Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– А зачем же вот так сильно ударил? Можно было просто толкнуть, и он бы осознал, а ты вон какую ему кровищу пустил.

– Но я ж не знал! Я первый раз в жизни сегодня бил человека…

После я встретил приблизительно ту же аргументацию у Трумэна, когда на него серьезно наехали в 45-м и он начал оправдываться. Зачем скинул бомбы на мирные японские города? Тот резонно ответил, что ранее это оружие не применялось и про его эффект толком никто не знал. Ну бомба себе и бомба. Его еще спросили про вторую бомбу: зачем это, когда после первой сила нового оружия была уже измерена? Трумэн и тут выкрутился: если б, говорит, они сразу после первой капитулировали, то больше б никто их не бомбил. Вот и в Сирии русские даром избавляются от просроченных ракет, чтоб не тратиться на их утилизацию, ну и заодно немножко испытать оружие.

Дед встречал меня из детсада, стоя в дверях как под триумфальной аркой. Подмигнул и говорит, как обычно:

– Бабушка, внучок пива просит, дай нам руп!

– Та када ж ты напьёсся, на тебе твой руп, шоб ты подавился… – на автомате отвечала добрая старушка.

Она правильно делала, что не перечила в этом деду. Из двух зол меньшее, тот самый случай. Не дала бы рубль – старик пошел бы к соседям и в долг или даже даром выпил бы у них самогонки столько, что мало бы никому не показалось. С таких вылазок дедушка возвращался походкой Вия, которому еще не подняли веки. Он ступал как будто вслепую, ничего не видя ни перед собой, ни вокруг. Я с восхищением смотрел на него и думал:

– Когда вырасту, стану таким, как дедушка! Взрослым, смелым, толстым и пьяным!

Короче, мы пошли в пивную, мне досталась пена с трех кружек и восемь сушек. Жизнь потихоньку начинала удаваться. Всегда ж приятно разбить врага, одержать над ним победу. И ее отпраздновать, по-мужски!

Под пиво мы, как положено, вели неторопливые разговоры за жизнь, мужскую жизнь. Про драки, про баб – пиво, оно и в Африке пиво. Про работу мы не говорили, потому что сказать было нечего: я – в детсаду, дед – на пенсии.

– И что, он прям рыдал?

– Да, дедушка, он рыдал как девочка. Если ее нечаянно толкнуть.

– И шо, кровь и сопли?

– Да, это было так некрасиво. Неприятно, честно признаюсь. Коврик запачкался…

– Ну вот, видишь, как всё хорошо кончилось! Щас я еще кружечку возьму, постой тут.

Но угрызения совести меня слегка мучили. Получалось, что я всех обманул! Много лет, да вообще всю свою сознательную жизнь был хорошим мальчиком, и вот на тебе. Теперь я – плохой мальчик. Что дальше со мной будет? Кем я стану? Ну теперь уж точно не военным моряком, туда плохих не берут. Но отступать поздно, пути назад нету. Моряки не сдаются. Даже если они еще не совсем моряки.

Глава 7. К оружию!

Я обижался на своего деда-1. Отчего ж он не навел порядок с теми пленными немцами? Зачем не перестрелял их? Ну ладно, не сразу, они ж были на стройке, работали на нас. А потом-то, когда объект уж сдали и срок их вышел, а?

Злился я страшно. От злости исходил слезами, а деда ругал ужасными словами, даже самому было стыдно. Я всхлипывал и вспоминал материны рассказы про то, как она в нежные годы смеялась, когда в школе ее спрашивали про форму косточки. Ну какая ж у косточки может быть форма, когда та напрочь штатская? Форма была только у ее папы – артиллериста! Она помнила его китель, скрипучие ремни, петлицы потрясающей красоты и запах какого-то удивительно прекрасного одеколона, ни до, ни после ей такой не встречался. Потом ее отца немцы убили под Сталинградом, а они с бабой Верой и младшей, Лидой, куда-то ехали товарняком, поезд бомбили, они выскакивали из него ночью в степь. Так они ехали, ехали и наконец добрались до города, и их пустили жить в коммунальную кухню. Там можно было ночью спать, а как все соседи вставали рано утром – то приходилось убирать свои постели, это были чужие драные пальто и какие-то тряпки. Баба Вера мыла подъезды и таким манером зарабатывала на сухари и какую-то крупу, и на кусок мыла. Она была целыми днями на работе, а маленькие ее дети жили сами как могли, как умели. Они тогда намучились и умерли после молодыми, только полтинник стукнул – от страданий и болезней. Этого я не собирался немцам прощать и не мог, не знал за собой такого права. Ну и как же мог дед отпустить фашистов живьем в их фашистское логово? После всего?

