«Но это не моё призвание… Моё сердце к этому не лежит!» – чуть не воскликнула я вслух.

– Ответьте на мой вопрос: какую зарплату вы хотите получать?

– Понимаете, деньги для меня не имеют особого значения, – собравшись с духом, произнесла я. – Мне хотелось бы уйти из этой профессии.

– Уйти? – директор от удивления отпрянула от меня, будто я больна чахоткой. – Нигде в другой отрасли вы не получите такой зарплаты. В стране сейчас кризис! – заявила она, возможно, желая запугать меня словом «кризис».

«Разве это имеет отношение к моему сердцу? Разве этого мне так хотелось?»

Директриса взглянула на часы и словно очнулась.

– Что ж, я даю вам время подумать, чтобы принять окончательное решение.

– Спасибо вам! – я встала, повернулась и вышла, закрыв дверь.

Домой возвращалась пешком: денег уже не осталось. Если б знала, что нужно зайти к директору, не поехала на маршрутке. Я шла мимо набережной. По правую руку от меня по магистрали вели машины возвращающиеся домой водители. Я оказалась едва ли не зажатой между рекой и дорогой, когда шла по мосту. С одной стороны – спокойствие замершей реки, с другой – беспрестанный поток машин. Огни далёких фонарей, которые освещали воду, казалось, были так же холодны, как и звёзды. Мне так холодно – и я не столько о погоде, сколько о своём душевном состоянии. Изо рта вырывался пар, и мёрз нос. Я уже и не помню, куда засунула варежки, и поэтому у меня покраснели руки. Мне так хотелось вернуться домой, окунуться в тепло и уют стен и оказаться под защитой от несправедливости реального мира.

Опомнившись, я достала телефон, чтобы отзвониться руководителю. Он взял трубку до того, как я успела сбросить набор его номера.

– Ну, что тебе сказали, Соня? – с нетерпением спросил Валентин Иванович.

– Дали время подумать и предложили перейти в другую аптеку, – устало ответила я.

– А-а-а… Ну ладно. Ты домой иди теперь. Аня уберёт деньги из твоей кассы в сейф и заполнит журналы.

– Хорошо. Спасибо.

Свобода представлялась мне такой близкой… Вот-вот я поймаю её за хвост, и всё это закончится – я очнусь от плохого сна. Но ничего не проходило. Теперь я близка к выходу, но словно подвешена на невидимых мне нитках.

Я так устала… Честно, у меня больше нет сил, чтобы бороться…

Сидя на полу за закрытой дверью своей квартиры, я плакала от горечи, которую испытывала. Не таким я представляла состоявшийся разговор. Это было некрасиво: и то, что моё заявление потеряли и так и не нашли, и то, как разговаривала со мной директор.

Я переехала сюда в сентябре, когда мама повысила цену на сдачу квартиры. Квартиросъемщики не согласились тогда платить столько, сколько установила мама. У них не оставалось другого выхода, кроме как съехать, о чём они скоро пожалели. Мы очень сильно разругались с моим младшим братом, который начал водиться с одной компанией. Смерть отца и на нём отразилась очень сильно. Максим переживал её по-своему. Но никому легче от этого не было. Мы с мамой, в свою очередь, очень переживали за него.

У меня не выходил из головы разговор с директрисой. Какой бы ни была между нами разница в статусе, она должна была по-человечески понять меня. У меня не выходит так, как у Эллины. И не получается работать со всеми этими людьми, потому что я чувствую в их глазах презрение и насмешки.

Перестав жалеть себя, я встала и умылась – только в фильмах девушки могут красиво плакать. В реальной жизни это выглядит жутко и жалко. Особенно покрасневший нос и растёкшаяся тушь. Мыло попало в глаза и очень щипало.

Я поставила чайник. Пока он закипал, мне пришла в голову идея, как немного поднять себе настроение. Время было ещё рабочее, особенно в модных парикмахерских, которых вокруг было, как аптек.

Я выключила чайник, переоделась и пошла в парикмахерскую. Идея распрощаться с длинными волосами пришла в голову неожиданно, но мне не хотелось больше оставаться прежней. Мне хочется стать лучше и измениться… и, похоже, первой претерпит изменения моя голова.

