– Это ко-ню-шня, – процедила я сквозь зубы.

– Ты сначала осмотрись, а потом уже делай выводы. Вдруг тебе понравится, как с вагоном для скота, – настоял Марсель.

Гас с кучером перенесли дорожный сундук в мой новый дом, словно указывая им надлежащее мне место. Марсель отпустил слуг, и те уехали, оставив нас с супругом наедине.

С гордо вздёрнутым носом я вошла в конюшню и ничего не обычного не увидела: стойла как стойла, устланные сеном, с одной стороны и мешки, ящики, стол и мой дорожный сундук с другой стороны выстроились вдоль стенки.

– В вагоне для скота была кровать, – недовольно отметила главное отличие.

– Будет тебе кровать, как только я получу разрешение на это у казначея его величества, – ответил Марсель, замерев на пороге.

– А эту ночь прикажешь мне спать на сене?

– И следующую. И после следующей, – спокойно заявил конь. – Выбить что-то для своих личных нужд из казны сложно, даже в счёт зарплаты. Я первые полгода в саду жил, пока не построили этот дом.

– Это конюшня! – повысила я голос.

– Для тебя конюшня, а для меня дом… Милый дом, – с усладой, словно кот, промурлыкал конь. – Ну ты обустраивайся, а мне надо пойти отчитаться о своём прибытии, – добавил Марсель и зацокал копытами на выход.

– Стоять! – бросила в широкий круп, прикрытый попоной.

Марсель замер, поражённый параличом.

– Нам надо поговорить, – сказала тоном, не терпящим возражений, что оказалось большой ошибкой.

Копыта застучали по деревянному настилу – конь дал дёру, но я, наученная ловить дворовых кур и котов, схватила негодяя за хвост.

– Ай! – вскрикнул Марсель и остановился. – Совсем страх потеряла?! Я же и лягнуть могу! Отпусти, – потребовал супруг, изогнув шею и посмотрев на меня укоризненно одним глазом.

– Нет. У меня есть вопросы, и пока на них не ответишь, никуда ты не поскачешь.

– Гло-ори-ия, – протянул Марсель, развернувшись ко мне боком. – Обещаю, я раздобуду одеял и выпрошу какое-нибудь старый матрац у экономки.

Я поперхнулась от возмущения.

– Я со времён войны таких лишений не терпела. Ты мне муж или кто?

– Муж, – просто ответил Марсель, – но ещё и конь. Что накладывает определённые ограничения на меня и на тебя, как на мою супругу.

– Я всё могу понять. Но не согласна спать в конюшне в груде тряпья.

– Избаловал тебя папенька, – цокнул конь языком и покачал головой. – А мне показалось, что ты вполне разумная женщина и способна потерпеть ради лучшего будущего.

– Могу, если нет других возможностей избежать неудобств. Кстати, где уборная и ванная?

– В двадцати пяти шагах отсюда в сторону псарни, по лаю поймёшь, что ты близка к цели, – шокировал меня Марсель. – Собак в замке больше, поэтому специальная душевая с уборной были построены у псарни, чтобы они не бегали ко мне.

– Хочешь сказать, что мне придётся бегать к соседям, чтобы справить нужду?

– Ну-у-у… Можешь воспользоваться ближайшими кустиками. В ночи никто не увидит, но точно почуют, если отойдёшь далеко от конюшни и выберешь наветренную сторону.

– Это место хуже вагона, – процедила я сквозь зубы в тщетной попытке унять злость. К таким условиям я не готова. Тем более в мирное время и с мешком золота в качестве приданного.

– Меня же могут выпустить с территории дворца? – поинтересовалась, заинтересовавшись мелькнувшей в голове идеей.

– Зачем тебе? Настолько не нравится в моём доме, что готова уйти в город?

«ЭТО КОНЮШНЯ!» – проорала я про себя, прикрыв глаза, а открыв выдохнула и спокойно ответила упёртому коню:

– В городе есть гостиницы. Я бы могла снять себе комнату, пока ты не обустроишь свой дом для вселения жены-женщины, а не кобылы.

– Да уж, лучше бы на кобыле женился, – прожевал одними губами Марсель, поэтому смысл слов я не сразу уловила:

– Что?

– Ничего. Идея не плоха, но денег у меня нет. Все командировочные уже истратил.

– А моё приданое? Ты забыл?

