Он скривился, размышляя.

— Если у тебя пистолет крупного калибра, то да. Но двадцать второй может срикошетить от грудной клетки и не добраться до сердца. Если мужик большой и крепкий, то пуля, вошедшая в его тело, но не задевшая важных органов, может и не остановить его. А если он накачан наркотиками, то может даже не почувствовать боли и умереть через несколько часов от внутреннего кровотечения, или прожить еще несколько дней, а то и вовсе выжить. Но если он собирается причинить тебе вред, ты должна нанести смертельную рану, чтобы остановить врага достаточно быстро. Другой возможности может не представиться. Это значит, что ты умрешь, и смерть твоя будет ужасной.

Анжела смотрела в землю, обдумывая все это, а потом подняла взгляд:

— Ну, если всадить пулю в голову, мозг прекратит функционировать. Враг будет остановлен.

Дед улыбнулся.

— Именно. Но человеческий череп очень толстый. Двадцать второй калибр пробьет эту твердую кость, если пуля войдет под прямым углом. Но если угол будет другим, пуля может срикошетить. У тебя будет мало времени, и, если пуля срикошетит, у тебя может не оказаться второго шанса.

Он выставил указательный и средний пальцы у нее перед глазами, а большим пальцем прикоснулся к кончику ее носа.

— Эта треугольная область между глазами и кончиком носа — самая уязвимая часть человеческого черепа. Если ты попадешь из пистолета в этот треугольник, пуля легко войдет в череп, мгновенно убив и тем самым так быстро остановив двигательную функцию, что даже если на тебя направлен пистолет противника, он не сможет нажать на курок. Еще одно уязвимое место — основание черепа. Наемные убийцы часто метят туда, когда стреляют человеку в спину. Выстрел разрушает продолговатый мозг. Безукоризненно. Но практически невозможно застрелить так того, кто на тебя нападает. Ухо — еще одно уязвимое место, но оно тоже бесполезно, если тебя атакуют в лоб. Если кто-то нападает на тебя и твоей жизни грозит опасность, ты должна выстрелить в этот треугольник. Тогда враг умрет, а ты будешь жить. Вот и все.

Анжела кинула взгляд на самодельную мишень.

— Так вот почему на вершине стержня треугольник.

— Верно. Он размером примерно с зону поражения головы среднестатистического человека. Я сделал так, чтобы мишень двигалась, ведь когда кто-то намеревается схватить или убить тебя, он двигается. Если противник увидит, что у тебя пистолет, он может даже уклониться от выстрела. Вот почему я сделал движущуюся мишень. Ты узнаешь о попадании по звону, когда пуля столкнется со сталью.

Анжела глубоко вздохнула:

— Не знаю, смогу ли я попасть в подвижную мишень.

— Ты должна, — сказал он. — Ты будешь тренироваться каждый день, пока каждый твой выстрел не будет попадать в этот качающийся треугольник.

— Каждый? — она покачала головой. — Не знаю, дедуль, смогу ли я этого достичь.

— Если когда-нибудь тебе понадобится это умение, каждый раз твоя жизнь будет зависеть от того, сделаешь ли ты смертельный выстрел с первого раза.

Анжела решительно кивнула:

— Хорошо. Буду тренироваться, пока не стану попадать. Ну, по крайней мере, как можно чаще.

— Каждый раз, — повторил он строго и непререкаемо.

Анжела долго смотрела на него, а потом твердо сказала:

— Каждый раз.

Анжела приняла решение не отступать. После долгих тренировок она смогла иногда попадать в треугольник — когда он был неподвижен. Но как только дед заводил механизм и мишень начинала колебаться, она теряла надежду. Она промахивалась каждый раз. Попытки следовать за целью и стрелять были тщетными. Вито призывал успокоиться и не стрелять, пока не захватит цель, но та всегда уходила до того, как Анжела успевала выстрелить. Она не понимала, в какой момент спускать курок, чтобы хотя бы задеть мишень, не говоря уже о том, чтобы точно поразить ее.

Потребовалось несколько месяцев и десятки тысяч патронов, прежде чем она попала в движущийся треугольник. Услышав звон, Анжела удивленно замерла и уставилась на мишень, пока эхо выстрела разносилось по лесу. Она не была уверена, попала ли случайно или намеренно.

