– Оно сделало меня богатой, влиятельной и умной. Я не родилась, как ты, с серебряной ложкой во рту, Конард, – он усмехнулся.
Сразу видно, что вместо серебряной ложки у матери во рту была бутылочка с вином. Однако он не мог отрицать её красоту, которая как-никак держалась под гнётом алкоголя и сигарет. Также Конард видел, насколько хитра, проницательна и умна его мать, но это никогда не делало её примером для подражания. Со временем быть как мать стало для него худшим кошмаром. Он словно застрял между родителями. Ему не хотелось примерять социальные роли никого из них. Болезненное помешательство на работе и деньгах с одной стороны, и с другой – полная отстранённость от жизни и пагубное пристрастие к алкоголю. В его семье не было примера для подражания. Именно в этом разговоре и в эту секунду Конард все понял.
Он не видел себя великим бизнесменом: ему никогда не было интересно копаться в бумажках, разбираться с кризисами, не понимал, как можно предавать недавних друзей и договариваться с врагами. Конард бы никогда не поступил так с Отисом. Слишком чистым и добрым выглядел этот мальчик, даже несмотря на щепотку вредности. Он видел себя художником, который рисует цветы, синее небо и спокойствие. У него не так много денег, но достаточно. Много друзей, много общения, люди признают его из-за души и человеческих качеств. Никто не пытается подставить ему подножку. Он ценит всех, уважает их, его жизнь наполнена любовью. Конард никогда не видел примера настоящей любви, кроме того, что был между Отисом и его мамой. Мальчик не чувствовал подобного ни к кому. Последним шансом оставалась Магдалина.
Теперь и она ушла. А причина всех его несчастий сидела перед ним за столом, потому что встать не могла. Мальчик спустился и сел на стул. Максимально сутуло и криво. Мать дёрнула губами в отвращении, понимая весь бунт и не собираясь вестись на него. Здесь и сейчас Конард принял решение не быть таким, как его родители. Только ему исполнится восемнадцать лет, он поступит с ними так же, как и они с ним. Он уйдёт. Мальчик ещё не знал ни про какой контракт, но это и неважно. Главное – сбежать отсюда, покинуть ненавистный дом и пустой зал для обеда. Конард был не в силах даже вообразить ситуации, когда ему могли понадобиться деньги его отца. Они вместо возможности стали настоящей клеткой. Мать смотрела на него диким взглядом. К сожалению, она была ещё не настолько пьяна, чтобы не обращать внимания.
– Ты ещё мал и глуп, – она бросила свои самые сильные аргументы. Конард решил не принимать их. Если все взрослые такие же, как его родители, то ум и возраст ничего не решают. Он даже не знал, что матери нужно сказать, чтобы задеть его. – Ты не понимаешь, насколько тяжело жить без денег. Ты спишь на кровати за три тысячи евро, твой компьютер меняется с каждой новой версией, как и телефон. Ты не заботишься о том, что ты будешь есть, как проведёшь день. Ты можешь учить что угодно. Хочешь заниматься испанским? Отец купит тебе гражданство.
– Для того чтобы заниматься испанским, не нужно гражданство, – только и сказал мальчик. Проблема максимализма в их семье стояла очень остро. – Нужны упорство, организованность и желание.
– Твои занятия английского стоят почти три тысячи евро в месяц, – она выгнула бровь. – Конард, ты понимаешь, что это месячный доход среднестатистической семьи? – мальчик насупился. – Ты тратишь суммарно в месяц всего на двадцать четыре часа месячный бюджет семьи. Они могут на эти деньги жить целый месяц, а ты – всего сутки. О каком упорстве ты говоришь, Конард?
– Это не значит, что всем нужны деньги, – он отказывался в это верить. Аргумент матери подкосил его напор. Спина начала ныть от неудобной позы, будто к ней привязали палку, но мальчик терпел. Если будет нужно, он и до конца жизни будет ходить в виде вопросительного знака. – Не всем нужны деньги.
