– То есть? Ты что, хочешь сказать, что твой отец просек твою заинтересованность Делайлой и теперь собирается отобрать твой хлеб? – звучало очень абсурдно. – Но зачем? Вам что, по пять лет? И твой отец педофил?

– Мой отец – кретин, вот что я могу сказать. Он меня с рождения ненавидит, у нас всю жизнь война и глупые состязания, так что я не понимаю, чему ты удивляешься.

– Хорошо, пусть так, но тебя что, действительно заинтересовала Бертран? Да зачем она тебе? – впервые Орлеан абсолютно не понимал Аавилла и очень хотел знать ответы на свои вопросы.

– Не каждый день увидишь особу, которая ударяет тебя при всех и выливает на тебя ведро коровьего помета. Ты что, думаешь, я уйду без мести? – Аавилл решил не юлить и сказать правду хотя бы Файеру.

– Я смотрю, ударила она тебя неслабо, – позволил себе усмехнуться Орлеан.

– Вот увидишь, победу одержу я. И не только над отцом. Бертран не будет покоя, пока она не станет такой же, как и я, – серьезно ответил Аавилл, на что Орлеан с улыбкой покачал головой, а Стоунер вылетел стрелой из школы. Орлеан бы побежал за ним, если бы не понимал, что ему там не место. Там, куда поспешил Аавилл, и для какой цели.

* * *

Орлеан всегда терпеть не мог наблюдать за теми людьми, которые в открытую подлизывались к другим – от таких сцен его неимоверно тошнило. И вот подобную картину он видит сейчас: его блаженный отец, лебезящий перед Лайонелом Стоунером.

Файер-младший, даже не скрывая своего раздраженного и кислого вида, взял тетрадку откуда-то и начал активно ей обмахиваться, опираясь одной рукой о стол. В порыве скуки он откинул голову назад, чуть не потеряв равновесие, но вовремя ухватился второй рукой за край стола, и его движение вышло настолько резким, что тетрадка выпала, а со столика свалилась маленькая статуэтка. Юноша втянул голову в плечи и зажмурился, готовый в любой момент услышать звук разбитого фарфора. Его не последовало, послышался лишь глухой стук об пол, который все гости, как назло, расслышали. Тогда Бенджамин сердито направился к сыну и схватил его за локоть, поспешив вывести.

– Ладно тебе, Бен, – раздался голос мистера Стоунера. – Всего лишь статуэтка, которая, к тому же, не раскололась. Пусть остается.

Орлеан гневно вырвал руку из хватки отца и окинул всех присутствующих испепеляющим взглядом. Грудь его часто вздымалась и опускалась.

– Да кому нужна ваша нечестивая задница, – выплюнул он, сунув руки в карманы. – Разве что моему отцу. Рыбак рыбака ведь, как известно, видит издалека, правда, папуля?

Зал шокированно стих. Какой-то пожилой человек хмыкнул, сболтнув что-то о воспитании молодежи; дамы качали головами, мужчины пытались одернуть мальчика, а отец сгорал от ярости. Один лишь мистер Стоунер стоял и ухмылялся, поглядывая на парнишку с интересом.

– Вы тут все такие чистенькие, правильные, как я смотрю, – Орлеан не выдержал давления со стороны находящегося здесь общества. – Того и гляди, кружевные платочки. Хочется взять вас бережно и высморкаться.

И вылетел из большого зала под всеобщее возмущение толпы. Никто не пытался догнать невежу, несмотря на то, что он неплохо насолил им одними словами – да хотя бы настроение испортил. Язык у него был длинный, он знал это и гордился приобретенным во многих конфликтах качеством, за которое не единожды приходилось платить в своей школе, защищая себя и сестру. Требовалось отстаивать независимость, пусть и не очень помогало, но без этого они с Адрианой страдали бы больше. Уже не важно… Ее больше нет.

А ведь отец неплохо теперь наорет на него дома, но кого это волнует? Орлеану не привыкать к вечным наказаниям, к тому же терять ему больше нечего. Он зверски хотел бунтовать против общества и уж тем более не желал молчать. Пусть порубит всех смертельная правда.

