– Не сегодня, красотка, – ответил он.

– Не парься, он за тебя заплатил, ты просто наслаждайся, – маняще улыбнулась та.

Эван хмыкнул, легонько шлепнул ее по обтянутой короткой тканью попке и отодвинул от себя.

– Идите, девочки, – скомандовал он. – На сегодня вы свободны.

Девушка вздохнула, но спорить не стала. Бармен тоже заверил Эвана, что праздник Эдгар щедро оплатил в самом начале.

– Сказал, что вряд ли в конце вечера он будет способен это сделать, – пояснил он фотографу, вытаскивая из-под дивана ботинки его друга. – Вы можете остаться на всю ночь, если хотите, сэр. Или я могу вызвать вам такси.

Эван отмахнулся.

– Разберемся, такси пока не нужно. Спасибо. Вызову сам, если что.

Спровадив девушек и заверив бармена, что его услуги больше не понадобятся, Эван устроился на диванчике и приготовился хотя бы немного поспать.

В девять утра Эдгар уже стоял у двери своей квартиры на Чейн-Уолк и тщетно пытался открыть ее ключом. Значило это только одно: сестра дома, несмотря на все горячие мольбы Эдгара, вознесенные им в такси, чтобы она поехала на учебу.

В этот момент замок щелкнул, и дверь открылась. На пороге появилась Эванджелин. Ее пышные каштановые волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо и спадающую на грудь. Лицо лишено и грамма косметики, за ухо был воткнут карандаш. Полы простой рубашки связаны узлом на талии, а в руках девушка держала чертежную линейку.

Увидев брата, она удивленно вскинула брови.

– Эдгар? Ты же вроде бы вчера вечером собирался вернуться, – она посторонилась, пропуская брата в квартиру.

– Я и вернулся вчера вечером, – ответил он, входя внутрь и опираясь на стену, чтобы стащить с ног ботинки. Голос с перепоя был хриплым и едва слушался его. К тому же его мучила тошнота, и рот открывать было непросто, так что ответ, вопреки его желанию, получился весьма нелюбезным.

Эванджелин втянула в себя воздух и принюхалась.

– Ты что пьян? – возмутилась она.

Вот теперь Эдгар почувствовал раздражение:

– Нет, – отрезал он. – А ты почему не на лекциях?

Девушка поджала губы.

– Мне к часу. А ты бы за собой последил! А то только пить и умеешь!

– А еще ездить лучше всех и зарабатывать бешеные деньги, – огрызнулся Эдгар, справившись с ботинками, повернулся к выкрашенной белой краской стене, ведущей в гостиную, и замер. На стене висела большая картина, натюрморт: стол, укрытый светлой скатертью, гроздья винограда в простой глиняной миске и раскрытая книга.

– Что это? – неприязненно спросил Эдгар.

На лице Эванджелин промелькнула обида, однако она справилась с собой и ничем этого не показала.

– Картина, – так же неприязненно буркнула она. – Пытаюсь вдохнуть сюда немного жизни.

Эдгар, усилием воли пытаясь справиться с головной болью, перевел взгляд на сестру:

– Сколько раз объяснять, Эванджелин, – сказал он ворчливо, – я не для того купил именно эту квартиру именно с таким дизайном, чтобы ты мне тут картинки развешивала. Вот там, – он указал на гостиную, где в дверном проеме виднелись граффити, которыми была расписана одна из стен, – вот там искусство. А вот эти все твои цветочки прибереги, пожалуйста, до того момента, когда ты выйдешь замуж. У тебя будет свой дом, который ты будешь украшать так, как посчитаешь нужным.

Он, удовлетворенный собственной отповедью, отвернулся, чтобы уйти. Эванджелин вспыхнула.

– Да что ты говоришь! – язвительно ответила она, старательно пытаясь не сорваться. – Это, чтобы ты знал, не искусство, а уличная мазня, по какому-то недоразумению оцениваемая чересчур завышенно! И я не просилась к тебе жить, сам знаешь! От всей души надеюсь, что папа скоро успокоится и я смогу жить одна, без твоего присутствия! Но раз уж мне пришлось находиться тут, то я, по крайней мере, хочу впустить в этот склеп хоть немного свежего воздуха!

