— Анжела, — раздался за спиной знакомый голос. — Оставь его и пойдем.

Анжела отпустила Ламли и, наградив его мрачным взглядом, обернулась, чтобы увидеть приветливое лицо. Это был Джек.

Он улыбался, и казалось, что все в порядке.

Страх того, что с ней станет, внезапно исчез. Вот кто ее друг в высших кругах, ее ангел-хранитель.

Джек повел ее вниз по ступенькам, оставив агентов стоять на крыльце темного здания федералов в свете уличных фонарей. Те трое, которые допрашивали, выглядели как школьники, получившие выговор от монахинь и отправленные в кабинет Матери-настоятельницы. Анжела и Джек спокойно шли к его машине, припаркованной в переулке. Он открыл для Анжелы дверь и закрыл, когда она села. Она не привыкла к мужчинам с хорошими манерами. Джек был одним из таких.

— Сколько времени? — спросила Анжела, окинув взглядом темные улицы.

— Примерно половина второго, — ответил он, отъезжая от тротуара. — Прости, что так долго. Я изо всех сил старался вытащить тебя оттуда поскорее.

— Все нормально, — сказала она. — Я привыкла к тому, что меня избивают парни.

— Я рад, что они не сделали что похуже. Особенно, что не забрали тебя в Вашингтон. Если бы ты спустилась в эту кроличью нору, это сильно осложнило бы дело.

Некоторое время Анжела молчала.

— Они сказали, что у меня есть друг в высших кругах. Сказали, что этот друг за меня поручился.

Джек улыбнулся, пожав одним плечом:

— Я поговорил с несколькими людьми, убедил их поступить правильно и отпустить тебя.

— Ты говорил, что скрылся с радаров и все считают тебя мертвым. Тебе пришлось выйти из тени, чтобы вытащить меня оттуда. Это обязательно создаст тебе проблемы.

Джек взглянул на нее:

— Для меня гораздо важнее было освободить тебя, чем оставаться мертвым. Они скормили бы тебя волкам. Полагаю, они хотели, чтобы ты подписала чистосердечное признание?

— Да. Кажется, они думали, что это сделает их большими шишками. Но я бы не подписала.

— В конце концов они сами бы за тебя расписались, а потом спешно судили, признали виновной и казнили. Они бы сделали громкое заявление для прессы, что захватили ультраправого террориста, стоявшего за недавними нападениями. Делу присвоили бы статус на несколько пунктов выше, чем совершенно секретно. Никто не узнал бы правды. Они бы ни словом не обмолвились об атомной бомбе. Ты была бы мертва и похоронена, а признание запрятано в архив, чтобы никто и никогда его не оспорил, и это был бы конец истории Анжелы Константайн.

— Но не для тех уродов, которые получили мое «признание». Они бы стали героями.

Он снова улыбнулся:

— Они вели свою игру. Никто из разведывательных служб ни черта не знал об атомной бомбе, пока мы им об этом не сказали, поэтому им нужен был козел отпущения.

Анжела хмуро взглянула на Джека, который ехал по темным пустынным улицам:

— На что тебе пришлось пойти, чтобы меня вытащить?

— Я поручился за тебя — и сообщил, что на самом деле это ты остановила террористов.

Анжела вглядывалась в темноту безлюдных улиц.

— Думаю, тебе пришлось сделать нечто большее.

— Эй, дай-ка взглянуть на карточку, которую тебе дали, — сказал он, меняя тему.

Анжела достала ее из заднего кармана и передала ему:

— Кстати, что это вообще такое?

Он быстро посмотрел на пластик, а затем отдал обратно.

— Особое федеральное разрешение. Вроде как у Агента-007. Ты можешь легально носить любое оружие, какое захочешь. Твой подавитель теперь легален. Можешь носить автомат, если захочешь. С таким разрешением можно сесть с оружием в самолет.

— Ого, — прошептала она, разглядывая карточку.

— Сохрани номер с оборота карты в безопасном месте и запомни номер, написанный на лицевой стороне. Если когда-нибудь ее потеряешь, то сможешь позвонить, продиктовать этот номер, и тебе выдадут замену. Это также поможет в трудных ситуациях. Они не сказали, что тебе дали неприкосновенность?

Анжела сморщила нос:

— Нет, об этом они не упомянули. Что это значит?