«Хороших людей не существует. Я сам себе противен. Адрианы нет», – какой раз лезла в голову надоедливая мысль. Адриана бы сейчас помогла, сказала бы, что все вовсе не так, и брат бы поверил, безо всяких лишних слов и доказательств. Адриана была светом, его праведной дорогой. А что у Орлеана есть теперь? Без своей путеводной звезды он забыл, кто он. Злой ли, добрый… Справедливый ли, предубежденный…

Ноги завели в огромный коридор с окнами на всю стену. Вид из них на мгновение заворожил омертвевшую душу Орлеана, однако сосущую пустоту внутри заполнить не смог. Его сейчас ничего не волновало, поэтому он шел далее вперед по очаровательному коридору, увешанному живописными картинами, и все же даже они не приковывали внимание. Мир опустел. В нем не осталось ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Стоило давно понять это.

Проходя мимо колоссального шкафа с книгами, Файер решил остановиться. Все-таки книги его всегда радовали, в том числе и в тяжелые минуты.

Однако Орлеан, хоть и долго провозился со шкафом, даже взбирался на лесенку, так ничего и не нашел, кроме горы книг о различных науках. Уж с чем, а с ними он всегда сладко спал, поэтому пришлось разочарованно спрыгнуть на землю и идти с пустой головой дальше. Хотя, оказавшись на полу и уже желая уйти, Файер нахмуренно остановился. На него серьезно, холодно смотрела уменьшенная копия мистера Стоунера. Если бы отец не рассказал перед походом в гости сыну о том, что у Стоунера есть наследничек, похожий на него просто до малейшей детали, Орлеан и не разобрал бы, что здесь к чему.

А Стоунер-младший так и прожигал своим ледяным взором душу Файера, распаляя ее, зарождая в ней из ниоткуда взявшийся гнев. Наконец, он хмыкнул и направился куда-то мимо гостя, посадив внутри него тем самым семечко разочарования.

– Ходят тут всякие надутые, напыщенные… – прошипел Орлеан тихо, пытаясь остановить и спровоцировать парня. – Смотреть на вас тошно. Из-за таких придурков, всегда считающих себя правыми, погибла моя сестра!

Стоунер обернулся и тут же, встретившись с кулаком разъяренного Файера, от неожиданности полетел на пол. В глазах Орлеана горел огонь, правда, он стал постепенно затухать, когда Файер осознал, что погорячился, и сын Стоунера ничего ему не сделал. И все же его не переставало трясти, боль рвалась наружу, но никому она не нужна, чтобы ею делиться. У него никого нет. Снова эти мысли…

Орлеан подошел к совершенно спокойно сидящему на полу сыну Стоунера. Внутреннее чувство подсказывало, что просто так все не закончится, но Файер все-таки подал тому руку. Стоунер без замедления воспользовался представившейся возможностью и сразу же так размахнулся кулаком по челюсти, что Орлеан чуть ли не кувырком отлетел и слег на пол. Перед глазами все поплыло, голова закружилась, ее стянуло обручем боли. Встать оказалось трудным делом, поэтому Орлеан полежал с минуту под внимательным взглядом хозяина особняка, а затем, возмущенно сопя, сел и, искоса поглядев на мальчишку, буркнул:

– Поставленный удар, черт возьми.

Тот хмыкнул и протянул свою руку, сказав при этом:

– И без фокусов.

Орлеан невольно дрогнул от его голоса. Он был настолько низким, ниже, чем у мистера Стоунера. Файеру никогда раньше не доводилось слышать таких, даже кровь стыла в жилах.

На секунду сердце отмерло, проявив интерес, и тут же вновь окаменело. Орлеан отмахнулся от предложения помочь подняться.

– Отвали. Тоже мне…

– Что, кое-кто только что отошел от маменькиной юбочки и решил всем показать, какой он храбрый, набросившись на мирного прохожего? – не удержался Стоунер от издевки.

Орлеан с вызовом окинул взглядом соперника, взяв тот же тон:

– А что, парнишка только-только отошел от папенькиных брючек и стал ответно бросаться в драку без его позволения, чтобы доказать свою самостоятельность и независимость? Обычно вы все, богатенькие, не более, чем папенькины сыночки.

Стоунер сосредоточился на секунду на последних словах гостя и улыбнулся про себя, понимая, что их спор со стороны выглядит смешно, нелепо, так по-детски… Забавный парень.