– Я чту свою веру, никогда не пропускал часа молитвы, молился всегда усердно, как положено, по пять раз на дню… не скупился на пожертвования, бедным помогал, вдовам и сиротам, вскапывал их сады и огороды, на благословенный праздник Новруз делал подарки… Почему же никто из моих богов не спас мой виноградник в мое отсутствие?!

Поохав и посетовав еще немного на свою горькую судьбу, он взглянул на терпеливо ожидавшего конца стенаний чужестранца.

– Чем зарабатывает себе на жизнь этот Хатис? – переспросил Беньямин. – Да, честно говоря, он хороший лентяй, к тому же слишком часто прикладывается к вину. Всем миром его семье помогаем, у нас так положено. Хорошо, жена у него работящая, скотину держит, да дети помогают, – он пожал плечами. – А какая разница, чем он живет?

– Все имеет значение… ну да бог всех рассудит.

– Какой бог? Спазга[22]? – с надеждой произнес Беньямин.

– Бог един…А Иисус Христос замолвит словечко перед ним за каждого просящего…и все образумится…

«Какой такой Иисус Христос?» – подумал Беньямин. А вслух спросил:

– Как образумится?! Новая лоза начнет плодоносить не ранее чем после третьего Новруза…

Немного подумав, взволнованно сказал:

– Хорошо, я согласен! Что нужно сделать, чтобы твой бог помог мне в моей беде? Я готов принести в жертву даже свою стельную корову!

– Не горячись, – положил ему руку на плечо чужестранец. – Наберись терпения и молись. Иисус не даст пропасть трудолюбивому человеку, равно как и его детям. Он обязательно попросит за тебя Всевышнего.

– Ну, если твой бог не всесилен, тогда я, пожалуй, лучше обращусь к священнослужителю, – разочарованно сказал Беньямин. – По крайней мере, дождусь правосудия. – Не удержавшись, он опять дал волю слезам. – Ты знаешь, какой виноградник был у меня?! Сколько навоза я перетаскал, сколько ведер воды! Вся семья трудилась в поте лица. Моя лоза давала по метрету[23] вина!

– А свидетельствовать против брата единородного все же грех, – не унимался Ванея. – Мы должны быть милосердными как Господь наш. И уметь прощать как Он…

…Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете… ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам…

– Что-то я тебя никак не пойму. И слова твои мудреные. Бог един… но если не умилостивить всех остальных богов: всесильную Мах[24], благостную Ардви[25], грозного Атара[26]… – всех, мы не можем рассчитывать на дождь, урожай и даже сочную траву в долине!

Беньямин оглядел чужестранца с головы до ног недовольным взглядом.

– Постарайся унять свой гнев, – сказал Ванея. – Господь наш сказал, что… если ты принесешь дар свой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь дар свой перед жертвенником, и пойди прежде помирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. – Пойди, поговори с братом. Возможно, ты в чем-то заблуждаешься. А я буду молиться за вас…

Махнув в сердцах рукой, Беньямин с унылым видом побрел вниз по узкой улочке. Перед тем, как скрыться за поворотом, он несколько раз задумчиво оглянулся на парня в чудных длинных одеждах.

Ахура-Мазда окружил себя богами-помощниками, и каждый занимался делами, вверенными ему Всевышним. Самых приближенных было шесть амешаспентов, за ними шли не менее почитаемые боги-язаты, одним из которых был Митра.

Его, как и Ахура-Мазду, всегда представляли в короне из золотых лучей, обрамляющих голову[27]. Солнечная корона Митры, распускающая на все стороны света всепроникающие лучи благодати, – напоминание о его всевидящем оке, оберегающем справедливость и свободу человека.

Даже в языческом Риме с недавних пор стали больше почитать Митру – в надежде, что он окажет им содействие в борьбе с заклятыми врагами – последователями учения Иисуса Христа. Ведь именно Митра был призван хранить раз и навсегда установленный миропорядок.

Праздник Митры начинался глубокой ночью и продолжался до восхода солнца. Тьма, как известно, есть время выбора – сознательного принятия или отречения от зла и заблуждений.

Каждый год в день праздника Митры все зардушти[28], начиная с мобедов[29], прилюдно клялись до самой смерти защищать Бессмертный Огонь и Чистую Веру Ахура-Мазды.

Праздник начинался неизменно в храме – святилище огня. На алтаре в медной чаше горел священный огонь. Здесь же стояла лорка[30]. В праздник Ахура-Митры она была заполнена дарами из семи составляющих: миндаля, фисташек, грецкого ореха, хурмы, инжира, винограда и граната. В вазах, расставленных по всему храму, стояли букеты душистых полевых цветов, в кувшины налита прохладная родниковая вода, а на подносах лежал горячий хлеб.

В храме в этот день готовили специальную для этого праздника хаому[31]. Каждый правоверный приносил с собой некоторое количество вина, в общий котел добавляли также приготовленную в храме заготовку хаомы, корицу и шафран и на треть разбавляли родниковой водой. Пропитавшись общей радостью и молитвами, хаома считалась полезной, особенно для стариков и тех, кто испытывал недомогание.

Дома в этот праздник мужчины и женщины подтверждали клятвой свое стремление быть верными друг другу в семейных узах и воспитании детей. Произнося клятву, становились на одно колено (мужчина на левое, женщина на правое), лицом на восток. Затем скрепляли договор действием: откусывали небольшой кусок от свежего хлеба и запивали глотком вина, и только тогда поднимались с колен.

А с восходом солнца натрудившиеся накануне правоверные, сморенные хаомой и ночным весельем, с легким сердцем возвращались в дома, прямиком на свои мягкие лежанки. Назавтра следовало продолжение праздника, а это для многих означало, что можно будет хорошенько выспаться.

В домах в честь Митры горело ровно пять светильников. В эти дни предписывалось употреблять больше сладкого, а вот мясо было под запретом. Тяжелая пища замедляет работу мысли, а дни праздника Митры – это время, когда стоило хорошенько пораскинуть мозгами.

С самого утра на открытых пространствах жгли высокие костры, но прыгать через них как в Новруз запрещалось.

Опытные сладкоголосые женщины соревновались в умении петь, молодые – петь и танцевать. Нередко к ним присоединялись мужчины. И тогда выстраивался большой праздничный веселый хор или хоровод. После домашних застолий и длительных возлияний, ограничивающихся легкой закуской, некоторые старики, как правило, чувствовали себя излишне самоуверенно и начинали всячески подтрунивать над молодежью, вызывая парней на рукопашный бой, а то и немедля сразиться в любимую игру човган[32].

Это была командная игра, и суть ее заключалась в том, чтобы, сидя в седле, отнять у противника плотный шар – тряпичный или сваленный из шерсти, скатанный из камыша или ивовых прутьев, – а затем загнать его в большие деревянные ворота противника. Шар наездники гоняли при помощи длинной загнутой внизу палки.