– И ты меня прости, что я тебя обидел.

Мы оба долго молчали и в смущении сидели на разных концах дивана, стараясь не нарушить личного пространства друг друга.

– Неужели у нас все так плохо? – спросил я. – Мы встречаемся всего три дня, и уже едва не разорвали наши фиктивные отношения?

– Да. Но именно потому что они фиктивные, мы легко преодолели все разногласия, вновь воссоединились в нашем фиктивном партнерстве и, я надеюсь, это придаст нам сил. Пусть даже и фиктивных.

Я рассмеялся. Так странно было слышать это от Оливера Блэквуда – самого большого зануды во Вселенной.

– Знаешь, я бы с удовольствием съел сейчас с тобой бранч.

– Ну… – на его губах появилась смущенная улыбка. – Давай перекусим. Еда все еще в холодильнике.

– Сейчас, правда, почти шесть. Так что это будет не бранч, а… бриннер?

– Какая разница?

– Да ты, я вижу, бунтарь!

– Да, я такой. Открыто бросаю вызов обществу и его концепциям приема пищи.

– Итак, – я старался говорить непринужденным тоном, но на самом деле собирался затронуть очень важную тему, – на этом бранче… бриннере… панк-рок протесте против обязательной яичницы… будут французские тосты?

Оливер удивленно поднял брови.

– Может, и будут. Но ты должен хорошо себя вести.

– Я буду хорошо себя вести. Только что ты под этим подразумеваешь?

– Я не… не это… мм… я хотел сказать… может, накроешь на стол?

Я закрыл рот ладонью, чтобы спрятать улыбку. Не хотел, чтобы он подумал, будто я опять подтруниваю над ним, хотя на самом деле именно это я и делал. Наверное, для этого я и был рожден – раскладывать салфетки и надевать на них серебряные колечки. Вряд ли Mail выпустит статью с заголовком: «Любимый сын знаменитой рок-звезды опозорился, положив вилку не с той стороны».

Однако я не ожидал, что это окажется таким приятным, умиротворяющим и душевным занятием.

Я в самом деле накрыл на стол, хотя, к счастью, обошлось без колечек для салфеток. Мы ели на кухне Оливера за маленьким круглым столиком примерно в метре от плиты, и наши коленки соприкасались, потому что нашим ногам, вероятно, суждено было вечно переплетаться друг с другом. Мне даже понравилось наблюдать исподтишка за тем, как он для меня готовил: разогревал на сковородке масло, нарезал зелень, разбивал яйца – очень осторожно и аккуратно, как и все, что он делал. Не стану отрицать, в те минуты, когда не пытался осуждать меня, Оливер даже казался мне привлекательным. И я вдруг поймал себя на мысли, что осуждал он меня не так часто, как мне казалось.

– Слушай, ты сколько народу пригласил к себе в гости? – спросил я, наблюдая за изобилием яиц, вафель, голубики и различных тостов, включая французские.

Оливер покраснел.

– Знаю, я немного переборщил. Просто давно уже ни для кого не готовил.

– Раз уж мы с тобой собираемся встречаться, нужно все друг о друге выяснить. Так что скажи, давно – это как долго?

– Примерно шесть месяцев.

– Не так уж и много. Практически как вчера.

– Намного дольше, чем мне хотелось бы оставаться одному.

Я посмотрел на него поверх своего тоста с яйцом бенедикт.

– Ты что, не можешь жить без любовных зависимостей?

– Ну ладно, а когда у тебя в последний раз был кто-то?

– Смотря что подразумевать под «был кто-то»?

– Судя по твоему вопросу, я могу сделать вывод, что очень давно.

– Хорошо, – нахмурился я. – Почти пять лет.

Оливер вяло улыбнулся.

– Так, может, лучше воздержимся от комментариев по поводу предпочтений каждого из нас.

– Бриннер просто потрясающий, – сказал я, предприняв попытку примирения. После чего резко сменил тему: – А почему вы расстались?

– Я… сам не знаю. Он сказал, что больше не ощущает себя счастливым.

– Ой.

Оливер пожал плечами.

– Просто когда много разных людей говорят: «Дело не в тебе, а во мне», ты начинаешь подозревать, что в действительности дело как раз таки в тебе.

– Почему? Что с тобой не так? Ты во сне перетаскиваешь все одеяло на себя? Или ты тайный расист? Или считаешь, что Роджер Мур сыграл Бонда лучше, чем Коннери?

– Нет. Да нет, конечно. Хотя я думаю, что Мур был сильно недооценен. – