Показательно и то, что в этот непростой для российского самодержавия период значительная часть офицеров «Отдельного Корпуса», призванных охранять основы государственного строя, была привлечена к розыску уголовных преступников, хотя в других регионах страны подобная деятельность жандармам была строжайше запрещена. Исключение, сделанное для Восточной Сибири, показывало специфику этого региона, где проблема борьбы с уголовной преступностью приобретала статус первоочередной и наиболее важной для сохранения политической власти Российского самодержавия.

Мужик сказал – мужик сделал! Стоп машина! – заорал я в спину извозчика! Гулять хочу! В трактир поехали!

- Куда изволите? – недружелюбном голосом отозвался невысокий бородатый мужичок на облучке.

- В Москву, давай, махнул я рукой, опять задумавшись о личном.

- Всё, господин хороший, приехали!

- Это куда, ты меня шельма завёз?

- Ну, дык в «Москву», как заказывали…

- Нудык – мудык, - оглядевшись по сторонам, я остановил взгляд на большой вывеске Трактир «Москва».

- И, правда, Москва. Мрачновато как-то, - добавил я про себя… А да ладно, где наша не пропадала.

Щедро расплатившись с извозчиком, шумно вздохнув, я неторопливо вошёл вглубь заведения.

Средних размеров зал был заполнен менее, чем на половину. Зато крики и ор непритязательно одетой публики сразу неприятно ударили по ушам. Шумновато, блин. Я прошёл вдоль стены ближе к окну. Не смотря на изрядное количество ярко горящих керосиновых ламп последней модели, в зале было темновато.

Усевшись за просторный, добела выскобленный деревянный стол, я кивком головы подозвал к себе полового.

- Чего изволите,- услужливо наклонил голову, последний.

- Водки, дай братец, закусить там….Капусты, рыбки копчёной, картохи отварной с селёдочкой. Да, пельмени, ещё…. Ну, и пирогов…подумай чего ещё…- кинул я на стол три бумажных рубля.

- Не извольте беспокоиться, всё сей же час сделаем! – алчно блеснули при виде зелёной бумажки глаза работника местного общепита.

- Жду!

Через час, после плотного ужина и на треть выпитой бутылки водки мне стало хорошо и спокойно. Что-то сильно мне по башке стукнуло, вроде и выпил немного… Точняк, возраст сказывается молодого тела… Не привыкло ещё… Я вяло посматривал по сторонам. Скучно. Поговорить бы с кем…

Взгляд, зацепился за двух молодых людей, только, что зашедших в заведение. По виду, ребята, неловко столпившиеся у входа, походили на студентов.

Пристав из-за стола, я приглашающе махнул им рукой. Дождавшись, когда гости, немного поколебавшись, уселись на свободные стулья за моим столом, я церемонно представился:

- Сергей Николаевич, готовлюсь к поступлению в Технологический институт.

- Николай…Николай Александрович, - чуть замявшись ответил высокий юноша, с небольшими тонкими усиками.

- А это мой товарищ: Сергей Васильевич. Мы студенты Томского университета. Учимся уже второй год. Товарищ Николая Александровича, подтверждающее кивнул головой.

Дожидаясь, когда новоприбывшие сделают заказ, я внимательно рассматривал своих соседей. Судя по несколько потёртому виду форменной одежды, они явно не были избалованы деньгами. Это подтверждал и скромный заказ, шустро доставленный расторопным официантом. В небольшом графинчике с дешёвой водкой, на глаз было примерно триста грамм.

- Давайте выпьем за знакомство! Позвольте вас угостить, - приподнял я свой, использованный только на треть штоф со спиртным.

Не став тушеваться ребята, с радостью приняли угощение. Завязался обычный трёп не о чём между молодыми людьми. Принятый градус отлично способствует развязыванию языков, превращая косноязычных заик в блестящих непревзойдённых ораторов. По крайней мере, в собственных глазах. Буквально за полчаса, я был посвящён не только в подробности повседневной жизни сегодняшних студентов, но и во все частности их биографии и социального статуса. Устав придерживаться официального стиля, мы дружно решили перейти на ты и общаться без отчества, по именам.

