Всего лишь стихи Это всего лишь стихи? Конечно. Это всего лишь игра в слова. Пусть и не так уж она нова, но она будет с тобою вечно. Это всего лишь стихи, всего лишь эхо от залпов душевных битв. Строки, которые ты запомнишь лучше, чем строки своих молитв. Это всего лишь стихи, но всё же именно им и дано спасти тех, кто не может сойти с пути, но и идти никуда не может. В чёрной вселенной горячий свет, летящий тебе вослед… Ad se ipsum Уснуть бы — и снова в дошкольники, в совсем позабытые годы, где ждут подмосковные дворики, где запах листвы и свободы. Где всё поразительно искренне, есть место надежде и чуду… Где не рассуждаешь об истине, её обретая повсюду. Где суп и украдкою сладости с домашним компотом на третье. Не думая вовсе о старости, ты там ощущаешь бессмертье. Но годы проходят, взросление всё больше тебе интересно, а в юном своём поколении тебе уже душно и тесно. И думаешь трепетно: «Вырасти скорей бы, скажите мне средство!» Небесной не чувствуя милости в коротких мгновениях детства. Тени Тени являются, тени сгущаются, тени плывут прямо в сердечко, надеясь найти там приют. Множество лет воскресают они по ночам, пищу давая коротким и грустным стихам. Тени являются, тени сгущаются, тени кричат, словно весь мир уже ими навечно объят. Ноги поджав и за голову взявшись, притих, чтобы случайно не сделать реальными их. Тени являются, тени сгущаются, тени во мне — пьют мою душу неспешно при полной луне. Только рассвет их разгонит по разным углам, делая то, что не сделал ни разу я сам… Годы проносятся, словно почтовый экспресс. Где ты, мой ангел, куда ты бесследно исчез? Разве не видишь? Я в прошлом увяз с головой. И только тени останутся рядом со мной. Мы повторяем… Мы повторяем чью-то жизнь и чью-то смерть, мы повторяем, не задумываясь даже… В итоге нового никто уже не скажет, хотя бы старое произнести успеть. Как ни крути – ничто не ново под луной. И потому все зарифмованные чувства (как и любое современное искусство) перескажи двумя словами: "Я живой". Январь
Ночные окна и балконы, безмолвно падающий снег и ты – всего лишь человек — отбившийся от легиона прохожих, толп, очередей, — на небо смотришь отстранённо и видишь, как она огромна, та жизнь, что сделалась твоей. В ней перекручены узлами работа, скорость, боль обид, обед с какими-то козлами, семья, дежурный суицид по воскресеньям, тяжесть быта, ловушка мнимых перспектив… Но жизнь другая не забыта, и слышен вновь её мотив над этим городом и снегом, над этим суетным мирком. Ты возвращаешься в свой дом каким-то новым человеком и начинаешь всё сначала, с минувшим обрывая связь, как будто стряхивая грязь, что эти годы прилипала. Август-октябрь Города цвета сепии в августе ждут вестей о скитальце, что родом из порта пяти морей. Он себя до сих пор не нашёл, потеряв когда-то. Его тень удлиняется снова в лучах заката — обещался приехать в один из осенних дней. Да, он исколесил миллионы чужих дорог, не встречая своей… И, наверное, только Бог точно знает, где можно её отыскать бедняге. Хорошо, что с собой карандаш и гора бумаги, километры пути превращать в километры строк. …Жизнь проносится мимо за окнами поездов. Там какие-то люди стареют в объятьях снов, там бушует листва и пасутся себе коровы. То ли истина жизни, а то ли её основа, что доступна тому, кто состариться в ней готов. Но до этого долго, а значит, стекло и сталь и асфальт устремляются вновь в голубую даль. Город N принимает гостей на пустом вокзале. А скиталец привык, что его не особо ждали, да и в долгой дороге уже растерял печаль. Он идёт в никуда, как и всякий последний раз. Бесконечная жизнь отражением чьих-то глаз обгоняет его в серебристом автомобиле. Хорошо жить, когда о тебе все давно забыли, с неразгаданным прошлым навек обрывая связь. Вот и листья в лицо, словно осень кричит «привет», вот и вновь фонари у скамьи зажигают свет, и куда-то исчезнут прохожие на мгновенье… Я иду в никуда, повторяя без сожаленья: «Только Август-Октябрь запомнят твой силуэт, вечный странник…» Ambo valentia Играла ты, мне кажется играла… Но я и сам был рад порисковать, когда в углу наскучившего зала я образ твой срисовывал в тетрадь. В нём ощущалось что-то колдовское, и это дополняло красоту. Я всё водил неопытной рукою по быстро почерневшему листу, затем добавил крест, ещё зачем-то добавил своё сердце у креста. Игральной картой с этого момента мы улыбались из границ листа. И ты играла, ты всегда играла, а я и рад был стать твоей игрой. Но и тогда я знал, что слишком мало и слишком много просто быть с тобой. Ведь дама треф червонного валета не пощадит, когда настанет ход. Любовь почти всегда амбивалентна, и я всё это видел наперёд. |
