Ни на какие Озёра с дядей я не собиралась. В лучшем случае мне бы пришлось просидеть дома, в гордом одиночестве. А в худшем… Всегда была Нелла, которая не упускала возможности меня чему-нибудь поучить.

Хотя бы раз, хотя бы только раз побыть как все – повеселиться, забыв обо всем на свете, натанцеваться так, чтобы ноги болели, – разве я хотела слишком многого?

По щеке поползла предательская слеза, за ней – другая, в груди опасно заклокотало, и, чтобы не разрыдаться, я стиснула костяшку пальца зубами – до боли, до кровавого следа. Я не имела права плакать. Только не здесь.

В окне что-то пошевелилось, и с ужасом я поняла, что это чье-то отражение. Кто-то подошел ко мне сзади.

– Они сейчас вернутся.

Кинн. Медленно я разжала зубы, выпустив палец, и вытерла слезы. Выпрямила спину.

Когда я обернулась, Кинн уже сидел на своем месте, опустив голову к учебнику. Не поднимая глаз, я прошла к своему столу. Когда в класс ввалилась шумная толпа, мое лицо уже приняло свое обычное выражение.

Только Кинн знал, что палец я поранила не об оконную защелку. И только Кинн видел, что гордая Вира Линд – всего лишь маска. И я ничего не могла с этим поделать.

– Эй, Вира, ты идешь?

Я вздрогнула, увидев пухлые руки Тами у себя на столе.

– Что?..

Вокруг царила суета, все довольно переговаривались. Похоже, пока я предавалась воспоминаниям, урок Закона благополучно закончился.

Тами прыснула себе в кулак:

– Вира, ты в последнее время такая рассеянная. Это так на тебя не похоже! Ты часом не влюбилась?

Я повернулась, чтобы возразить, и тут наткнулась взглядом на Кинна, который исподлобья наблюдал за мной. Я сразу же отвернулась, покраснев против воли, словно меня на чем-то подловили.

Глаза Тами расширились:

– Вот это да! И кто он? Я его знаю?

Глупость Тами вывела меня из равновесия, и я сорвалась:

– Это не твое дело!

Тами заморгала, обидевшись, но тут же спрятала обиду за виноватой улыбкой:

– Да-да, конечно, извини. Это, и правда, не мое дело.

Она отошла к своим приятельницам и начала с ними яростно шептаться. От злости я едва не заскрипела зубами. И дернуло Кинна посмотреть на меня именно в этот момент. Из-за него и из-за этой дурочки Тами теперь вся школа будет сплетничать о том, что Вира Линд в кого-то влюбилась, и еще полшколы – утверждать, что именно в них.

Несколько раз я глубоко выдохнула, чтобы успокоиться. Вспомнила платье, которое дожидалось меня дома. Что ж, возможно, теперь подобные слухи были мне на руку. Вероятно, дядя даже был бы доволен.

Под конец дня Тами настолько утомила меня своим любопытством, что я была только рада сбежать от нее в библиотеку. Это было единственное место во всей школе, где Тами почти не появлялась, – она клялась, что у нее аллергия на библиотечную пыль. Хотя я была уверена: всё дело было в том, что библиотекарь Аррин очень строго относился к соблюдению тишины.

Я заняла привычное место за одним из столов в нише у окна, там, где я привлекала меньше внимания, подготовила книги и достала свои заметки. Но сосредоточиться никак не могла.

Тами ошибалась, я не была ни в кого влюблена. И уж в кого я точно не была влюблена, так это в Кинна, замкнутого и непонятного. Просто он был… другим. Единственным человеком во всей школе, который не лицемерил передо мной, не пытался втереться в доверие и напроситься на дружбу или, убереги Серра, притвориться влюбленным в меня, – я уже перестала считать, сколько было таких попыток. Шесть лет непрестанной лжи заставили меня ценить искренность.

И всё же после того случая с Аксаррами между нами с Кинном что-то неуловимо поменялось. Когда я поняла, что он не собирался срывать с меня маску, мне словно стало легче дышать.

А теперь, сидя в библиотеке, я ждала, когда Кинн придет для наших занятий по наречиям Серры.