В последующие месяцы она стреляла по нескольку часов каждый раз, когда бывала в хижине. Она жалела о том, что почти не ходит в походы или на рыбалку, но стрельба была важнее. Задача была сложной, но сложность только подстегивала ее стремление добиться успеха.

Одним осенним вечером, когда ее дед был в душе, а Габриэлла сидела на краю разложенной кровати, Анжела уютно устроилась под одеялами, вдыхая приятный запах дыма от слабого огня в печи.

— Бабуль, могу задать тебе серьезный вопрос?

— Конечно. Ты всегда можешь поговорить со мной.

Анжела повернула голову, слушая шум воды за закрытой дверью ванной, и повернулась обратно.

— Зачем он это делает? Он не просто учит меня стрелять из пистолета. Тут что-то другое, я чувствую. В этом есть что-то важное, но я не знаю, что именно.

Ее бабушка ненадолго задумалась.

— Возможно, это ты другая, Анжела.

Брови Анжелы сошлись на переносице:

— Другая?

— Да, пикколо.

«Пикколо» в переводе с итальянского означало «малютка». Иногда бабушка ласково называла так Анжелу.

— Я не понимаю.

Она, наконец, опустила взгляд на внучку:

— Мы давно подозревали, что ты другая — особенная. На это указывают тысячи мелочей, которые мы не можем понять и объяснить. Но затем, когда ты сделала то, что сделала, с ударившей тебя девочкой, мы поняли. Может показаться, что ты просто защищалась, но там было нечто большее. Ты не такая, как другие девочки, другие люди, Анжела.

— Понимаю. Я тоже не знаю, как это объяснить, но я другая. Иногда это меня пугает, иногда радует. Я не знаю, что это, но понимаю, что отличаюсь от других людей.

— Мы тоже так думаем. У тебя есть предназначение.

— Какое?

Габриэлла пожала плечами:

— Мы не знаем. Но полагаем, что у тебя есть некая цель в жизни. Когда ты определенным образом дала отпор той девочке, мы поняли. Это был первый понятный нам признак. Ты другая. Твоя жизнь будет другой. Мы решили, что дедушка начнет учить тебя тому, что тебе понадобится в жизни, понадобится человеку, которым ты станешь.

Анжела скривила лицо:

— Я не понимаю.

Ее бабушка грустно улыбнулась:

— Я знаю, дитя. Но однажды поймешь.

— Каким человеком я стану?

— Еще слишком рано говорить об этом. Имей терпение и будь собой, и ты вырастешь такой, какой должна быть. А теперь, спать.

В один весенний день, через полгода после начала тренировок и тысяч сделанных выстрелов, Анжела стояла в лесу с пистолетом в руке, ощущая его продолжением себя, как вдруг ее охватило странное чувство.

Будто во тьме открылась дверь, и она вдруг увидела все в новом свете.

Она уже проходила сквозь такие ментальные двери и после каждой обнаруживала, что познает мир по-новому. Все становилось понятным. Анжела считала эти двери частью процесса взросления, получения знаний и установления новых взаимосвязей. Возможно, так оно и было.

Но эта дверь была совершенно иной. Более значимой. В момент озарения Анжела перестала целиться в стальную мишень. Раньше она делала именно это: целилась в раскачивающийся и петляющий зигзагами треугольник. На тренировках она часто думала о треугольнике как о плохом парне. Но всегда она сознательно навязывала мишени этот образ.

Сейчас она действовала аналогично, но в то же время совершенно иначе.

Ее обуяло внутреннее стремление убивать плохих парней. По коже забегали мурашки.

Она подумала о Фрэнки и мужчинах, которые похищали и убивали женщин. В момент просветления треугольник перестал быть мишенью и превратился в мужчину, который пришел, чтобы причинить ей боль, убить ее.

В ней пробуждался некий первобытный страх. Она чувствовала во рту его привкус. Теперь речь шла не о стрельбе по цели, а о жизни и смерти. Перед ней был варвар, которого нужно убить до того, как он убьет ее. Какой-то таинственный кусочек космического пазла ее жизни наконец-то встал на место. Она больше не чувствовала отчаянье, пытаясь преследовать треугольник. Ее охватило спокойствие.