Он вскочил, сразу не разобрал, где находится, едва не сорвался с площадки в пропасть и только потом осмотрелся и оценил обстановку. Все было спокойно, правда, Майя заснула на посту. Он не стал будить ее, решил пока подежурить — все равно вряд ли удастся заснуть.

В животе как назло заурчало. Ну вот, неизвестно, что лучше, спать и смотреть кошмар или бороться с приступом голода? Рик прошелся вдоль стены, разглядывая стыки сегментов, где виднелась бахрома плесени. В конце концов нашел то, что искал; грибы, принес к месту, где спала Майя, и стал аккуратно разделывать кинжалом. Грибы он замечал практически везде, где побывал в Пространстве, главное — достаточное количество влажности и тепла. Не все, конечно, были съедобными, но некоторые, пусть водянистые и горьковатые на вкус, неплохо утоляли голод. Отправиться за дровами для костра, Рик не рискнул, не хотел оставлять Майю одну, в итоге, сжевал пару грибов сырыми, заранее зная, что будет болеть живот.

Прошло два или три часа. Майя зашевелилась, потягиваясь от удовольствия. Рик ждал. Цвет Хорды стал светло-малиновым с долей оранжевых вкраплений. Теперь яркие полосы разрядов проскакивали внутри Хорды постоянно. Она по-прежнему издавала низкий, но энергичный гул.

— Который час? — Майя резко села, осознав, что уснула на посту и все могло закончиться весьма плачевно для обоих.

— Думаю, что вечер. Не волнуйся, я не спал и подежурил за тебя. Вот. — Рик предложил ей грибов. — Я уже попробовал. Как видишь, еще живой.

Он слабо улыбнулся. Майя кивнула и принялась за еду.

— Мне приснился странный сон, — сказала она через минуту.

— Мне тоже. Но рассказывать о нем не хочется.

— Хм… — Она посмотрела на него. — Что-то и у меня такого желания нет.

Похоже, они думали об одинаковых вещах. Пространство как-то действовало на их разум и сознание. Рик не знал, хорошо это или плохо.

Они продолжали сидеть на краю пропасти, размышляя каждый о своем.

— Он не вернется, — вдруг сказала Майя.

— Почему так думаешь? — Рик прекрасно ее понял — речь шла о Фоме.

— Его либо убили, либо взяли в плен.

— Сомневаюсь. Эти ребята ловкие как не знаю кто. Я так до сих пор и не понял, что они собой представляют.

Майя немного подумала и предположила:

— Может, это искусственные люди, а не машины?

— Как это? — не понял Рик.

— Они не рождаются как мы. Их выращивают, словно цветы в горшке. Или собирают из разных частей. В общем, их делают. Поэтому они не совсем такие, как обычные люди. У них другие мысли, желания и потребности.

— Они умирают?

— Наверное, нет. Можно представить, что они ломаются, впадают в спячку, сходят с ума. Но умереть — значит перестать жить, а можно ли назвать жизнью их существование? Вот в чем вопрос.

Рик попросил Майю рассказать что-нибудь о себе так же, как это сделал он. Так он узнал о жизни в секторе Каппа, о традициях и обычаях еще одного маленького народа. Какие-то вещи его откровенно забавляли. Например, очень развеселил строгий запрет есть на виду у всех — люди сектора считали это кощунственным, аморальным поведением. Общество Каппа было разделено строго по гендерному признаку — мужчины и женщины проживали отдельно. В особые месяцы, обычно раз в год, проводилась Ассамблея — большой продолжительный праздник жизни, труда и любви, на котором объединялись представители всего сектора.

Семья, как ячейка общества, отсутствовала. Ее заменяли бригады, команды или отряды, которые формировались из лиц одного пола, но разных возрастов. Например, в отряде, если он формировался из мужской половины, обязательно должны были быть дети, юноши, взрослые мужчины и старик. Такие объединения создавались ровно на год, и все их участники несли коллективную ответственность за действия друг друга. Сама Майя сменила так множество отрядов. Принадлежность к отряду не означала строгий запрет на общение со сверстниками или другими людьми, но личная жизнь у людей Каппа отсутствовала. Более того, она регулировалась наставниками Ордена.

