Наконец демонов вальс заканчивается. Меня галантно доводят до места, стараясь не прихрамывать. Пристально изучаю паркет всё время, пока Эдвард обменивается любезностями с родителями.

— Спасибо за танец, лэди Сиал. Это было восхитительно, — приятным глубоким голосом произносит рыжий, и я втягиваю голову в плечи. Хотя, куда уж сильнее?

Смущённо приседаю в реверансе, пискнув в ответ что-то невразумительное. И провожаю взглядом его широкую спину.

Поздравляю, Миранда Сиал! Ты — восхитительно неуклюжая гусыня! Просто сама безупречность!

Отвернувшись, сердито фыркаю, плюхаюсь на диванчик и выхватываю веер.

Боги, я всё испортила!

***

Небольшая передышка утихомиривает разум, а следующие несколько удачных проходов с другими партнерами и сладкий нектар изысканных комплиментов проливают елей на уязвлённую гордость.

Хрупкое спокойствие длится ровно до того момента, когда мы с Эдвардом оказываемся снова в центре зала.

Передо мной опускаются на колено и берут мои руки в свои. Опять трудно дышать, корсет сдавливает ребра и кружится голова.

Вот оно! Боги, дайте сил устоять на ногах.

— Лэди Миранда Сиал, в вашей власти сделать меня счастливейшим из смертных. Вы согласны стать моей женой? — слова звучат торжественно и бесстрастно, отдаваясь громогласным эхом во всей бальной зале.

Я хочу закричать: «Согласна! Тысячу раз согласна!», но вместо этого оторопело взираю на Эдварда и молчу.

Пауза неприлично затягивается, и во взгляде рыжего корочкой тонкого льда проступает недоумение, в то время как меня охватывает настоящий пожар. Я мелко сглатываю, пытаясь смягчить пересохшее горло и, наконец, мучительно выдавливаю:

— Д-да…

Эдвард встаёт, невозмутимо надевает мне на безымянный палец фамильный перстень с огромным сапфиром и целует кисть.

Свершилось!

Я едва держусь, чтобы позорно не разреветься от облегчения. Мой милый! Он любит меня! Боги, он любит!

Дыхание перехватывает окончательно. Шатаясь как пьяная, отчаянно вцепляюсь в его предплечье. Меня придерживают заботливо, не давая упасть.

— Поднимем же бокалы за обрученных! — Повинуясь папиному жесту, слуги торопливо обносят гостей шампанским.

Хрустальный фужер ходит ходуном. Я отпиваю глоток, не чувствуя вкуса. Словно в тумане иду, ведомая крепкой рукой. Эдвард негромко говорит что-то, но я не слышу. Только улыбаюсь глупо, всё ещё не в силах поверить.

Я буду его женой!

***

Настоящее время

Экипаж резко дёргается, и я кубарем лечу на пол. Ещё несколько коротких рывков меня мотает вперёд-назад как сельдь в бочке, пока кучер щёлкает хлыстом и отрывисто бранится под пронзительное ржание лошадей и мерзкий скрип рессор. Я цепляюсь за стенки и сидение, пытаясь удержать подобие равновесия, прежде чем карета замирает окончательно.

— Что там, Бор? — рычу раздражённо, кое-как поднимаясь.

— Вы в порядке, госпожа? — Бор с тревогой распахивает дверцу, окидывая испуганным взглядом. — Какая-то сумасшедшая бросилась прямо под колеса, я едва успел удержать лошадей.

— Всё хорошо. Я не виню тебя. Долго нам ещё ехать?

— Минут двадцать, госпожа.

— Угу, — киваю. — Можешь идти.

Двадцати минут мне хватит.

Бор коротко кланяется, закрывает дверь и возвращается на козлы. Экипаж, качнувшись, плавно трогается. Прикусив губу, задираю подол, стягиваю чулки и обозреваю уродливые багряно-лиловые синяки.

Демоны! Выругавшись под нос, лезу в лекарский саквояж. Где же эта мазь? Я точно помню, что клала её в основное отделение.

Хм, успокаивающий сбор, настойка от бессонницы, настойка для бодрости, от желудочных колик, от головной боли, от хандры, от женских недомоганий, от…

Та-ак, а что здесь делает печенье и баночка абрикосового джема?! А это, как понимаю, сопровождающий — небрежно верчу в руках любимую тряпичную куколку младшей сестрички.

