– Есть. Генератор на всю деревню. Власти поставили. Столбы-то давно попадали, провода в утиль сдали. За генератором Колька Тракторист следит, да запил, неделю не просыхает. А агрегат дня три как заглох, без Кольки завести не можем.

– Посмотрю, в электричестве разбирался, инженером когда-то был.

Так начался мой первый день в деревне.

При дневном свете деревня, утопающая в августовской зелени, выглядела не так мрачно, как мне показалось во вчерашних сумерках. Весело блестели окна домов, улыбаясь резными цветными наличниками. И люди здесь жили такие же добрые и приветливые, что ощущалось в воздухе.

Дом Кольки Тракториста стоял на другом конце деревни. Мы со Степанычем шли по улице, здоровались с жителями, с интересом разглядывающими меня. Как же, целое событие – на деревне появился новый человек. Степаныч объяснял: племяш погостить приехал. Меня он заранее не предупредил. Я не возражал – племяш так племяш. Так и стал я родственником.

Дом Кольки был похуже остальных, покосился и левым углом врос в землю. Дворовые постройки тоже приходили в упадок, забор местами падал и держался на подпорках. В дальнем углу двора, в сарае, размещался дизель с генератором, от которого по опорам тянулись провода к домам. Здесь же, во дворе, стояли и два видавших виды трактора: колесный – «беларуська» с прицепом и гусеничный – «дэтэшка». В беспорядке валялось сельскохозяйственное оборудование, отдельно стояли большие сани, сваренные из металлических труб.

– Пьет, – ответил на мой немой вопрос Степаныч. – Хороший мужик, рукастый, все чинит, огороды пашет, в магазин в соседнюю деревню возит. Одна беда – как запьет, словно подменили, дурной. Терпим, куда деваться.

– Нинка, ты дома? – крикнул Степаныч, заходя через открытую калитку во двор, а мне добавил: – Жена Колькина, сама стакан замахнет, и хоть бы хны. Так и живут.

В доме что-то громыхнуло, и на крыльцо вышла неопрятная непричесанная женщина без возраста, явно навеселе.

– Степаныч? Ты че?

– Мастера привел, племяш мой, Сашка. Колька как?

– А-а-а. Похмелился с утра, дрыхнет.

– Свет будем делать.

– Надо. По стакашку налить? У меня есть.

– Ты ж знаешь, я не пью.

– Саш, ты?

– Я тоже, – и пошел к агрегату. – Инструмент есть какой?

– Там, в сарае, – махнула рукой Нинка и начала о чем-то оживленно рассказывать Степанычу.

Разбираться пришлось долго, техника для меня была незнакомая и, судя по виду, Колькой не обслуживалась. Работала, пока работала.

Аккумулятор заряжен – стартер весело крутит дизель, но просыпаться он явно не хочет, не заводится.

Постепенно деревня начала собираться у Колькиного двора – электричество нужно было всем.

– Четвертый день без света. В магазин надо ехать. Нинка, ты Кольку споила. Не давай ему больше, не умрет, – слышалось в многоголосом бабьем гомоне.

Нинка огрызалась, отделывалась шутками, предлагала выпить, чтоб унять недовольных, – никто не соглашался.

Мужики подходили ко мне, давали умные советы, не помогающие ремонту. В технике не разбирались.

Вдруг раздался грохот, за ним дружный смех.

Колька, услышав голоса, все же встал и хотел выйти на улицу, но упал с крыльца, зацепив за собой пустые ведра. Кое-как поднялся, держась двумя руками за перильца, но дальше идти не мог, боялся опять упасть. Так и стоял в съезжающих длинных цветастых трусах, качаясь, оглядывался вокруг мутными глазами, и ничего не понимал. Увидев собравшихся людей, начал жестикулировать рукой, пытаясь что-то сказать. Но у него получались только междометия да «Нинка стерва», что вызвало новую волну хохота. Нинка подошла к мужу и со словами: «Ах ты, гад» начала макать его головой в стоящую рядом бочку, какое-то время держа под водой. Колька нахлебался воды, голос у него прорезался, он отчаянно заматерился, но сопротивляться сил не хватало.

Все смеялись. Слышалось: «Так его!». А мне стало жалко бедного Кольку. Нинка тоже была виновата в пьянстве мужа. Но что поделать, по-разному люди живут. Выместив злобу, а может, просто сработав на публику, Нинка отпустила мужа и ушла в дом, хлопнув дверью.