Работа распределялась по принципу жребия и тоже на один год. В конце ежегодного праздника Орден проводил лотерею, где все вытягивали свой жребий, и случай определял судьбу участника на следующий год.

— Мне досталась работа в оранжерее, — сказала Майя, — третий раз подряд. Наверное, поэтому я лучше всего разбираюсь в ботанике.

— А как же тяжелые работы, которые не под силу детям или старикам?

— Орден продумал это и устраивает отдельную лотерею для каждой возрастной категории. Этой традиции много сотен лет. Говорят, она пошла с самого начала, чтобы исключить узурпацию власти и застой в обществе. Большую помощь нам оказывают машины. — Майя немного помолчала и добавила: — А еще у нас есть важный обычай. Каждый человек сектора должен сочинить и спеть песню всей своей жизни. Считается, что в песне заключена его душа. В эту песню включается все, чем прожил свои годы человек: его работа, близкие, его победы и поражения, все его свершения, самые важные поступки. Человек может сочинять песню всю жизнь, но если не споет ее, то вычеркивается из всех хроник и забывается навечно. Поэтому наши старики каждый год поют Песню жизни, и мы вносим их в хронику сектора.

— Что, каждую песню?

— Да, — сказала Майя очень серьезно.

— Ты уже сочиняешь свою? — спросил Рик с улыбкой.

— Конечно! — Майя вспыхнула. — Но только первую строчку.

— Спой хотя бы ее.

— Нет. — Она категорично покачала головой. — Не могу. Может быть, потом.

Рик решил не настаивать. Майя продолжала рассказывать, а он лег на спину, заложил руки за голову и стал разглядывать потолок. Падавший от Хорды свет причудливо окрашивал неровности, выступы и впадины. Поначалу казалось, рельеф потолка состоит из хаотичных комбинаций фигур, линий, загогулин и точек, но глаз невольно улавливал в общей массе какую-то закономерность, некое единство, гармонично, как в мозаике, сочетавшее в себе разные элементы.

Майя говорила, но Рик уже не так внимательно слушал, поглощенный исследованием открывшихся ему видов. Каждая фигура, каждая линия несла на себе больше, чем казалась. Например, окружности — их полукружия составляли часть более сложных форм. Их пересекали по диагонали линии, которые оказывались сторонами квадрата, замыкавшего в себе два других. От точек в некоторых местах отходили лучи, но они же являлись сторонами треугольников, которые выстраивали более сложную фигуру, и так до бесконечности. В какой-то момент Рик осознал, что узрел человеческий силуэт, но эта картинка быстро распалась на бесформенные части. Потом на потолке словно бы появилось лицо, с отчетливо проступившими линиями глаз, носа и рта.

Рику стало не по себе.

— Ты слушаешь меня? — Майя пихнула его в бок.

— Да-да, — опомнился он, с трудом оторвав взгляд от потолка.

— Что ты увидел?

— Я… — Рик снова посмотрел вверх.

И обомлел.

Одна из точек в центре круга раскрылась, словно бутон цветка, и в освещенный фонарем проем полетел трос. Потом в проеме возникла фигура в оранжевом комбинезоне.

Майя тоже заметила прола. Они вскочили, похватали вещи и поспешили к месту, где свисал трос.

Рик сообразил, что Фома не собирается спускаться, трос предназначен для подъема. Он подергал конец, проверяя на прочность, затем попросил Майю поднять руки и обвязал ее, ловко смастерив петлю, которую защелкнул карабином на груди.

— Поднимай! — Рик махнул Фоме.

И Майя плавно поехала вверх. Рик стоял, задрав голову, и удивлялся, размышляя над тем, как прол силен. Мыслимое дело: выбирать трос без остановки может только машина, например, лебедка, у которой есть бобина и мотор, но человеку, даже самому сильному понадобится отдых, человек станет подтягивать груз рывками…

Фома втянул Майю в проем и скинул обратно трос. Рик быстро обвязался, защелкнул карабин, крикнул пролу и отправился вверх.

Вскоре ему открылся вид на пространство четвертого эона. Он разглядывал сверху брошенные стоянки мутантов, пандусы и лестницы, входы в коридоры — все выглядело не таким привычным, обычно он наблюдал мир сбоку или снизу, но тут оказался в центре и видит все с другого ракурса. Должно быть Создатель видел этот мир именно так.