Наставник Луккиан всегда верил, что совместная работа идет учебе на пользу. Именно на его уроках, изучая разные наречия, мы занимались в парах. Моей бессменной напарницей была Тами, вместе с Кинном со страдальческим видом сидел Марен.

В прошлом году, когда мы закончили изучение основных наречий, Наставник Луккиан объявил, что в дополнение к классным занятиям мы должны будем попарно представить одно из островных наречий – рассказать о фонетических, грамматических и лексических преобразованиях на протяжении всей истории Серры и о влиянии на другие наречия.

– Без изменения нет жизни, – сказал Наставник на древнесеррийском, которым время от времени любил пощеголять. – Поэтому я прошу вас разделиться на пары по-иному. Сейчас для каждого юноши я озвучу наречие, а вы, барышни, сможете выбрать то, которое вас больше заинтересует.

Наставник Луккиан, кажется, искренне не понимал, что его предложение могло быть истолковано как-то по-другому. Между тем в классе взметнулись возбужденные шепотки, преимущественно со стороны девушек.

Наставник попросил всех юношей выйти вперед и назвал шесть островных наречий. Едва он закончил, поднялся гвалт, каждая моя одноклассница что-то выкрикивала.

Сраженный таким воодушевлением, Наставник Луккиан кое-как распределил первые четыре пары. Оставались только Марен и Кинн. Марену достались Худые острова, и даже его сестра, которая всегда его выручала, не стала выбирать наречие простых рыбаков. Кинн, напротив, получил Пряные острова, с одним из самых своеобразных и интересных наречий в Серре, но никто не стремился выбирать Кинна.

Из девушек без пары были только Тами и я, и она не рискнула сделать выбор первой. Избегая умоляющего взгляда Марена, спокойно и холодно, я сказала:

– Пряные острова.

Сзади донесся облегченный вздох Тами.

С тех пор раз в неделю мы виделись с Кинном в библиотеке, чаще всего каждый молча сидел со своей стопкой книг и выписывал необходимые сведения. Изредка мы сверяли свои успехи.

Со временем я поняла, что с нетерпением дожидаюсь этих почти молчаливых часов, когда мне не надо было притворяться ледяной и гордой Вирой Линд.

Когда в начале этого года Наставник Луккиан снова предложил дополнительные занятия – на этот раз для изучения малых наречий, – я, не задумываясь, выбрала Кинна, хотя на этот раз ему достались трудные малые наречия юга. Мне бы не хватало нашего молчания.

А сегодня Кинн опаздывал.

Я убедилась, что поблизости никого нет, и из стопки заметок вытащила помятый листок бумаги. На нем было нарисовано восточное побережье Серры и Пряные острова. Этот листок Кинн выбросил еще в прошлом году, а я, повинуясь минутной блажи, подобрала и сохранила.

Это просто потому, что я люблю карты. А Кинну они явно удаются, – это понятно даже по наброскам.

Я услышала шаги за пару мгновений до того, как Кинн подошел к столу, и едва успела спрятать листок. Чувствуя, что краснею, я сделала вид, что погружена в работу, чтобы не встречаться с Кинном взглядом.

– Привет, тебя можно отвлечь?

В голосе Кинна не было ничего особенного, но отчего-то его было приятно слышать.

Я подняла голову.

– Да, конечно. В чем дело?

У Кинна в руках был небольшой деревянный ящичек. Сердце у меня неприятно ёкнуло.

– Наставник Сарден просил оказать ему услугу. Тут геррионы. Их необходимо рассортировать по силе. Нужна точность, и я подумал, что, возможно, ты сможешь помочь.

Руки у меня похолодели, словно я уже прикоснулась к геррионам.

Несколько секунд, не дыша, я смотрела на ящичек в руках Кинна.

– Я… – голос предательски дрогнул.

Как я могу отказаться, не вызвав подозрений? Грудь сдавило, голова закружилась, и стало так плохо, что я подумала, что сейчас потеряю сознание.

От Кинна не укрылось мое замешательство:

– С тобой всё в порядке?

Я постаралась взять себя в руки.

– Да, конечно. Я бы помогла, просто… Сколько сейчас времени?

Я нашла глазами настенные часы и, от волнения едва различив тонкие стрелки, сделала вид, что удивилась: