Неожиданно ощущение бездонной глубины неба исчезло, надо мной проплывали облака. Хотя увиденное трудно было назвать облаками, кто-то огромной метлой махнул по небу, разгоняя тучи и наводя порядок, но не закончил начатое, остались тонкие и длинные белые перья, прочерченные прутиками гигантской метлы.

Что произошло со мной? Испытал ли я пережитые ощущения наяву? Может, я только спал, и мне все пригрезилось? Ответа не было, да и кто или что могло мне его дать. Лежал бы так и лежал в раздумьях.

Все же надо было вставать, идти дальше, определяться с ночлегом. От земли потянуло холодком. Вечерело. Пора.

Поднявшись на ноги, я оглянулся по сторонам: казалось, что мир изменился вокруг меня. Нет, мир тот же, просто дополнилось мое восприятие окружающего. В чем были эти перемены, я не мог уловить и тем более понять.

Вот беда, где мой рюкзак? Трава распрямилась, скрыв его в своих недрах. Я в душевном порыве не заметил, куда его забросил. Что ж, надо искать. Пошел наугад, раздвигая перед собой высокую траву, чуть отклонился вправо и споткнулся о рюкзак, вот он! Подумал, что мои поиски займут много времени, а нет, произошло маленькое, но чудо.

Я вышел опять на тропинку, перекусил, из припасенной бутылки попил воды, обулся. Дальше в путь скорым шагом в сторону леса. Солнце приближалось к его кромке.

Наконец я достиг опушки леса, это была светлая березовая роща. Травяное море волной накатило на нее, но, не в силах победить, отхлынуло назад и успокоилось, и так захватило огромное пространство. Тропинка же ныряла дальше под сень берез, через ячеистую крону которых пробивался вечерний солнечный свет, играя тоненькими лучиками, бегающими между деревьями. Сюда уже пришла вечерняя прохлада, в нее приятно было окунуться после насыщенного солнечным ветром открытого пространства. Березы стояли далеко друг от друга, но все равно в перспективе сливались в одну сплошную пеструю пелену, от которой рябило в глазах. Земля в роще была сплошь затянута шелковистой невысокой травой, по которой можно свободно гулять меж редких тонких стволов с трепещущими на легком ветерке завитушками белой бересты. Сверху свешивались длинные тонкие ветки, усеянные резными остроконечными листьями, между ними проглядывали длинные желтые сережки. Ветки раскачивались, словно распущенные волосы, слышался тихий шепот:

– Чужой, чужой, чужой, чужой…

– Человек, человек, человек, человек…

– Враг, враг, враг, враг…

– Страх, страх, страх, страх…

Летело от одного дерева к другому и разносилось по всему лесу.

Невольно я остановился. Лес насторожился, притих и ощетинился, не ощущалось движения воздуха, смолк и птичий гомон.

Сделав над собой усилие, я подошел к ближайшей тоненькой березке, затрепетавший при моем приближении. Прикоснулся ладонью к ее стволу – не бойся, я не принесу вреда, постараюсь не нарушить покой, просто пройду через лес. Это были даже не слова, скорее мой эмоциональный настрой, я попытался передать его дереву. Некоторое время ничего не менялось. Вдруг я ощутил движение воздуха, словно вздох облегчения пронесся по лесу. Качнулась ветка моей березки и мягко прикоснулась к моей голове – мы верим, проходи.

Тропинка чувствовала себя здесь вольготно, беспрестанно петляла, изменяя направление, бежала от одной березки к другой. Наверное, люди, околдованные красотой рощи, не спешили уходить из этого места и гуляли меж стволами, стремясь продлить очарование. Так и тропинка пролегла без определенного направления, под ногами шуршала перепревшая листва, изредка хрустели тонкие сухие прутики, упавшие с деревьев. Я шел не спеша, дышал лесным воздухом, особым грибным запахом, касался руками тонких прохладных стволов. Деревья успокоились и больше не трепетали. Я ощущал пульс соков, протекающих от корней к вершинам, громадную силу растительного мира.

