Как ни старался респектабельный буржуа скрыть свое темное прошлое, оно давало о себе знать, прежде всего, в семье. Арестованные земляки Николая Соломоновича, в порыве редкой откровенности, не для протокола, конечно, рассказывали о нем много интересного. Например, о том, как он избивал свою жену, пока однажды не забил ее ножкой от стола насмерть. Договорившись с полицией, выправил документы о внезапной смерти, сумел за взятку добиться, чтобы труп не вскрывали. Вскоре исчезла и дочь. Онанашвили говорил, что она с кем-то сбежала из дома, и потому ее не разыскивали. Но знающие земляки были уверены, что отец задушил девушку и труп спустил в Ангару. Через некоторое время Онанашвили вновь женился.

В 1913 году он был арестован, но дело до суда не дошло. Домогаясь освобождения под залог, Онанашвили предложил внести наличными 150 тыс. рублей, а когда получил отказ, задался идеей отомстить виновникам своего ареста. Среди грузин на воле стали проводить агитацию о необходимости убийства начальника губернского жандармского управления и следователей, ведущих дело. Но жандармы поработали не напрасно, разогнав с насиженных мест иркутских бандитов. Желающих взяться за убийство не нашлось. В конечном итоге, полиция нашла выход. Всё закончилось административной ссылкой к чёрту на рога, в далёкую заснеженную Якутию.

Сегодня меня перевели из больнички в обычную камеру. По нашему с Рыжим плану, я должен был покинуть сию юдоль скорби через два дня. План моего побега был прост и понятен. В Томском тюремном замке, как и в других царских тюрьмах вовсю практиковалось привлечение заключённых к различным хозяйственным работам. Это могли быть - различные мастерские, типа столярного или сапожного цеха, а также разовые заказы от частных лиц за пределами тюрьмы. Существовали и самые разнообразные подпольные производства, самым известным из которых, на территории Сибири стало изготовление фальшивых денег.

История томской тюрьмы пестрит попытками успешных и неуспешных побегов. Одним из самых распространённых способов были подкопы. Что интересно, иногда заключённые только обозначали попытку подкопа, после чего сообщали об этом администрации. За что получали от неё разнообразные плюшки.

А вот самым простым способом, можно было воспользоваться только за пределами тюрьмы. Когда заключённых под небольшим конвоем сопровождали до места работы, некоторые из них просто делали ноги, тупо убегая от своих конвоиров. Большинство, потом ловили, так как, даже оторвавшись от преследователей, быстро найти в городе безопасное убежище, без сообщников со стороны, было довольно сложно. С последним у меня было всё хорошо, поэтому подумав, мы выбрали именно последний способ.

То есть, получивший хороший бакшиш, майданщик устроил меня на работу по заказу купца Перевалова, на рытьё канавы для водопровода. И где-то на полпути, мне следовало уйти на рывок, пробежав пару улиц до дома вдовы Сургасовой, где в тихом запущенном дворике, меня ждала пролётка с моими соратниками - Валетом и Николаем.

Простенько и со вкусом. Жаль, что Судьба в очередной раз распорядилась иначе.

Сначала всё было хорошо. Добравшись до нужного перекрёстка, я переглянулся с одним из охранников. Чуть заметно кивнув головой, он демонстративно отвернулся в сторону. Естественно, конвой был в курсе предстоящего действа, имея за это немалую долю, так как за побег им светил нехилый нагоняй от начальства.

Воспользовавшись удобным моментом, я резко рванул через улицу, покинув редкую колонну, следовавших на работу заключённых.

Добежав до перекрёстка, свернул в первый попавшийся переулок. На соседней улице было тихо, лишь где-то там за спиной, суматошно метались охранники, энергично изображая погоню. Поправив немного растрёпанную одежду, я решительно зашагал вперёд к назначенному месту. Чего уже бояться? Мой прикид, заточенный под успешного мастерового, вряд ли привлечёт чьё-то внимание. Спокойным размеренным шагом, практически достигнув намеченной цели, я остановился посреди улицы, пропуская подводу, гружённую березовыми чурками. Громкий крик: Поберегись! – заставил меня рефлекторно повернуть голову. Последнее, что я увидел, была резво летящая вперёд пролётка. Последнее, что я почувствовал, был резкий удар в грудь. А потом наступила темнота.

