– О, уже четыре часа. Мне надо спешить домой. Меня ждет платье… Сегодня последняя примерка.

Заметив недоумение в глазах Кинна, я опустила взгляд на заметки и сдавленно сказала:

– Послезавтра моя помолвка.

Мне показалось, что я услышала резкий вдох, но когда Кинн заговорил, его голос был как обычно ровным и отстраненным:

– Конечно, если тебе надо спешить… Я сам справлюсь.

Чувствуя странное желание расплакаться, я торопливо собрала заметки и книги и уже приготовилась уйти, когда Кинн тихо сказал:

– Поздравляю.

Я нашла в себе силы слабо улыбнуться и кивнуть, а потом зашагала прочь так быстро, что даже ковер не смог заглушить мои шаги, отчего библиотекарь Аррин оторвался от заполнения каталога и поднял на меня удивленный взгляд. Стараясь не показать, что руки у меня трясутся, я положила книги на дубовую стойку и отстраненно-вежливо попросила:

– Если можно, поскорее, пожалуйста.

Пока библиотекарь оформлял возвращенные книги, я сцепила перед собой руки, до боли впившись ногтями в подушечки пальцев.

Когда-то мне казалось, что мы с Кинном похожи на два самых высоких пика Серебристых гор – такие же недостижимые, холодные и одинокие.

Пусть так и останется.

Особенно теперь, когда мне предстоит выйти замуж за другого человека.

Хейрон Бернел оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.

Когда в день помолвки Нелла провела меня в дядин кабинет, я готовилась увидеть иссушенного учебой молодого человека с грустными, преданными глазами, – а что еще можно было ожидать от человека с именем самого верного пса в истории города?

Но ни грусти, ни особого рвения к учебе в Хейроне заметно не было. Наоборот, мне стоило большого труда представить его запертым в душной аудитории с разложенными на столе камнями и корпящим над вторым множественным сопряжением. Хотя зеленая студенческая форма наверняка была Хейрону к лицу.

Хейрон был на пять лет меня старше и почти на полторы головы выше. Со светлыми волосами, как у отца, в темно-синем, с иголочки, костюме, он был элегантен, изыскан и, без сомнения, красив. Лучше всего он бы вписался в какое-нибудь феерическое празднество, например, к Аксаррам.

Отчего-то я порадовалась, что, несмотря на скромность церемонии, дядя не поскупился на платье, а Нелла собственноручно убрала мои волосы в замысловатую прическу и украсила их цепочкой из белого золота с небольшими золотыми цветами.

Ощущая всеобщее пристальное внимание, стараясь не краснеть и не путаться в складках платья, я подошла ближе – туда, где у портрета отца стоял мой жених, его родители – оба в бордовых тонах Торговой Гильдии – и дядя. Краем глаза я заметила на столе уже приготовленные для подписи договоры и помолвочные кольца.

Едва мы обменялись поклонами и приветствиями, как мать Хейрона, Ния Бернел, урожденная Родд, вышла вперед и, схватив меня за плечи, прижала к своей пышной груди:

– Душечка, как мы рады!

В отличие от нее я была совсем не рада, – запах ее духов был таким ярким и настойчивым, что мне захотелось чихнуть. К счастью, она быстро отпустила меня и взялась за мое платье. В прямом смысле – слегка склонив голову набок, она пощупала полупрозрачную ткань рукава:

– Это же шелк из нашей последней поставки, глаза меня не обманули! Советник Дан, посчитаю это вашим комплиментом, – дядя слегка поклонился, а мать Хейрона оглядела меня с головы до ног, задержав взгляд на жемчужных пуговицах – мне показалось, она их даже посчитала. И наконец улыбнулась, словно довольная покупкой матрона:

– Ты просто прелесть, дорогая.

Чувствуя неимоверное смущение, я выразила свою благодарность, втайне надеясь, что Огаст Бернел не последует примеру жены. Но по тому, что отец Хейрона остался стоять в стороне и глядел на меня с прохладцей, было ясно, что «душечки» от него можно было не ждать. Хоть какое-то облегчение.

