Смешанные чувства накатывают, когда я обнаруживаю висящую на стене табличку с перечислением спонсоров больницы. Первое имя — лорд Сесил.

‒ Ах да, нам посчастливилось привлечь большое количество спонсоров, ‒ говорит управляющий, видя, что я смотрю на табличку. ‒ Мы не смогли бы выжить без пожертвований, ведь число пациентов с каждым годом увеличивается.

‒ Лорд Сесил — самый большой вкладчик? ‒ спрашиваю я.

‒ Лорд Сесил очень щедр к нам, ‒ лицо управляющего светится, когда я упоминаю Сесила. ‒ Без него Астон был бы ничем. Создание рабочих мест, содействие торговле и регулярные пожертвования… нам очень повезло, что он заботится о нас.

Неудивительно, что Сесил получил свое место большинством голосов. И все же я считаю, что профилактика лучше лечения. Ну и что с того, что он щедрый спонсор? Если он захочет уменьшить загрязнение воздуха на своих фабриках, то число пациентов не будет увеличиваться толпами.

‒ Доктор Павард работает сегодня? ‒ спрашивает Эдвард, прижимая ладонь к моей руке, как будто прочитал мои мысли и хочет, чтобы я держала их при себе. ‒ Я бы хотел поговорить с ним, во время перерыва, конечно.

‒ Павард здесь больше не работает, ваше высочество. Он подал прошение об отставке две недели назад.

‒ Другая больница предложила ему более выгодную должность?

‒ Не знаю. Мы пытались убедить его остаться, в больнице всегда найдется применение такому молодому и талантливому специалисту, как он, но он был тверд. Наверное, Павард больше не мог выносить сажу, ‒ управляющий пожимает плечами. ‒ Я думал, что после того, что он пережил в Морине, он будет более терпим к городу.

‒ Павард из Морина? ‒ спрашиваю я.

‒ Он учился у великого доктора Дюранта, но когда произошла революция, сбежал, ‒ управляющий вздыхает. ‒ Но он хорошо говорит на нашем ателийском языке, хотя и с легким моринским акцентом.

Имя Дюрант кажется мне знакомым. Я ломаю голову, где могла его слышать и начинаю вспоминать, что Генри тоже учился у Дюранта. На самом деле герцогиня была очень против того, чтобы Генри ехал в Морин, пока Элли не вмешалась и не попросила герцогиню отпустить его.

‒ Может быть, кто-нибудь знает, где Павард?

‒ Вы можете спросить его наставника, доктора Курзона, но я сомневаюсь, что он что-нибудь знает. В конце концов, Павард пробыл здесь всего пару месяцев.

‒ Тогда мы хотели бы поговорить с Курзоном, ‒ Эдвард использует свой царственный тон, который, должен сказать, очень полезен в подобных ситуациях. Управляющий склоняет голову и обещает вскоре прислать Курзона в офис.

‒ Торопиться некуда, ‒ быстро говорю я. ‒ Пациенты должны быть в приоритете.

‒ Конечно, ваше высочество.

Тем не менее мой чай еще не остыл, когда в кабинет входит мужчина.

Курзон выглядит усталым и напряженным, хотя как врач он держит свою одежду в чистоте. Когда Эдвард задает ему тот же вопрос, доктор хмурится.

‒ Я не знаю, куда делся Павард. Честно говоря, я был удивлен, что он хочет уйти. Он никогда не подавал на это каких-либо намеков. Я предложил ему выпить в субботу вечером, а в пятницу утром он сказал мне, что собирает свои вещи.

‒ И он не сказал вам, куда и зачем направляется?

‒ Я спросил его о планах, но Павард только сказал, что устал. Ему нужно было время, чтобы уйти и все обдумать.

‒ Разве он ничего не говорил о проекте, который я ему поручил? ‒ Эдвард выглядит задумчивым.

Курзон почесывает затылок.

‒ Теперь, когда вы упомянули об этом, ваше высочество, он говорил о нем. Но я не обращал на это внимания. Мне было гораздо интереснее узнать, куда он хочет отправиться.

‒ И вы не можете угадать причину? Например, помолвка в родном городе или уход за престарелым отцом?

‒ Мне очень жаль, ваше высочество, но я действительно не могу сказать наверняка. Единственное, в чем я был уверен, так это в том, что он очень спешил. Как будто он не хотел, чтобы я его допрашивал.

Когда Курзон уходит, мы с Эдвардом обмениваемся взглядами.