Что ж, Судьба удивила меня в очередной раз. И сейчас, я лёжа в скрипучей телеге, со связанными руками и ногами, медленно передвигаюсь в неизвестном направлении. Вернее известно в каком. Куда-то вглубь тайги на мифическую заимку. Мои конвоиры охотно делятся со мной информацией. Когда говорят по-русски, а не на родном грузинском языке. Правда, сведения мне выдают крайне однобокие. Коротко, как и за что повязали, но главное, что со мной сделают по прибытии. Тут фантазия у моих пленителей разыгралась не на шутку. О каких только способах жестокого смертоубийства я не наслушался. И всё за то, что посмел обидеть родственника уважаемого человека. Самого Биду Секания, имя которого его подельники произносили аж с придыханием. Надо только дождаться этого страшного человека, и я сам смогу лично во всём убедиться.

В таких нехитрых развлечениях прошло два дня. На третий, абрекам надоело попусту болтать языком и до обеда мы ехали в полном молчании. После короткого перекуса, из которого мне досталась только горбушка хлеба да чашка тепловатой воды, мы наконец-то добрались до места.

Заимка впечатляла своей основательностью. Большой дом, просторный двор, окружённый забором в виде частокола. Несколько приземистых хозяйственных построек. Закопченная баня, примостившаяся за территорией усадьбы на берегу ручья. По местным меркам солидно. Явно сделано не для того, чтобы городские воротилы отдыхали здесь с водкою и девками. Слишком далеко. Возможно, здесь крутили тайные делишки с нелегальной золотодобычей.

Определив меня на жительство в добротный, сложенный из толстых брёвен сарай, кавказцы удалились по своим делам. Дела у них были простые и понятные: с вечера - выпить и закусить, с утра - закусить и выпить.

Мне же оставалось только ждать. Ничего хорошего это ожидание не обещало, но делать было нечего. Возможностей для побега не предусматривалось. Руки и ноги были связаны надёжно, хотя возможности для небольшого перемещения оставались. Перетереть верёвки? За ночь не успею, а каждое утро меня внимательно осматривали. На помощь надеяться было глупо, но в отчаяние я впадать не собирался. Почему-то, верилось в благоприятный исход очередной эпопеи.

Так в переживаниях и размышлениях прошло несколько дней. Благо, что устроился я с относительным комфортом. Всё таки сено - это не смердящий пол карцера в томской тюряге. Кормить тоже стали чуть получше, чем в дороге. Наконец, ранним утром непонятная суета во дворе, а также громкие разговоры на незнакомом языке, известили, что похоже период ожидания закончился.

Дверь сарая с грохотом распахнулась. На пороге предстал старший из моих похитителей Гоша Баградзе. Сплюнув на землю густую тягучую табачную жвачку, он вытер губы рукавом рубахи.

- Всё! Каюк, тебе русский! Биду гонца прислал. Сам приехать не сможет, дела у него. Нам поручил о тебе позаботиться. Извини, дарагой, лёгкой смерти тебе не будет. Секания попросил казнить тебя с «выдумкой». Вот, сейчас пойдём выпьем и думать будем! – хохотнул довольный собой юморист. Уже на выходе он обернулся и погрозил мне пальцем:

- Ты только никуда не уходи!

Выбрать способ казни для кровника уважаемого человека дело непростое. Дети солнечного Кавказа подошли к делу основательно. Удобно устроившись на берегу ручья вокруг роскошного по сибирским меркам дастархана, первую половину дня они посвятили обсуждению. Опустошив очередную бутыль с самогоном, участники совещания к консенсусу не пришли. Чуть не передравшись между собой в результате бурной дискуссии, они решили тянуть жребий. На рассмотрение были три варианта: сжечь живьём на костре, посадить на кол и разорвать степными кобылицами. Удача улыбнулась третьему, самому экзотическому способу смертоубийства. Радость покорителей гор продлилась недолго, возникла проблема со степными кобылицами, которых в наличии не обнаружилось. Посовещавшись, абреки решили, что обычные кони для этого тоже не подходят. Как сказали бы в будущем, неформат. Весь это цирк я непосредственно наблюдал, валяясь на бережке, где глотая слюни от запаха вкусной еды, слушал эту ахинею, одновременно пытаясь медитировать на текущую воду.