– Не уверена, что и в сто лет так не делают, – они оба засмеялись, – Отис, ты просто должен подождать. Для некоторых вещей нужно время. Нельзя закопать жёлудь и орать на него. Быстрее от этого он не вырастет, – она мечтательно посмотрела на их люстру и как-то грустно улыбнулась. – Всему своё время, дорогой.

– Я понимаю, – он вздохнул. Ему не хватало маминых советов и понимания. – Я скучал по этому, правда.

– Ты действительно сможешь простить меня когда-нибудь за последние несколько лет? – она не смотрела на сына. Ей было больно, стыдно и обидно за собственного мужа и саму себя: бросили подростка на милость судьбы. А они так сильно хотели ребёнка, мечтали о дне, когда станут родителями.

– Я уже сделал это, мам. И прошу, давай это будет в последний раз, хорошо? Мы должны идти вперёд, – Отис улыбнулся. Они уже прошли через самое тяжёлое. Им необходимо наслаждаться временем, которое им отвели.

– Что планируешь делать?

– Определённо точно – помыть голову. Я похож на пещерного человека. Смотрю рисунки и хожу с камнем в волосах, – вкусная еда, тёплый дом и душевный разговор слегка расслабили. Но в скетчбуке начиналось нечто важное, и это не давало ему до конца успокоиться. – А потом сяду ещё почитать, и спать. Завтра начну готовиться к экзаменам. Обещаю тебе и своему парню-беглецу, – он встал с места.

– Как был слегка вредноват, так и остался, – Иветта зевнула. – Ладно, я тебя поняла. Мне тут надо разобраться в некоторых документах.

– Из огня да в полымя.

– Семейная черта.

Отис стоял под струями душа и удивлялся, как смог незаметно для себя так быстро дотянуть до состояния бездомного. Пришлось намыливать голову три раза, чтобы промыть волосы. Он то и дело возвращался к словам своей мамы. Ревиаль как-то не задумывался об истинных причинах побега Конарда. Сам парень являлся ярким примером поломанного человека. Мама с психическими отклонениями, отец – козёл, друзья – предатели. И ещё издевательства в школе. У Отиса было много причин не доверять людям. Почему у Конарда не может быть причин для побега? Он не просто так оставил скетчбук. Мама права – это его жизнь, его прошлое. Мало кто готов на такие откровенные жертвы и поступки. Отис вот не рассказывал про маму, Виолетт, Гордада и прочие проблемы, зато теперь чувствовал давление совести. Ему совсем не нравился момент, на котором он остановился. Отис прекрасно осознавал надвигающиеся проблемы. Всё усложняли рисунки без дат, вложенные не по порядку.

Зато Отис знал, когда все перемешалось – тогда, когда все рисунки разлетелись по его комнате. Он насухо вытерся и покинул ванную, накинув на себя тёплый халат. Мама уже погрузилась в работу, Отис не стал её беспокоить и направился в комнату. Зайдя, он увидел открытый скетчбук на той самой странице, где и остановился, когда убегал предотвращать апокалипсис. В этот раз он подходил к нему осторожно, будто видел в первый раз и боялся спугнуть, как дикое животное. Он даже с расстояния пары метров видел нарисованного львёнка. Животное всегда вызывало в нём неисчерпаемое умиление. Отис был рад, что смог за такое время осилить хотя бы половину книжки. Скоро должна начаться часть с ним, очень хотелось посмотреть, как Конард представлял их взаимоотношения в течение той недели. Он аккуратно сел на диван и взял скетчбук в руку. Отис и не заметил, как пропал.

Сегодня Конард проснулся без чужой помощи. Никто не расталкивал его, не снимал одеяло и не обманывал. Он распахнул глаза и потянулся. Так было приятно спать по выходным больше обычного. Мальчик перевёл взгляд на свой будильник, тот показывал одиннадцать часов, вызывая удивление. Он посмотрел по сторонам. В комнате была идеальная чистота. Магдалины нигде не было. Они запланировали сегодня поездку в центр. Он поднялся с кровати и поплёлся в ванную, наспех, потому что никто не следил, мальчик почистил зубы и умылся. Он смотрел в своё отражение. Ему недавно исполнилось восемь лет, и Конард перешёл в другой класс, но список друзей всё так же заканчивался на Отисе. После разговора с мамой ему так и не удалось выклянчить разрешение ходить в обычную школу. Некому было поддержать его. Конард вышел из ванной и отправился вниз. Спускаясь по лестнице, он заметил свою мать. Слишком поздно для завтрака, но рядом с ней стояли две бутылки. Она не обратила внимания на сына.

