Наконец, я отпускаю игний и виновато качаю головой, не в силах даже взглянуть на Наставника. Я знаю, что не справилась, и знаю, что должна была. Наставник говорит дяде о том, что дар у всех просыпается по-разному, вполне возможно, четыре – это слишком рано. Приободренная, я набираюсь смелости, чтобы обернуться. Но лучше я бы этого не делала. Если бы в тот момент снять с дядиного лица слепок, то получилась бы маска полного разочарования.

С тех пор эта сцена повторялась сотни раз, неизменно с тем же результатом. Только с какого-то времени Наставник перестал появляться, и дядя сам следил за моими мучениями. Он всё никак не желал сдаваться.

Когда Серра с Иалоном и детьми – Первыми, как их потом стали называть, – пересекли Штормовые моря и высадились на землю, Серра пробудила самый первый камень и благословила даром камневидения своих детей и внуков, а через них – и всех своих потомков. Каждый в Серре обладал даром камневидения, начиная от простых крестьян и рыбаков и заканчивая Первыми Советниками. Степень одаренности была разной, но дар был у всех.

Но не только это не давало дяде покоя. Его старший брат, мой отец, был гениальным камневидцем, благодаря которому Зеннон сейчас спал в безопасности, а мне, его дочери, было не под силу разбудить даже жалкий игний, уже стертый от частого использования и готовый вспыхнуть от неосторожного прикосновения. Любой в Зенноне справился бы с этим без труда.

Эта пытка прекратилась, только когда мне исполнилось десять – к этому возрасту дар проявлялся абсолютно у всех. Но похоже, единственный дар, который был у меня, – разрушать возложенные на меня надежды.

Всё бы сложилось по-иному, если бы не дядина гордость. Дядя так никому не сообщил, что мой дар не проявился. Он договорился с руководством школы, чтобы меня освободили от занятий камневидением, – он собирался заниматься со мной лично. И ему, Советнику первого ранга, с легкостью это позволили. Все решили, что раз уж такой сильный камневидец берется за меня, значит, талантом я пошла в своего отца. На самом деле, на занятиях дядя всего лишь объяснял мне теорию, чтобы меня не выдало собственное невежество.

Так, с дядиной подачи все стали считать меня подающей надежды камневидицей, и, чтобы поддерживать эту иллюзию, мне пришлось лгать всем и каждому, не только в школе, но даже дома – из всех слуг о моей аномалии знали только Гаэн и его внучка Рози, моя личная горничная. И Нелла, конечно.

Дядя забарабанил пальцами по бумаге, и только теперь я заметила, что это письмо, и сердце неприятно замерло. Дядя посмотрел на миниатюрную статую Зеннона на своем столе. Основатель города в наглухо застегнутой мантии держал в руках раскрытую книгу Закона. Дядя на мгновение прикрыл глаза, словно у него разболелась голова.

– Ректор Академии еще полгода назад с пылом заверял меня, что они ждут не дождутся того дня, когда дочь Эрена Линда окажется в их рядах. А месяц назад сам Первый Советник осведомился, собираешься ли ты поступать в Академию Камневидцев. Естественно, мне пришлось ответить утвердительно.

Ошеломленная, я встретилась с дядей взглядом.

– Но ведь я…

– Да, я знаю, что Академия – последнее место, где тебе следует быть. И всё же у меня не было выхода. Привлекать внимание к твоей…аномалии крайне нежелательно.

Дядя слегка поморщился, словно раскусил кисличную палочку.

– Я проанализировал все имеющиеся варианты и нашел оптимальный. Через неделю состоится помолвка, а через полтора месяца ты выйдешь замуж.

Мне показалось, что дядя вдруг заговорил на древнесеррийском, потому что я не поняла почти ни слова. Какая помолвка? Что значит замуж?

Весь мой гнев вдруг испарился, вместо этого по венам словно потекла ледяная вода. Через неделю? Видимо, меня настигла кара Зеннона – за то, что осмелилась сегодня оскорбить своей ложью его возлюбленную Дею.