Я поднялась по ступеням и вошла, молясь, чтобы людей в это время было немного. Женщина средних лет указала мне кресло, в которое я могу сесть. Пристроив шубу на вешалку, я медленно подошла к нему. В последний раз посмотрела в зеркало на себя с длинными волосами, над которыми последнее время издевалась, как могла: то окрашивала, то мелировала.

– Как будем стричься? – спросила мастер, осматривая мои кудри.

– Хочу совсем коротко… – и очень тихо добавила: – Под мальчика.

Парикмахер улыбнулась мне и принялась за работу. С каждым движением ножниц я ощущала, как моя голова становится легче и легче. Когда работа была закончена, то я увидела себя с каре.

– Я не стала совсем коротко стричь, потому что в этом случае вы бы не смогли уложить волосы, – объяснила мне парикмахер, почему выбрала именно эту стрижку. – Они ведь у вас не прямые, будут завиваться, как у барашка.

Я смущённо улыбнулась и поблагодарила парикмахера за работу. Таким образом я распрощалась со всем плохим, что произошло…

Вы не знаете, как шокировать коллег и заставить обратить на вас внимание? Просто придите на работу с новой стрижкой, в новом образе! В моём случае все просто выпали в осадок. Заведующий сказал, что мне не идёт. Но для меня не имело значения, идёт мне или нет. Таким образом я пыталась бросить вызов обществу (прежде всего нашему коллективу) и сказать этим: «Я больше не буду здесь работать. Я не буду работать в таком коллективе, где каждый за себя. Я не буду работать с людьми, которые не выполняют свою работу!».

Отсчёт моих двух недель отработки пошёл со времени написания не первого заявления, а второго. Я осталась в аптеке на две недели дольше, чем планировала. Этим и отличается мир взрослый от мира детского. Взрослые находят тысячу причин, чтобы излагать законы так, как им выгодно, чтобы заставить работников трудиться до изнеможения, без малейшей поблажки. Никто не учитывает пожелания их самих.

Знаете, помощь иногда приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь!.. Я написала моим одногруппницам из колледжа о том, что случилось, и они помогли мне с трудоустройством.

Оставаться ни в этой аптеке, ни в этой фармацевтической сети мне не хотелось. Мне нужно было что-то сделать, я это остро чувствовала. Не имело значения, что. Но уволиться мне было просто необходимо.

Я больше не хотела терпеть и делать то, что не люблю. Мой привычный мир вот-вот разрушится, если я ничего не изменю. Мне страшно, но, когда человек что-либо меняет, это вполне нормально. По крайней мере, так писали в сообществах ВКонтакте.

Директору я долго не могла дозвониться, но наш телефонный разговор всё же состоялся.

– Ну что, София, вы обдумали наш разговор?

– Да. Я обдумала. И хочу сказать, что благодарна вам за предоставленную возможность, но я решила уйти.

– Знаете… – сердито начала директриса, явно потеряв терпение, но осеклась, взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее: – Вам действительно нужно набить собственные шишки, чтобы чему-то научиться. Имейте в виду: многие, кто ушёл, спустя время всё равно возвращаются.

– Я понимаю… – проблеяла я.

– И вот ещё что… – она сделала паузу и через мгновение договорила: – Может, вам стоит перестать искать во всех окружающих врагов? Может быть, причина в вас самой? Подумайте над моими словами.

– Хорошо. Спасибо вам…

На том конце провода послышались гудки. Пусть уж лучше так…

Это несправедливо, но мне просто нужно было уйти. Мне необходимо дать себе второй шанс, будто я просто ошибаюсь, и это всё моя вина. Моя вина в том, что я просто не могу, как другие, получать от этого радость. Но второй шанс всё изменит!.. Я непременно приму это.

Не прошло и недели, как я услышала, что на мое место метит девушка из другой аптеки нашей сети, и, естественно, расстроилась. Это как-то недостойно и не очень красиво характеризует того, кто в итоге занял мое место, за которое я боролась два с лишним года. До той самой последней капли, которая переполнила чашу терпения и привела к тому, что случилось.