Absolvo te Всё стареет… И даже любовь из детства. Вон, смотри, она бродит и ищет средства на лечение всяких собак. Сама-то вот как года четыре живёт у брата. Говорят, её муж – я так понял, первый — был не то что козёл, но немного нервный, потому не стеснялся ей бить по роже на глазах у детей, да и всех прохожих. А второй её муж – вроде тот, что длинный — зарубил двух ребят и пришёл с повинной. Он мотал свой строгач в мерзлоте Урала, а теперь ходит слух, что его не стало. Да и хрен с ним, одним идиотом меньше. Непутёвые всё же мозги у женщин. То ли сила их в этом, а то ли слабость? Здравствуй, детство влюблённое, здравствуй, старость… Ежедневное «Всё исполнено точно и в срок. Остаются мольбы без ответа? Не печалься об этом, сынок. Скоро Пасха. И вечное лето. Скоро праздник во веки веков: очищенья, любви, искупленья… Но пока ещё время крестов, это значит, что время смиренья. Так прими его! Встань и иди в своё царство дорогами боли. Всё что есть у тебя впереди — исполненье божественной воли. Не грусти ни о чём и шагай в свой чертог из безумного ада. Тебя ждёт заповеданный рай, недоступная многим награда…» Но пуста Гефсиманская ночь: только мрак, тишина и усталость. Всё исполнено ровно точь-в-точь. – Ты ли, Господи? Вновь показалось… Roma Я ещё прихожу в этот каменный сад и подолгу стою у скрипучих ворот, где сплелись воедино дорога назад и дорога вперёд… За гранитными глыбами преет трава, между статуй и портиков пляски теней, а на мраморных рострах всё те же слова: «Ни о чём не жалей». П. Рябову Я так живу, как будто я бессмертен, но в этом есть своеобразный плюс. Я не боюсь ни суеты, ни сплетен, и просыпаться утром не боюсь. Проходят дни, а я на том же месте варю свой кофе, да пишу стишки. Я не боюсь предвзятости и лести, и что-то делать миру вопреки. Армады лет форсируют друг друга, толпа людей сменяется другой. И все бегут, как лошади по кругу, играя в салки со своей судьбой, играя в жизнь, как будто в лотерею. Храни их бог, но нам не по пути. Я так живу, как будто всё успею… И мне неважно, что там впереди. Слова
Слова, так тихо и священно звучавшие над полутьмой, разбились о глухие стены того, что мы зовём судьбой. Они не очень помогли нам, но вновь и вновь издалека мы возвращаемся к руинам былого замка из песка. Слова, звучавшие когда-то, уже навряд ли нас простят… Но ты ни в чём не виновата, и вряд ли кто-то виноват. N.L. Не то чтобы любовь, но море теплоты… Не то чтобы мечта, но светлое стремленье… Я долго падал вниз с огромной высоты, и только ты смогла предотвратить паденье. Не знаю, почему, но так устроен свет — всё важное всегда приходит с опозданьем. Я вспомнил о тебе спустя почти пять лет, чтоб вынести вердикт своим воспоминаньям. Прости меня, за ложь и за кошмарный нрав, за огоньки надежд, что зажигал играя и сам же задувал. Я был во всём неправ. Особенно тогда, весной в начале мая. Не знаю, средь каких сейчас блуждаешь стен. Надеюсь, это Рим, как ты всегда мечтала, а за моим окном всё тот же Карфаген, в котором мне опять всё начинать сначала. Прости меня. Хотя верней сказать прощай. Пусть будет для тебя приветливой чужбина, а если в отчий дом вернёшься невзначай, то пусть тебя хранит родная Украина. D.B. Всё удалить и всюду удалиться, воспеть в стихах извечные неврозы и от тайги до Северной столицы бежать сквозь годы, вытирая слёзы. Вставать и падать, снова подниматься, писать кому-то грустные записки. Всё как тогда, когда тебе пятнадцать, но скоро тридцать – это возраст риска. И если раньше было темновато, то здесь, сейчас – значительно темнее. Твой грустный ангел (копия Пилата) уходит прочь, поправив шарф на шее. Не провожай, оставь его, он вырос, остыл, устал, сроднился с тишиною. В нём тоже созревал когда-то вирус, и вот, созрев, он стал его душою. Придёт другой, а там второй и третий. Как верное лекарство от рутины к тебе спешат из глубины столетий обрывки снов безумной Мессалины. Глотай как воздух каждое мгновенье, играй людьми, не вглядываясь в завтра. Освободи своё воображенье на фоне равнодушного ландшафта. |