Николай, оказался из мещан г.Нижний-Новгород. Родители, нелёгким трудом накопив необходимую сумму, отправили сына учиться в Сибирь, где жить было гораздо дешевле, чем в той же Москве, не говоря уже о Санкт-Петербурге. Гранит науки они грызли на медицинском факультете. Жить приходилось экономно. Снимая на двоих маленькую комнатку в частном секторе на окраине города, питаясь в дешёвых трактирах, они едва укладывались в тридцать рублей в месяц на человека. Даже форменную одежду им приходилось покупать у своих же товарищей, избавлявшихся от старых вещей, в связи с окончанием курса обучения. По двадцать рублей высылали родители, ещё десять-двенадцать они зарабатывали частными уроками. Плюсом последних было то, что по состоявшейся городской традиции, после занятий, репетитора кормили вкусным и обильным обедом.

Но, молодые люди не унывали, в красках описывая, каким они видят своё блестящее будущее. Я, согласно кивал головой, врачей в стране катастрофически не хватало.

Незаметно разговор перешёл на политику. Студенты бурно, сопровождая горячие речи обильной жестикуляцией, стали обсуждать события, недавно закончившейся первой русской революции. Перечисляя жестокости и несправедливости, проявленные царскими карателями при подавление народных волнений. На мою робкую попытку, обратить внимание на односторонний взгляд на вещи, меня прервали бурным эмоциональным рассказом о событиях черносотенного погрома в Томске 20 декабря 1905 года.

- Людей сжигали заживо! Пытавшихся покинуть горящее здание, насмерть забивали камнями и палками! – стуча кулаком по столу, гневно распалялся мой тёзка, Сергей!

Тема обсуждения сменилась на положение каторжан и ссыльных. Студенты, перебивая друг друга, рассказывали о вопиющих случаях, творящегося там начальственного беспредела.

Я почувствовал, что скользкие разговоры на антиправительственные темы, стали меня немного напрягать. Трактир, всё-таки не подходящее место для подобных дискуссий. Слишком много чужих ушей. Положение спас, кричаще выряженный пожилой цыган. Подойдя к нашей компании, он под гитарный перебор, затянул какую-то заунывную песню.

Интересная идея пришла мне в голову. Захотелось немного похулиганить. Жестом, остановив эту «смерть для моих ушей», я наклонившись к ромалэ, озвучил ему своё коммерческое предложение. Придя к консенсусу, мы закрепили соглашение. Протянув мне гитару, он с достоинством принял рублёвую монету. Предвкушающе пошевелив пальцами, я взялся за инструмент.

По Большому Сибирскому тракту

Далеко-далеко за Байкал,

С двору от дому

Да, в Акатуй-тюрьму

По этапу кандальный шагал.

Год почти он пылил по дорогам

В холод, голод, полуденный зной.

На попутке крик,

Да на поверке штык -

Рвал униженно шапку долой.

Пёс-солдат до смерти бил,

Поторапливал в Сибирь.

Сей теперь сама да жни -

Муж твой нынче каторжник.

Арестантская тяжкая доля:

По коротким ночам не до сна.

Ох, и глубока

Бирюса-река,

Как острожная доля, черна.

Гонят партию в землю глухую,

В Акатуйский проклятый рудник.

Там плетьми свистят,

Там в тифу горят,

В небе - крест, а свобода - над ним.

Бур калёный "тук" да "тук",

Да цепей кандальных звук.

Веселей, ребята, бей,

Сил, ребята, не жалей.

Истоптались тяжёлые бродни,

Почернело младое лицо,

И засватанный

Вечной каторгой

На тюремное лёг он крыльцо...

То не море-окиян -

Стонут души россиян,

По судьбе заверчены

Каторгою нерчинской.