– Нет, но я не могу позволить тебе жить в городе… Так далеко от меня… И без присмотра. Я отвечаю за твою безопасность. И сохранность секрета о нашем браке. А ещё…

– Ещё о моём удобстве, которого здесь нет, – перебила я его. – Я не смогу спать в таких условиях, не говоря уже обо всём другом. – Тряхнула головой, развеивая образы возможного варианта уборной и душевой, до которой ещё надо было идти к соседям-собакам, и выпустила наконец шелковистый хвост из ладони.

– Глория, – умоляюще обратился Марсель, развернувшись ко мне мордой. – Я обещаю, что придумаю что-нибудь. Возможно, тебе придётся посидеть здесь день другой, максимум неделю, пока я не обговорю нашу ситуацию с королём.

– Мне совершенно не нравится, что для решения простой задачи требуется разрешения постороннего человека.

– Это король, – Марсель выпучил глаза. – Мы в его доме.

– Дом в чужом доме. Замечательно. Всю жизнь мечтала о таком, чтобы не иметь возможности и чихнуть без позволения истинного хозяина, – с пренебрежением высказалась я.

– Не нравится так думать – считай, что мы в гостях у его величества.

– Без приглашения, – подметила я, – что хуже статуса жены разумного коня.

– По моему приглашению с позволения его величества на данное действие в адрес своей законной жены.

– Уф-ф… слишком сложно закрутил, – вздохнула я, приложив ладонь к заболевшей от всего этого голове. – Давай не будем усложнять.

– Глория! – гаркнул на меня Марсель так неожиданно, что я присела. – Я твой муж! И теперь я решаю, где тебе быть, жить, в чём ходить и чьё решение уважать!

Я задохнулась от возмущения, в панике разыскивая подходящие слова, чтобы дать отпор этой обнаглевшей скотине.

– Ты конь! Ты не можешь мне указывать!

– Перед законом людей и богов я твой муж и могу указывать тебе что угодно! – проревел Марсель. Его толстые губы шлёпали друг об друга, извергая фонтаны слюны, которые частично долетели до меня. Это немного охладило мой пыл: с гордой осанкой я вынула из кармана платья платочек и обмакнула им заплёванное лицо.

– Я всё сказал. Вернусь, тогда и скажу, где ты будешь спать.

– А что решать, – меланхолично пожала плечами, – в свободном стойле.

– НЕТ! – зло плюнул супруг, вновь забрызгав меня слюной. «Не конь, а верблюд какой-то», – подумала, утирая лицо по второму кругу, и отступила от разъярённого животного, усвоив урок. Никаких платков не напасёшься, а умываться – это к соседям идти и знакомиться, что, судя по всему, отныне запрещено для соблюдения инкогнито.

– Сиди здесь и никуда не выходи! – приказал конь и топнул передней ногой, словно припечатывая.

– Не знаю, какая муха тебя укусила, но я ничего такого из ряда вон выходящего не сказала, чтобы ты срывался с цепи? О, или упоминать о привязи в адрес разумного животного нельзя? – холодно поинтересовалась я, мысленно возведя высокую стену между собой и этой новой версией Марселя, кардинально отличавшейся от той, что ехала со мной в одном вагоне.

Конь свирепо раздул ноздри, выдал короткое ржание, развернулся и ушёл, пнув на выходе ворота так, что те захлопнулись за ним.

– То ли меня обманули, то ли я ошиблась в своих ожиданиях, – обиженно прошептала под нос, скрестив руки на груди.

Ходила взад-вперёд по конюшне, генерируя в голове проклятья на лошадиную голову одно страшнее другого: и чтоб копыта его отсохли, и вся шерсть выпала, и зубы пусть тоже выпадут, дабы не зубоскалил больше ни над одной женщиной. Мириться с такими условиями и поведением – вот уж нет! Когда это копытное создание принесёт домой? Сам, поди, травой снаружи перебьётся, на крайний случай залезет в мешок с овсом, который достался ему в придачу к приданому.

Час прошёл. Может, два. Часов в конюшне не было, чтобы сверить свои ощущения. В моей голове созрел план действий по спасению ситуации. Воодушевившись мыслью о чистой постельке для людей, а не для скотины, принялась воплощать мечту в реальность собственными руками, но остановила спина – слишком тяжёлым оказался мешок с золотом, несмотря на его размеры, которые были куда меньше тех, что заполнили овсом. Странно, что отец всерьёз наполним его монетами. Видимо, боялся, что его неглупая дочка заподозрит неладно. И хорошо. Теперь у меня есть средства на приличное жильё, но за раз всё приданое не утащу. Подумала поискать тележку, потом представила, как это будет выглядеть со стороны и отказалась от этой идеи, умерив свою жадность.