Интересно, когда Агата успела засунуть свои гостинцы? Обычно она спит до полудня. О том, что я уезжаю рано утром, знал только папа. Наверное, стоит намекнуть, что кое-кого нужно срочно проверить на предмет проснувшегося дара.

Я с нежностью рассматриваю нежданные подарки и прячу их в отдельный внутренний карман саквояжа, возвращаясь к поискам мази.

Странно, разве я брала с собой десять пузырьков укрепляющего зелья? Неужели, кто-то решил, что я собралась поселиться у Тьеров на месяц?

Ох, ну наконец-то!

Торжественно извлекаю на свет небольшую жестяную коробочку и ещё пару секунд сражаюсь с плотно подогнанной крышкой. Одержав победу, тщательно втираю немного буроватого состава с резким травяным запахом в колени. Когда синяки постепенно бледнеют, а боль уходит, усмехаюсь криво.

Какая ирония — один из лучших лекарей королевства не в состоянии вылечить себя сам!

Хорошо, у нас приличный аптекарь. Настойки и притирания мэтра Лурье неоднократно выручали, вот и сейчас его чудодейственная мазь от ушибов и синяков отправляется на своё место. Захлопываю саквояж и ласково провожу по нему рукой, вздыхая.

Честно говоря, я даже благодарна неизвестной душевнобольной: неожиданное падение вырвало из водоворота тягостных воспоминаний. Хотя сердце то и дело тоскливо сжимается от нехороших предчувствий.

Глупости, Мири! Нечего выдумывать и ворошить прошлое. Ты просто едешь к очередному пациенту. Да, именно так!

Досадливо передёргиваю плечами и обхватываю себя руками, вопреки увещеваниям всё глубже проникаясь странной уверенностью, что скорая встреча с Эдвардом не предвещает ничего хорошего.

Старый Эмер почтительно принимает у меня перчатки и летнее пальто, встречая у входной двери. Прежде чем отправиться на конюшню, Бор самолично вносит мой немудрённый багаж, оставляя его на полу в просторном холле.

— Лэди Сиал с визитом к лэду Тьер, — чопорно объявляет дворецкий, распахивая высокие двустворчатые двери в знакомую гостиную.

Помедлив на пороге, глубоко вдыхаю, покрепче перехватывая лекарский саквояж и вхожу. Здесь практически ничего не изменилось за два года. Только дубовые панели на стенах потемнели чуть сильнее, чем мне помнилось, да рубиново-красные бархатные портьеры сменились новыми — глубокого винного цвета с затейливой вышивкой золотой нитью.

Мой взгляд рассеянно оббегает комнату и останавливается на Эдварде, притянутый непреодолимой силой. Брови рыжего изумленно изгибаются, и он рывком слетает с дивана, роняя на сидение раскрытую книгу.

Боги! Он всё так же неотразим. Даже более, чем тот идеальный образ, что хранится в памяти, вопреки моей воле. И никакое проклятие не в силах умалить строгую мужскую красоту, ставшую за прошедшие годы ещё отчётливее и острее. Как адамасский клинок — смертоносный и безжалостный.

Сердце тоскливо скулит в ледяном панцире груди, но я мысленно шикаю, ставя несносный орган на место.

Краткий вдох, взмах ресниц. Скупо улыбаюсь и, как того требуют приличия, приседаю в глубоком реверансе:

— Доброго дня, лэды Тьер.

— Лэди Сиал… — Эдвард медлит ничтожную долю секунды, прежде чем кивнуть и расплыться в самодовольной ухмылке, нагло выдавая её за вежливую улыбку.

Боги! И как я могла влюбиться в такого напыщенного индюка? Мышцы лица зудят, норовя собраться презрительной гримасой. Долг жизни, Миранда! Улыбаемся и терпим.

— Миранда, девочка моя!

Лэд Эмиль энергично подскакивает из кресла, стремительно пересекает комнату, широко раскрывая объятия. Он буквально светится, излучая волны радушия. Эта наигранная приветливость абсолютно не трогает моего сердца. Я выставляю вперёд саквояж на манер щита и отрывисто роняю:

— Я тоже… рада.

— Счастлив видеть те… — отец рыжего спотыкается на полуслове и замирает растерянно.

Да, вы всё правильно поняли, лэд Тьер. Я не в том положении, чтобы испытывать искреннюю радость от нашей встречи.