Эдгар фыркнул:

– Мы оба знаем, почему ты здесь, – сказал он, остановившись, но не оборачиваясь. – Если бы ты вела себя так, как положено леди Мортимер, ты бы по-прежнему сидела дома и не мешала бы мне жить так, как я привык, – он вздохнул, пытаясь успокоиться, и добавил. – Я не хочу с тобой спорить больше. Свари мне кофе, пожалуйста.

– Что?! – Эванджелин, не сдержавшись, едва не взвизгнула. – Это я, значит, себя веду недостойно? Да ты на себя посмотри! – В этот момент в кармане у нее завибрировал телефон, девушка рывком вытащила его, едва взглянув, со злостью нажала на кнопку отключения и вновь перевела взгляд на брата. – Только и знаешь, что пьешь и со шлюхами развлекаешься! Можно подумать, я не видела твои фотографии из ночных клубов! А я взрослый человек и имею право делать то, что хочу! И тебя я спрашивать не обязана! Ты вообще никакого права не имеешь лезть в мою жизнь! Еще и кофе тебе варить! Если нужна прислуга, в агентство обратись!

Тут Эдгар, превозмогая головную боль, обернулся и с удивлением воззрился на сестру. Он привык к ее холодному презрению, но с такой неприкрытой яростью она еще к нему не обращалась.

– Вообще-то я твой брат, – попытался он отыграть лидирующую позицию, – так что, конечно, я имею право интересоваться твоей жизнью. А вот что я делаю в свободное время, тебя не касается. Потому что ты женщина, а я мужчина. Обо мне сплетничать не будут, а сплетен о тебе я не допущу, только веди себя, пожалуйста, соответственно своему положению в обществе. И зачем, скажи на милость, ты рассматриваешь мои фотографии из клубов? Тебе заняться нечем?

– Это тебе заняться нечем! – едва не набросилась на него Эванджелин, лишь в последний момент взяв себя в руки. – Шовинист чертов! Ты в Средневековье застрял! И тебе вообще незнакомо понятие личного пространства! У нас равноправие, если ты вдруг забыл! Но тебе же все равно, главное, что тебе все обязаны, а ты никому, – передразнила она его.

Телефон снова завибрировал, Эванджелин мельком бросила на него взгляд и едва не закричала от злости. Гастингс с самого утра начал названивать ей. Она сбрасывала звонки, а он звонил снова. С холодной ясностью рассудка Эванджелин понимала, что только ее неуступчивость заставляет графа Хантингдона звонить снова и снова. Возможно, стоило снять трубку и выслушать высказанные ленивым тоном извинения, однако сейчас Эванджелин боялась, что не сможет держать себя в руках, сорвется на крик или слезы и выставит себя на посмешище еще больше. Именно поэтому она вновь и вновь нажимала на кнопку сброса.

Ее брату не повезло, взвинченная девушка, хоть и была обижена на Эдгара, вряд ли бы сорвалась на него в другое время. Но сейчас вчерашняя обида на Гастингса, казалось бы выветрившаяся во время прогулки с Эваном, но вернувшаяся утром, вкупе с беспокойством за брата, вылилась вот в такую неприглядную сцену. К тому же, едва увидев Эдгара, Эванджелин вспомнила, как он был дружен с Гастингсом, и это напомнило ей об обидчике.

– Я подожду, пока ты изволишь взять себя в руки и прекратишь истерику, – холодно и неприязненно прокомментировал ее состояние Эдгар, отвернулся от сестры и ушел в душ.

Эванджелин сжала в кулаке телефон, едва сдерживаясь, чтобы не запустить его вслед брату. Ей вдруг захотелось побежать следом, расплакаться, уткнуться ему в плечо и пожаловаться на все, из-за чего ей было так плохо. Но она привычно остановила себя, мысленно сосчитала до двадцати, стараясь успокоиться. В этот момент телефон зазвонил снова. Не думая, что она делает, Эванджелин взяла трубку и рявкнула:

– Да иди ты к черту, Гастингс! Ты надоел мне хуже некуда!

И тут же зажмурилась от ужаса, поняв, что все ее попытки с достоинством выйти из ситуации провалились. Трубка немного помолчала, а затем оттуда раздался голос. Однако не ленивый вальяжный тон Гастингса, а нарочито удивленный веселый баритон ее вчерашнего знакомца.

– Я уже надоел? Это рекорд, Иви. И когда я успел?

– Ой, – Эванджелин ахнула, посмотрела на телефон, убедившись, что имя, высветившееся на нем, действительно принадлежит Эвану, и с опаской вновь поднесла его к уху.