Наконец ко мне подошел Хейрон. Голубые глаза, которые он унаследовал от матери, смотрели внимательно и с интересом, настолько живым, что сердце забилось еще быстрее, и захотелось отвернуться. Мой жених улыбнулся – открыто и приятно:

– Очень рад наконец встретиться.

Мне показалось, что он сейчас поцелует мне руку, но он ограничился простым полупоклоном. Меня коснулся запах его духов – легкий и притягательный.

Дядя сухо попросил нас к столу. Договор я прочитала заранее, поэтому сейчас просто поставила свою скромную подпись рядом с дядиной, выверенной и четкой, которую, как мой опекун, дядя уже поставил. Подпись Хейрона витиевато изгибалась и была значительно больше моей.

Дядя передал Огасту Бернелу их копию договора и придвинул к нам с Хейроном серебряный поднос с кольцами – из белого золота с черными жемчужинами. Жемчуг и так был редкостью, но откуда взялся редчайший черный, особенно теперь, после нашествия Теней, я не представляла. Дяде украшения никогда не были интересны. Возможно, у Бернелов оставались какие-то запасы с прошлых времен или же это было их семейное наследие.

Мои руки дрожали, когда я взяла кольцо для Хейрона. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него. Хейрон улыбнулся и протянул левую руку. Задержав дыхание и больше всего опасаясь, что выроню кольцо, я надела его на указательный палец и тут же убрала руку.

Хейрон в свою очередь не торопился. Он взял мою левую руку в свою и медленно надел кольцо на палец. Руки его были теплые, мягкие и одновременно решительные. Не успела я двинуться, как он прижал мою руку с кольцом к губам и тут же отпустил. Сердце у меня затрепетало где-то в горле.

Ния Бернел разразилась поздравлениями, к ней присоединился ее муж и мой дядя.

– Теперь позвольте предложить зеннонское красное, старого урожая, после чего я буду готов показать вам наш дом, – голос дяди прозвучал еще суше обычного, словно он присутствовал не на помолвке, а на Всеобщем Совете городов Серры.

При упоминании вина Огаст Бернел заметно оживился и первым последовал за дядей к небольшому столику у дивана, где в специальной оплетке с геррионом дожидалась прохладная бутылка, теснились бокалы и тарелки с закусками.

Кольцо на пальце казалось чужеродным, непривычным, а место поцелуя до сих пор горело, и я держалась от жениха на некотором расстоянии, не особо представляя, как теперь себя вести.

К счастью, после нескольких тостов мы покинули кабинет и отправились вниз, где дядя представил Бернелов Нелле. По тому, как Ния Бернел оглядела Неллино любимое лавандовое платье, и взгляду, который подарила ей в ответ Нелла, мне показалось, что в лице друг друга они встретили достойных соперниц. Если бы не волнение, я бы почувствовала легкое злорадство.

Знакомство с домом решили начать снаружи: дядя с Огастом Бернелом шел впереди и сжато, безэмоционально рассказывал об истории дома, архитектурных особенностях и штате слуг. За ними следовала Ния Бернел и слегка раздраженная Нелла. Мы с Хейроном замыкали процессию.

По настоянию дяди после свадьбы мы с Хейроном должны были остаться жить здесь, в этом доме. В глубине души я была дяде за это чрезвычайно благодарна: одна мысль о том, чтобы жить в чужом доме с чужой семьей меня пугала.

Незаметно Хейрон замедлил шаг.

– Признайся, когда ты услышала мое имя, сразу же нарисовала себе беднягу Хейрона с поднятыми ушами и грустным-прегрустным взглядом.

Кровь прилила к моим щекам, и Хейрон слегка улыбнулся.

– Когда отец давал мне это имя, скорее всего он не представлял, что в Музее истории одноклассники будут просить меня встать рядом с портретом этого разнесчастного пса и выискивать сходство. Правда, я позволил им это сделать всего один-единственный раз. Как оказалось, некоторые из мальчишек походили на этого пса гораздо больше.

Хейрон усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то жесткое и голодное. Он продолжил, как ни в чем ни бывало:

– Зато сейчас, когда я представляюсь, все видят во мне законопослушного гражданина, олицетворение верности Зеннону. Они видят…