Дядя начал сильнее барабанить пальцами по письму, избегая моего взгляда:

– Замужество – твоя единственная возможность скрыть отсутствие дара. Если ты не будешь поступать в Академию, возникнут вопросы. Нежелательные вопросы, на которые будет трудно ответить в удовлетворительной манере. Если же ты выйдешь замуж, всё можно будет списать на нежные девичьи чувства, которые не позволяют оставить новоиспеченного мужа. Оптимально, если к тому времени можно будет намекнуть и на готовящееся пополнение семейства. Ты всецело посвятишь себя семье и детям, и постепенно вопросы у всех отпадут сами собой.

Я сидела, неприлично вытаращив глаза, почти с приоткрытым ртом.

Я не ослышалась? Оптимальный вариант? Дядя шутит?

Только я никогда не слышала, чтобы дядя шутил. Я попыталась хоть что-то сказать, но слова застряли где-то в легких.

Дядя, поправив идеально стоявшую чернильницу, по-своему истолковал мое молчание:

– Понимаю, что всё это скоропалительно. Но дело в том, что найти жениха для тебя было весьма непростым делом, с учетом всех обстоятельств. Только сегодня я наконец получил окончательное согласие касательно одной кандидатуры.

Дядя взял в руки письмо и пробежал взглядом по первой странице. Как завороженная, я уставилась на ровные строчки, выписанные размашистым почерком. Внезапно мне стало нечем дышать.

– Хейрон Бернел. Сын Огаста Бернела, главы торгового дома «Бернел и Родд».

Против воли мои брови взлетели вверх:

– Хейрон? Как…любимого пса Зеннона?

– Очевидно так, – лицо дяди даже не дрогнуло, словно в таком имени не было ничего необычного. – Как бы то ни было, это законопослушная семья, достаточно обеспеченная, хотя их состояние значительно пошатнулось из-за всей этой ситуации…с Тенями, – дядя произнес это так, словно речь шла о досадной ошибке в отчете, а не о бедствии, постигшем Серру. – Молодой человек как раз заканчивает обучение в Академии. Говорят, амбициозен, не желает идти по стопам отца, метит в Советники. При иных обстоятельствах можно было бы рассчитывать на кого-то более соответствующего твоему статусу, но увы, выбирать не приходится.

Дядя что-то еще сказал о матери Хейрона, их собственности, но всё прошло мимо меня. Силой воли я заставила себя снова прислушаться:

– Естественно, мне пришлось дать понять, что ты не унаследовала талант своего отца. Завтра я встречаюсь с Огастом Бернелом и расскажу, как дела обстоят на самом деле. Возможно, после этого он передумает. Но я сомневаюсь. Бернелы никогда не упускают выгодных сделок. Они должны прекрасно понимать, что это их единственный шанс породниться с нашей семьей. Что же касается…

На меня накатила слабость, и я стиснула руки в кулаки, чтобы собрать все силы.

– Нет.

Мой голос был едва громче шепота, но дядя умолк и поднял брови.

– Нет?

– Я не могу.

– Не можешь. Почему? – Голос дяди прозвучал напряженно и холодно, а пальцы вновь принялись отстукивать барабанную дробь по столу.

Почему? Я посмотрела на белую, без единого пятнышка форму дяди. И он меня еще спрашивает… Сколько себя помню, я всегда делала только то, что от меня ожидалось. Никогда не могла сделать свой собственный выбор. Но я надеялась, что, по крайней мере, когда стану совершеннолетней, у меня появится какая-то свобода. А эта помолвка загонит меня в клетку, из которой я никогда не выберусь. Горло словно обхватила удавка, стало трудно дышать.

– Твое сердце занято?

Вопрос дяди застал меня врасплох, и щеки залил румянец. Опустив глаза на стол, несколько раз я открыла и закрыла рот и наконец сказала:

– Нет.

– В таком случае вопрос решен.

Стараясь унять охватившую меня дрожь, я впилась пальцами в браслет на запястье. И предприняла последнюю попытку, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало обвинение:

– Мне придется при всех поклясться на книге Закона, что мое решение выйти замуж добровольное.

Дядя не мог принудить меня к клятвопреступлению.

Неожиданно дядя хмыкнул, – единственный знак того, что мы с ним были связаны неформальными узами. Но в дядиных глазах не было веселья – только мрачная уверенность.