Скоро я окончательно потерял направление движения.

Впереди наметилась небольшая ложбинка, тропа спускалась в нее и терялась в траве. Здесь было прохладно и сыро, рос папоротник, а по сторонам примостились небольшие елочки, случайные гости. Внизу блеснула вода, мелкая темная лужа, и я увидел следы пребывания человека, кто-то заботливо перекинул доску через это препятствие, доска была еще светлой, не прогнившей. Воодушевленный таким открытием – люди были близко, – я смело пошел по доске. Она прогибалась под моим весом, даже скрывалась под водой. Потревоженная черная жижа, пузырясь, хлюпала и не желала отпускать доску обратно. Поднявшись по противоположному краю ложбинки, я остановился. Впереди между березами появились просветы, лес заканчивался. Но пройти пришлось еще с полкилометра, пока стена деревьев не расступилась. Лес остался за спиной, я обернулся и попрощался с ним.

Неширокая опушка леса, на которую березки не смели вступить, уходила в обе стороны и терялась, а передо мной земля неожиданно обрывалась, синяя даль вечернего неба занимала все видимое пространство, путеводная тропинка убегала вперед и пропадала за краем.

Я сделал несколько шагов до края высокого обрыва, крутой слон которого уходил далеко вниз, и словно оказался на гигантском балконе над обширной долиной. Только через несколько километров опять начинался плавный подъем к горизонту, на его линии скорее угадывалась темная полоса леса.

Дыхание перехватило, мне никогда не приходилось видеть таких огромных открытых пространств, сразу охватить взглядом открывшуюся картину было просто невозможно. Пространство засасывало в необъятную даль, возникло чувство полета, даже, скорее, парения в воздухе, при этом не было головокружения и страха.

На краю обрыва очень кстати стояла деревянная лавочка, на которую я присел, оперся на спинку и замер на балконе зрительного зала, а впереди разворачивалось действие – наш мир, планета Земля.

Когда-то здесь протекала река, но теперь сильно обмелела, может, нашла себе другой путь, ее лоно, по берегам обросшее кустарником и склонившимися деревьями, осталось.

У нижнего края склона, чуть правее от меня, прилепилась деревенька. Часть деревянных домов были в неплохом состоянии, но виднелись и давно брошенные, с провалившимися крышами, а в буйствовавшей растительности можно было угадать развалившиеся остатки срубов, печей и дворовых построек.

Никакой явной дороги к этой деревне не вело, света в окнах не было, ни один звук не нарушал тишины, и можно было подумать, что здесь уже никто не живет. Все же из нескольких труб вился дымок, но, не в силах подняться, опускался обратно и растекался по долине белесыми полосами, плавающими над землей. А может, это уже был туман, вестник скорых ночных холодов и не такой далекой осени, спешащей на смену лета.

Левее деревни, на противоположном берегу пересохшей реки, на небольшой возвышенности стояла деревянная церковь, с чудом сохранившейся покосившейся маковкой, увенчанной крестом. За церковью виднелись крестики заросшего кладбища. От деревни до церкви скорее угадывалась дорога и виднелся остов моста, перекинутого когда-то через пропавшую речку.

По долине тут и там росли небольшие лиственные рощицы, а правее, вниз по склону, почти до самой деревни спускался густой хвойный лес, сливающийся наверху с моей березовой рощей. Левее церкви перспектива казалась бесконечной и терялась в наступавших сумерках.

Можно было долго сидеть и смотреть на кажущийся вечным умиротворяющий пейзаж. Все новые и новые детали открывались передо мной, это созерцание завораживало и могло продолжаться бесконечно.

– Так и Создатель мог остановиться здесь после своих трудов праведных, придирчиво осматривая результаты, и задуматься о сущности бытия, – услышал я свой тихий голос, словно со стороны. Эти слова, непроизвольно произнесенные вслух, были не моими, они пришли извне. Я не только не удивился им, но и сама их суть, сейчас и здесь, не вызывала сомнений. Все мои прежние знания о нашем мире тоже никуда не делись, но отошли назад и пока затаились.