— Это значит, что ты прошла проверку и получила допуск высшего уровня. Если когда-нибудь будет проведено какое-либо расследование, ты не будешь в нем фигурировать. Ты неприкосновенна. Никто не станет снова тебя преследовать.

Она посмотрела на его лицо, освещенное приборной панелью:

— Почему ты делаешь для меня все это, Джек?

— Потому что ты особенный человек, Анжела. Ты можешь распознавать убийц, ты предотвратила взрыв атомной бомбы в Америке. Мой дар — видеть в глазах людей, что они могут узнавать убийц. Вот, что я делаю. Вот все, что я могу сделать. Но ты на порядок выше любого, кто обладает такой способностью. Я знаю, потому что работал с такими людьми очень долгое время. Как я и сказал, ты совершенно особенный человек, Анжела.

Она долго смотрела на свои руки, лежавшие на коленях.

— Я не такая уж особенная. Я родилась ущербной.

Джек хмуро посмотрел на нее:

— Ты о чем?

— Моя мать принимала наркотики во время беременности. Кем бы ни являлся мой отец, он тоже был наркоманом. Все эти наркотики в ее организме испортили меня. Я не такая, как все люди. Я урод.

Джек молчал, размышляя, пока они ехали через город к бару.

Наконец, он произнес:

— Не знаю, правда ли так, Анжела. Твоя природная способность может быть просто более развитой, чем у других. Например, у людей, которые умны от рождения, более высокий показатель IQ. Ты можешь оказаться первым представителем лучшего вида людей — лучше тех из нас, кто не может делать того, что можешь ты. Ты особенная, Анжела. Не забывай об этом и никогда в этом не сомневайся. Ты не урод. Ты нужна миру.

— Хочешь использовать меня в своем деле, как в Израиле? Использовать, как других найденных тобой людей, которые могут распознавать убийц?

— Ни один из них не мог узнать, что убийцы сделали или о чем думали. Только ты, Анжела, можешь проникать в их разум. Это крайне необычайно.

— Не так уж, — сказала она, снова глядя в окно. — Заглядывать в голову убийцам — все равно что быть частью их безумного мира. Видеть вещи, которые они творили и что при этом чувствовали. Это проклятие. Мне приходится жить с тем, что я видела. Я вижу все это, когда пытаюсь заснуть. Я вижу это во сне. Это одинокое безумие.

— Могу только представить, — произнес он с мягким сочувствием.

Когда они подъехали к бару, у которого был припаркован ее грузовик, заведение уже закрывалось.

— Нейт рассказал мне, что с тобой произошло. Он будет рад узнать, что тебя отпустили и ты в безопасности.

— Может, зайдешь и скажешь ему сам? Я очень устала. — Она поколебалась. — Кроме того, мне немного неловко, что он видел, как на меня надели наручники и утащили.

— Конечно, — сказал Джек. — Подожди, пока я сбегаю к нему. Потом я поеду за тобой и прослежу, что ты в целости и сохранности добралась до дома. Но тебе не должно быть неловко. Ты не сделала ничего плохого. Они сделали.

Сидя в своем грузовике, Анжела увидела, как Нейт высунул голову из дверного проема и помахал. Она помахала в ответ.

Когда Джек подошел к ее грузовику, она опустила стекло.

— Нейт прямо-таки вздохнул с облечением, — сказал ей Джек. — Он действительно за тебя беспокоился.

Она оглянулась на бар:

— Он хороший парень.

— Может быть, как раз для тебя? — спросил Джек.

— Я не хорошая девушка, — ответила она и завела грузовик.

Она все еще злилась на тех людей, которые схватили ее, и это не давало ей уснуть по дороге домой. На съезде с шоссе, когда она заехала на свою территорию, Джек помог ей натянуть трос, преграждавший подъездную дорожку. Она сомневалась, что смогла бы сделать это сама. Теперь, когда она была дома и в безопасности, ее глаза закрывались.

— Второе дыхание на исходе, — сказал Джек. — Отдыхай.

— Что это? — спросила она, когда Джек протянул телефон.

— Одноразовый мобильник, о котором не знает ни одно агентство и поэтому не прослушает. Там вбит мой номер. Просто нажми на первый номер на быстром наборе, если понадоблюсь.