При этом я шмыгал носом, сопля под действием земного притяжения быстро шла по ноздре вниз. Но эта сопля при всей своей отвратительности – прям блевануть можно, если, конечно, чужая – всё же чище и выше ссак. Это уж как пить дать.

Меж тем Ленка вот так верхом скользила по моей ноге всё ближе к моему туловищу. Мокрое придвигалось, приближалось. Как же я хотел вытереть ногу! Но – понимал, что нельзя, что еще не время, и старался свою соплю подобрать как можно тише, аккуратно втягивая воздух в голову. А это непростая гидравлика!

Ленка подтянулась совсем близко к моему туловищу и прошептала мне в ухо:

– Тихо. Не дергайся, – как будто была диверсантом и снимала часового. Это пусть даже легкое, еле заметное касание любимой военный темы немного развеселило меня.

Я подчинился, терять было уже нечего. Она привстала с моей ноги и расстегнула лямки моих типа баварских штанов. Далее стянула с меня и их, и мои практически девчачьи трусы (настоящие, черные, как у взрослых, сатиновые, я выпрашивал – но тщетно, не дорос еще). И, наконец, она двумя пальцами взяла меня за стручок. Который висел себе скромно и незаметно и, я бы даже сказал, жалобно. Я как-то отдернулся, но тут же вспомнил про машинки – и застыл.

Это детское переживание я вспомнил после, во взрослой жизни, когда был снова унижен одной своей подружкой. Охохо. Лиха беда начало…

Познакомился я как-то с девушкой, лет через 20 после Ленки, и у меня возникло к ней чувство. И вот она – тоже, как и Ленка – надругалась надо мной. Дело было так. Мы к ней пришли, выпили, закусили – ну, типа романтический ужин, – и она, идя в душ, этак роняет: «А ты пока посуду помой». Да ты, отвечаю, совсем охренела, что ли? Ну, говорит, как хочешь, но тогда ничего сегодня не будет. И я, признаюсь, малодушно пошел мыть эту самую посуду. Помыл я, значит, грязные тарелки – и в койку, праздник такой со слезами на глазах. А на ложе любви ждало меня открытие. Я понял, что значит «беличий глазик». Раньше только слышал про такое, а тогда испытал это на своей шкуре. Речь тут, деликатно выражаясь, о дамском диаметре. Он был необычайно, неестественно мал! Это давало особые ощущения, острые и разительные. Надо уточнить, что к дефлорации это не имело никакого отношения. Всё, что было раньше, в предыдущей жизни, ну, с этим делом, вдруг показалось жалким подобием левой руки. Меня это страшно увлекло. Я концентрировал внимание на тонкостях этого небывалого переживания. А ведь мог бы отказаться от мытья посуды, хлопнуть дверью и гордо уйти! И остался б дураком.

Наши отношения с девушкой «Беличий глазик» развивались и углублялись. Мы стали часто видеться и даже начали строить планы на жизнь. И вот однажды, когда я к ней завернул, мы поужинали и ближе к ночи пошли прогуляться, перед тем как залечь в койку. Идем под ручку, весна, романтика, и она вдруг говорит:

– Ты – переводчик, еще тебе надо вступить в партию, и тогда мы вообще заживем как люди. Ездить будешь в загранку!

Да… Я уже был почти готов к употреблению, а она вдруг такое ляпнула! И с глубочайшей печалью я подумал: «Ёб твою мать, ну как ты могла? Дура! Всё испортила! Тупое животное! Проститутка бездуховная!»

Эта катастрофа случилась перед самым финишем дистанции, уже на повороте к ее дому… Но – я не повернул, а как шел, так и продолжил движение по прямой.

За этот удар, за то оскорбление отомстил я ей. И моя месть была страшной! Вот что я сделал: не раскрыл кощуннице тайну «беличьего глазика». Она этого про себя не знала – что я выявил осторожными наводящими вопросами. Хотел было ее осчастливить, поднять ее самооценку, в конце концов, сказать девушке приятное. Причем правду. Но! С тех пор я с ней не встречался. Видеть ее не мог!

Был в этой истории еще момент комический, незадолго до финала. Короче, приехал я, как обычно, к ней. То-се… Рассвет забрезжил… Радио проснулось и зашуршало… Она подхватывается – на работу пора.

– Какая работа, иди сюда!

