером происходило что- то не понятное. Он покраснел, вены его вздулись, глаза стали полностью чёрными. Через секунду он вспыхнул алым пламенем, как дьявол. Стал ещё выше и сильнее, и уже ничего не осталось от него прежнего. Я и Огюст смотрели на него и не верили своим глазам. Это промедление стоило Огюсту жизни. Теперь не кучер, а красный демон схватил его за шею, поднял над собой и содрал с него кожу. Кровь была везде, как и огонь. Вскоре демон повернулся и ко мне, но лишь долго смотрел мне в глаза. Потом стал выходить из круга, ведь теперь он есть зло.

Огонь пылал совсем рядом со мной, а демон- кучер стоял и промолвил всего несколько слов- Да будут Непокорные в огне. Его забрали те нелюди. И больше я их не видела.

Я похоронила своего якобы мужа, получила богатое наследство и почти сразу выехала к вам. По дороге до меня дошло, что масонство здесь не причём…

– Да, это так. Это лишь вуаль, прикрывающая истинную правду. – промолвила цыганка. Потом раздался дикий крик.

Раздался дикий крик, который разнося по всей усадьбе. Он был смешан с ужасным шелестом огромных кожистых крыльев. Что-то билось о потолок большой залы. Это что- то истерически верещало и рокотало. Ужас отражался на всех наших лицах.

За всё это время я не вспомнила, что внутри меня билась Глаша, и я о ней не рассказала бабушке Агафье.

Выйдя из коридора, мы сразу заметили, что что-то летало по зале и кого-то за собой таскало. “Мой дом- моя крепость”– дабы не боятся, говорила я чуть шёпотом. Когда всё же мы зашли в залу, то нашим взорам открылось ужасное чудовище. Из себя оно представляло получеловека и полулетучею мышь. Голое, с руками- крыльями, с когтями на руках и ногах. Оно билось о потолок и кричало от того, что не может найти выход. А своими лапами – ногами оно держало матушку, которая верещала не хуже него.

Когда чудище увидело нас, то забилось в угол наверху и продолжало в своих тесках держать маму. Оно шипело на нас и скалилось. Что предпринимать в такой ситуации? Самое разумное, что мы решили сделать, это кидать в него всю кухонную утварь, что попадалась нам под руки. В него летели тарелки, ножи, вилки, ложки, но его это мало интересовало. Чудовище продолжало биться о стены, дабы высвободиться. Матушка продолжала кричать, но биться больше не могла, она обвисла в его захвате и только издавала затухающие крики. Последним от неё мы услышали – ”Прости”. И это кожистое чудовище смогло пробить брешь в нашей крыше и унести с собой маму.

Впервые за долгое время я заплакала по ней. В последнем её слове был слышен разум, было понятие того, что происходит, и вина за всё сделанное в прошлом. Внутри меня стало пусто. Постепенно эту пустоту заполнила вина, ведь я должна была спасти её, но не спасла. Придя немного в себя, я увидела, что в зале было раскидано несколько грязных кровавых вещей, а на стуле, напротив окна, сидела Глаша, также застывшая, как тогда на печке.