(Баба) Вера девчонкой, считай, школьницей, вышла за курсанта, моталась за ним по гарнизонам, родила детей. А как овдовела, вывалилась из среды командирских жен, из компании блистательных красавиц и красавцев, из тогдашней элиты – в миллионную толпу нищих вдов без ремесла, без образования, без красивых планов на жизнь – так, лишь бы прокормиться и детей на ноги поставить. Я помню, как ее дочки, уже после института, в богатых цветастых платьях, с ее зятьями-красавцами и со мной, карапузом, гуляли по парку, наряженные, а она там возле колеса обозрения торговала пивом, наливала его в огромные кружки из бочки на колесах. Налила зятьям – и отказывалась брать с них деньги, а они возражали и совали ей рубли. В общем, короче, всем было неловко до крайности от всего этого. Она была, что называется, из простого народа, вот именно так. И страшно удивлялась, зачем я читал столько книжек, вместо того чтоб бегать по улице.

Дед-артиллерист был в 1942-м капитаном с орденами, мог бы дожить до моего поступления в школу – и даже в институт! И я был бы внуком генерала, отчего ж нет! Старик рассказывал бы мне, как бил фашиста под Сталинградом… И под Берлином. Я б рассматривал его ордена – а так-то из них ни один до меня не добрался.

Мой додетсадовский военный быт был весьма скупым. В моей оружейке хранилось штук шесть пистолетов, но ни один меня не устраивал, все они казались убогими. Один – нелепо салатовый, из тонкого пластика, он похрустывал при нажатии на спусковой крючок – как жук. Другой – жестяной, практически настоящий, почти боевой, из металла же, и по бокам нарисованы – и малозаметными выпуклостями обозначены – половинки револьверного барабана. Когда я из него открывал огонь на поражение, внутри оружия щелкал тугой механизм – и из ствола вылетала пластмассовая пробка, привязанная шнурком к чему-то там внутри, при этом раздавался шлепок, напоминавший про новогодние праздники и ловко откупоренное шампанское.

Был у меня и револьвер, тоже из жести, выкрашенный в мужественный черный цвет, барабан там крутился вокруг оси и стрелять можно было пистонами, они при ударе давали некий более или менее военный звук и, что было еще прекрасней, запах не то чтобы сгоревшего пороха, но вполне сладкий и боевой. Но благоприятное впечатление, которое уж совсем было складывалось, портил глупый невесомый барабан, который крутился легкомысленно и легко, как флюгер. Много позже в Киото, в буддийском храме, я увидел что-то похожее – большой барабан там надо было крутануть разок, а дальше уж по инерции он сам, весело и беспечно, – и резко вспомнилось детство со счастливой вонью пистонов.

Я мечтал заполучить – каким-нибудь чудесным образом – пистолет «как настоящий», это так называлось у нас тогда: такой тяжелый, мрачный, без смешных игрушечных деталей и без невинных, далеких от оружия линий и изгибов, решенный в жесткой, безжалостной стилистике. Одному счастливому мальчику такой привезли из Италии, о! Что б я отдал за такой? Педальную машинку? Велосипед? Все свои игрушки? Все книжки? Фильмоскоп с коллекцией лент? Да легко.

Таким оружием я убивал бы врагов с особенным удовольствием. Торжество справедливости было б еще ярче, еще прекрасней. Воображаемое убийство врага не перестает быть убийством, оно – уже участие в войне, это вам не какая-нибудь мирная вегетарианская повседневность. Убийство – даже, скорее, убийства, совершаемые в воображении, – тяжело и удушающе. Настоящее же убиение в реале иногда происходит незаметно и тускло, не давая острых ощущений. Как позже мы прочли про то, что если ты совершил прелюбодеяние в мыслях, то, грубо говоря, за этот виртуальный секс будет такая же суровая кара, как за реал, так и – по этой логике – всякое мысленное преступление ничуть не лучше настоящего, грубого, реального. Небось, не на пустом месте начитанные (хватило б и одной Книги) скандинавы отбирают у своих пацанов игрушечные пистолетики – и то сказать, на кой приучать детишек к орудиям убийства? Отучить после вряд ли удастся…

12
{"b":"734870","o":1}