‒ Звучит подозрительно, ‒ говорю я. ‒ Если ты попросил Паварда заняться проблемами здоровья города и ему пришлось бы отказаться от этой работы, он, конечно же, дал бы тебе знать. Держу пари, что Сесил приложил к этому руку.

Эдвард выглядит слегка удивленным.

‒ Кэт, ты позволяешь своему предубеждению против Сесила затуманить твои суждения. Павард мог уехать по совершенно обычным причинам.

‒ Да, но даже Курзон признался, что не ожидал, что Павард уйдет. Это слишком большое совпадение.

Эдвард встает со стула.

‒ Мы посетим дом Паварда, в котором он жил, когда он был в Астоне.

Наши поиски оказываются бесплодными. Посетив маленькую квартирку, которую снимал Павард, хозяин рассказывает нам ту же историю. Соседи не могут предложить ничего, кроме того, что Павард казался замкнутым, трудолюбивым молодым человеком.

‒ Честно говоря, мы его толком не знали, ‒ говорит хозяин. ‒ Он всегда уходил рано утром и возвращался поздно вечером, так что мы редко его видели. А когда видели, у него всегда был повязан носовой платок вокруг лица.

‒ Это, должно быть, Сесил, ‒ говорю я Эдварду. ‒ Он узнал, что делает Павард, и велел ему убираться.

‒ Возможно.

‒ Эдвард, ты не выглядишь удивленным.

‒ Если Павард действительно был вынужден уйти, значит, он что-то нашел, ‒ медленно произносит он.

‒ Но мы не знаем, куда делся Павард, и спрашивали везде.

‒ Я найду другой способ, когда мы вернемся во дворец, ‒ Эдвард похлопывает меня по руке. ‒ Мы сделали все, что могли, любимая, а пока отдохни и расслабься. К вечеру мы вернемся во дворец.

Мое сердце воспаряет, когда я думаю об Эдди, хотя, когда закопченные дома исчезают из виду и сменяются пологими зелеными холмами, клянусь, что это еще не конец. Проблема Астона должна быть решена.

Мы въезжаем на территорию дворца менее оживленным маршрутом, так как королева предупредила нас, что репортеры собрались перед дворцом, надеясь добраться до нашей кареты. Вместо того, чтобы воспользоваться огромными двойными воротами главного входа, мы проходим через задний двор, чаще используемый слугами, которым нужно сесть на омнибус в центре города. Мы входим в лес (где находится коттедж Мэри) и идем мимо луга, через сады и в здание.

Мне не терпится увидеть Эдди. Я задираю юбки и лечу наверх, прямо в детскую. Там, в углу, он тихо играет с деревянными кирпичами, пока Нора складывает его комбинезон и убирает его в отделанный серебром сундук.

Когда Эдди поднимает голову и видит меня, то внезапно заливается слезами. Я подхватываю его на руки, почти не чувствуя боли, и крепко прижимаю к себе.

‒ Тише, дорогой… ты скучал по своей маме, не так ли? Ну вот, не плачь, мамочка дома.

‒ Папа тоже дома, ‒ сильные, защищающие руки Эдварда заключают нас в любящие объятия. Я удивленно смотрю на него. Не сомневаюсь в его привязанности к сыну, но он редко проявлял ее физически.

‒ Моя семья, ‒ тихо говорит он. ‒ Отныне я намерен проводить больше времени с тобой и Эдди.

Больше всего на свете мне хотелось услышать эти слова.

‒ О, Эдвард, мне бы очень этого хотелось. Но как ты собираешься убедить своего отца и правительственных чиновников? Возможно ли, что они позволят тебе уклониться от выполнения своих общественных обязанностей?

‒ У меня есть идея, ‒ говорит он, взъерошивая волосы Эдди. ‒ Не могу сказать наверняка, что это сработает, но я сделаю все возможное, чтобы доказать свою правоту. Мне было больно, когда ты не находила для меня времени, но я не мог жаловаться, потому что тебе нужно было заботиться о нашем сыне. Однако если я возьму на себя больше отцовских обязанностей, то смогу не только помочь тебе, но и проводить с вами больше времени.

Я улыбаюсь ему, хотя мне интересно, что он придумал. Но прежде, чем я успеваю спросить, в дверях появляется королева.

‒ Мама.

Мы с Эдвардом поворачиваемся к королеве. Я несу Эдди в его угол, Нора тут же подходит с кивком, означающим, что она присмотрит за Эдди. Мы спускаемся в комнату, и я надеюсь, что разговор не будет долгим. Я и пяти минут не провела со своим сыном.