Колька сел на ступеньку крыльца, с его всклокоченных мокрых волос стекала вода, и от этого он выглядел еще более жалким. Кто-то пожалел бедного мужика, прикурил сигарету и вставил Кольке в рот. Тот запыхтел, придерживая ее дрожащей рукой. Немного отпустило.

Моя работа тоже двигалась. Как оказалось, из-за Колькиной неряшливости засорился топливный фильтр, который надо было просто промыть. Наступил ответственный момент. Движок несколько раз провернулся вхолостую, затем послышались редкие хлопки, сопровождаемые черным дымом, и наконец дизель набрал обороты и мерно загудел. Я облегченно вздохнул – мотор ожил.

Радостный гомон прокатился по толпе, меня хлопали по плечам, а я все еще растерянно стоял, не веря в удачу, вытирая руки тряпкой.

– Мастер, – послышалось в людской многоголосице.

– У кого что включено, выключайте. Через пять минут ток дам, – предупредил я собравшихся. Жители торопливо заспешили по домам. Заторопился и Степаныч.

– Саш, закончишь, приходи, ждем.

Улица опустела. Только на крыльце сидел Колька, докуривая сигарету. Вышла и Нинка, пожалела мужа и примирительно накинула на него рубашку, подала штаны: «Не позорься» – и опять ушла в дом.

Хмель отступал, Колька начал приходить в себя, на лице появилась какая-то осмысленность:

– Ну, виноват. – И вдруг с вызовом: – А че я могу сделать? Жись такая.

Я заглянул в его глаза. За видимой бравадой угадывались слабость, безволие, даже страх, но проглядывало, хотя и слабое, осуждение себя.

Как помочь Кольке? Чувство жалости отошло в моей душе на второй план и уступило место этому новому желанию, редко востребованному в обыденной жизни. Словно легкий ветерок прошел сквозь меня, голова закружилась, я невольно сделал шаг вперед и оперся на плечо Кольки. Окурок выпал у него из руки. Несколько мгновений мы, не мигая, смотрели друг другу в глаза. У меня заболела голова, я сам почувствовал опьянение, противное послевкусие во рту, давно забытые мной ощущения – погрузился в состояние Кольки.

Захочешь, не будешь пить – так словами можно было описать дуновение, прошедшее сквозь меня.

«Чудес не бывает, без желания и усилий самого человека ничего не получится», – понял я.

Дошло ли это до Кольки, не знаю. Но на его лице сначала промелькнул испуг, затем интерес, возникло слабое проявление воли и надежда на изменение своей жизни.

– Не такой уж я пропащий человек.

– Ты сможешь, – донеслось напоследок как отклик на Колькину реакцию.

Все кончилось. Я пришел в себя, оторвал взгляд от Кольки и увидел притихшую Нинку, выглядывающую из-за двери дома, ей тоже досталось неведомого дыхания.

Пора было давать ток. Полыхнул искрами рубильник. Дизель слегка замешкался, почувствовав нагрузку, но быстро пришел в себя и довольно заурчал – наконец-то дам свет и тепло людям.

Колька с Нинкой так и замерли на своих местах, провожая меня глазами. Я улыбнулся и помахал им рукой, на душе было хорошо.

Деревня преобразилась. Из окон домов слышалась музыка, умные речи дикторов, у кого-то уже весело жужжал рубанок, откликались другие инструменты, повеселела деревня. Мне улыбались, благодарили, хвалили. «Мастер!» – долетало в спину. Я, довольный, кивал в ответ. Для меня это было ново, вот так просто, бескорыстно отремонтировать агрегат, помочь людям. Оказывается, это очень приятно. Неожиданно попав ногой в свежую коровью лепешку, я поскользнулся и чуть не растянулся посреди улицы.

– Не гордись, – предупредил меня ветер, и довольная улыбка слетела с моего лица. Все правильно.

Только один дом на улице за густыми кустами сирени стоял с закрытыми окнами, тихий и грустный. За темными стеклами угадывалась пустота. Я подошел ближе и остановился у прикрытой калитки.

– Человек ушел отсюда в безвременье, – услышал я и взялся за калитку, чтобы зайти.