Привлекаю ее к себе, сжимаю в объятиях, хвать за одно, за другое, ну всё как положено. Идет стандартная любовная игра. Но вдруг через полчаса – стук в дверь. Она вскакивает:

– Это муж!

– Какой, нах, муж? Ты ж не замужем!

– Да, но вот мы еще не совсем окончательно развелись, он за вещами пришел.

Ломится этот гибридный муж в дверь, орет, давая жене обидную характеристику. Это восхищает благодарных зрителей, они дико хохочут! Там же в подъезде бригада маляров красит стены, и вот им с утра такое роскошное представление. Мужики, конечно, бросают работу…

Я подхожу к окну – проверить путь к отступлению. Очень кстати это первый этаж, но! На окнах – железные решетки!

– Он сейчас уйдет… – шепчет она. – Подумает, что дома никого нет. Что я ушла на работу.

Тот ломится в дверь как дикий зверь:

– Открывай! Я знаю что ты дома, проститутка!

– Придется открыть… Но он только возьмет чемодан и быстро уйдет!

Она пошла к двери. А я решил тактично переждать напряженный момент в совмещенном санузле. Чтоб не мешать беседе голубков. Пусть воркуют без меня. И, значит, запираюсь я в удобствах. Муж с порога громко, чтоб я слышал, объявляет:

– Ты всегда была блядью!

Типа сейчас убьет. Я – к двери, выйти и вмешаться, защитить даму. Но быстро сообразил, что это не очень корректно – у (бывших) супругов беседа, а тут посторонний мужик выходит из санузла их мирить, совершенно голый, и, призывая к гуманизму, в то же самое время мотает хером туда-сюда. Как-то не очень хорошо получилось бы… Надо хоть срам прикрыть. Снимаю с гвоздя халат, надеваю – и вдруг осознаю, что и это тоже не очень: в хозяйском халате права качать. Снимаю халат… Пока я так работал над своим имиджем, «наш» муж ушел, хлопнув дверью. А (бывшая) его жена говорит:

– Вот что значит нарушать трудовую дисциплину! Сидела б на работе, давно чай бы пила, а тут всё, блять, на нервах, на измене.

Там все участники получили по солидной порции унижений, не один я – и это меня как-то утешало.

Конец лирического отступления.

– Ну, допустим, – подумал я про ситуацию с Ленкой. – Меня, в конце концов, не убудет, да к тому же никто и не узнает.

Она теребила стручок, но с ним ничего не происходило. Хотя она, видимо, чего-то ожидала (это в шесть-то лет. Черт знает, откуда у нее такое знание жизни. Кто ее в это вот всё посвятил? Где она подсмотрела?)

– Ну вот и начинается моя игра! – И она свободной рукой задрала платье почти до шеи – я увидел ее голое тело, страшно похожее на туловище дешевой пластмассовой куклы – и придвинула ко мне свою деталь, похожую на бледную (есть такая порода) абрикосу, и заставила меня ее потрогать. Да пожалуйста, да и хрен с тобой! Ну абрикоса, и ладно, ничего страшного. Потом она еще как-то изогнулась и привстала, мне стало лучше видно эту ее как бы рану, что ли, весьма неаппетитную, которую, может, надо бы как-то зеленкой обработать, – впрочем, с советами лезть не стал. Тема всё ж дюже деликатная.

Прошла пара минут. Ленка продолжала свою дурацкую возню. Я весь извелся, но не ныл. Потом и ей вроде тоже это всё надоело, и она сказала:

– Ну, давай играть дальше!

Звучало это беззаботно и легко, и я с облегчением подумал, что, кажется, она не совсем сошла с ума, время сдавать ее в дурку еще не пришло.

– Дальше – всё так же?

– Нет, еще по-другому.

Она опять как-то подвигалась, поерзала, поизвивалась – и живая абрикоса оказалась рядом с бедным стручком, прям напротив. Подружка смотрела на меня тревожно и весело и улыбалась:

– Ну, давай же.

– Шо тебе дать? – я был реально растерян.

Было вообще не то чтоб страшно, но уж совсем странно. Как будто я ворую и меня скоро неминуемо поймает милиция. И будет меня стыдить.

– Ну как – что? Прислони.

– Что?

– Ну что-что? Вон что.

– Да зачем? Что ты такое удумала?