– Доброе утро. Мама, ты не видела Магдалину? – женщина отвлеклась от созерцания своего завтрака. Впрочем, всё как всегда. В доме было подозрительно тихо. К обеду здесь обычно тут и там сновала прислуга. Мелани подняла туманный взгляд на сына, она была ещё не так пьяна, как хотела. Конард сжал зубы и терпеливо ждал. – Мы должны были поехать сегодня в Париж, но я проспал.

– Она ушла, – без особого энтузиазма или эмоций сказала женщина. Мелани сделала глоток вина и прикрыла глаза. Конард хлопал глазами и ожидал объяснений. Однако мама не собиралась продолжать. Его руки сжались в кулаки.

– Когда она вернётся? Мне очень хочется попасть на выставку цветов в городе. Мы всё пропустим, – на самом деле, Конард просто хотел сбежать из этого места. После той знаменательной поездки в Диснейленд он понемногу остывал к родовому гнезду. Оно казалось холодным, недружелюбным и пустым. За его пределами текла и искрилась жизнь, были настоящие эмоции и свобода.

– Никогда, – он открыл и закрыл рот, глаза застыли в какой-то панике, в горле застрял ком. Конард не собирался плакать: за годы жизни в этом доме его приучили, что слезами ничего не добьёшься. Никогда. Слёзы – это слабость, а слабыми Леграны не бывают никогда. – Я уволила её и половину слуг, – как гром прозвучали слова.

– Но зачем? – собрав все свои силы, выдержку и храбрость, спросил мальчик. Обычно их разговоры заканчивались на озвучивании фактов. Ему никогда не удавалось победить в споре, дискуссии, по этой причине вопрос привлёк внимание женщины. Она перевела взгляд светлых глаз с бутылки вина на сына. Конарду не было страшно, он уже давно привык к этой картине.

– Потому что она сделала тебя слабаком. Какая выставка цветов, Конард? Ты сын крупнейшего бизнесмена во Франции. Мы можем купить эту выставку вместе с куском Парижа. Ты собрался слушать про цветочки? – женщина облизнула губы. В глубине души она ждала сопротивления, чтобы сломать его раз и навсегда. – Кто подкинул тебе эту идею? Скажи мне, Конард.

– Никто, в интернете прочитал, – он врал ей в лицо, совсем не беспокоясь об этом. Победа хотя бы здесь и сейчас стала для него всем. Конечно, идею ему предложила Магдалина. Конард никогда не увлекался цветами до того момента. – Мы же каждый год тратим уйму денег на наш сад. Зачем, если цветы – это признак слабости?

– Мы тратим столько денег, чтобы украсить дом. Показать, насколько у нас много денег, что мы можем спускать их на подобные мелочи. А твоя поездка в город – сущий бред. Ты и так целыми днями сидишь в своей комнате. Необходимо развиваться, Конард, – её взгляд оставался холодным, независимо от того, какое пламя бушевало внутри.

Мальчик же захлебнулся от злости. Он каждый день видел одно и то же. Независимо от обстоятельств, когда Конард просыпался, спускался вниз по лестнице в девять утра, отца уже нет, у мамы стоят пустая бутылка вина, часто опрокинутый завтрак и чашка с кофе. Дождь, солнце, снег или гроза за окном – одна и та же картина. Сейчас ему казалось, что это как минимум несправедливо. Мир вокруг него застыл, а его заставляют развиваться. Ходить туда, куда ему не хочется, делать то, что он не желает. Жить так, что его воротит просыпаться каждый день. Но больше всего он не понимал, почему матери позволено быть в подобном состоянии всегда. Перед глазами встала мама Отиса. Чистая, добрая и, главное, трезвая.

– А куда привело тебя твоё развитие? – он выпалил это раньше, чем успел обдумать последствия и смысл слов. Лишь на долю секунды Конард заметил, как удивлённо посмотрела на него женщина. Этой секунды достаточно для триумфа. Пусть его посадят в тёмную комнату до восемнадцати лет без интернета, книг и альбома, но это того стоило. И вдруг, даже невозможность видеть их завтрак день ото дня следующие десять лет не наказание, а подарок.