– Единственные, кому они не нужны, – это те, у кого они есть. И то, обычно им хочется больше, – она, поддерживая бунт сына, отпила вино. – После того как тебе исполнится восемнадцать лет, ты получишь часть семейного бюджета на личное усмотрение. Поверь, без этих денег ты не поступишь в хороший университет, не сможешь жить в достойных апартаментах. Но не это самое страшное…
Она усмехнулась. Пока женщина отпивала ещё вина, Конард задумался над её словами. Мать не могла ошибаться во всём. Для жизни действительно нужны деньги, но сейчас Конард лишь сильнее убедился в желании покинуть это место. Рано или поздно. Если он сильно постарается, то сможет достичь всего самостоятельно. Люди и без его достатка становятся великими, значит, и он сможет. Однако в его голову закралась какая-то мысль. Она витала рядом, и почему-то Конарду хотелось быстрее понять её и избавиться от неё. Нечто ядовитое засело в его сознании от этого разговора. Он опустил взгляд на ненавистный высокий стол. За год он неплохо подрос, но ему всё равно приходилось тянуться. Когда он уйдёт отсюда, будет смотреть на свою еду сверху вниз и никак иначе.
– Фамилия Легран будет преследовать тебя до конца твоих дней. Даже если завтра мы обанкротимся. Никому не будет нужна твоя душа, Конард, твоё сердце. Ты всегда будешь по-настоящему одинок. День изо дня ты будешь просыпаться и видеть девушку, которой ты безразличен. Ей нужны твоя фамилия, твои деньги, – женщина допила своё вино и на несколько долгих секунд прикрыла глаза.
Она обнажила свои белые зубы. Сердце Конарда ухнуло куда-то вниз, и он неожиданно для себя снова выпрямился. Казалось, что женщина на самом деле пришла покаяться о своей жизни. Сейчас он видел настоящий результат жизни в этом доме, подобным образом, с такой ношей. Женщина плотно сжала зубы, вспоминая о чём-то. Иногда Конард не понимал, как его мать может целыми днями заниматься одним и тем же. Сейчас её идеальная маска надломилась из-за собственного откровения. Мальчик попытался понять, что не так, но ничего не вышло. Она будто залатала её, закрыла все раны, сделала вид, что всё нормально. Конард боялся… Боялся убедиться в правдивости слов женщины. Почему-то он был уверен: эти мысли и слова небеспочвенны. Потому что это была правда. Сейчас женщина хотела сказать правду, но вместе с этим причинить боль.
– Они будут смотреть на тебя, но видеть лишь твою фамилию. Деньги, дорогие платья, украшения, машины, жильё. А всё, что ты будешь видеть, – это ложь. Они будут кричать о великой любви, о страсти и о много чём ещё, но это будет лишь туман. Ты никому не нужен, Конард, кроме самого себя, – Мелани опустила руку вниз, словно она соскользнула… Женщина сжала её в кулак так сильно, что идеальные ногти впились в кожу. Секунда, и ладонь расслабилась. Ещё одна секунда, и ладонь вернулась на место.
– Тогда я просто сменю фамилию. Если это причина.
– Конечно, ты можешь, но тогда ты лишишься денег. Но, помимо денег, ты потеряешь ещё кое-что важное, Конард, – она усмехнулась. Женщина настолько увлеклась этим разговором, что забыла о вине. Бокал оставался нетронутым уже минут пять, женщина шла на рекорд. – Ты проиграешь автоматически. Ты лишь докажешь, насколько ты слаб. Без денег, никому не известный, никому не нужный, ты покинешь этот дом. Но это не так страшно, как потерять стержень, потерять свою сущность.
– Я не понимаю, о чём ты, – мальчик замотал головой.
– Я же говорила, ты ещё мал и глуп для такого, – она отвратительно улыбнулась, показывая всё превосходство своей никчёмной жизни. – Но так уж и быть, поясню, раз пошла такая пьянка, – женщина взглянула на бокал, но не тронула его. – Всё просто, Конард. Откажешься от фамилии – навсегда останешься слабаком, проиграешь и сдашься. А это тянет за собой новые попущения. Стоит надломиться в одном месте, как сломаешься весь. Поменяешь фамилию – и проиграешь всю битву, лишний раз доказав, что я права.
Мальчик посмотрел прямо перед собой. До него начала доходить суть их разговора, насколько он мог понять, конечно. Стоит ему поменять фамилию, и он проиграет. Но в чём? Мальчик не понимал, почему должен тащить это всё за собой. С каждой новой мыслью к нему начала подкрадываться суть. Если он сбежит таким образом, то мать победит, вся логика их семьи будет на коне, а Конард будет растоптан золотыми подковами. Он не знал, что ему делать, куда деваться. Великого от жизни Конард и не требовал, только немного понимания и любви. Но что, если мать права и его семейное клеймо навсегда застынет неудачным знаменем? Сбежишь – станешь неудачником; останешься – будешь несчастен.
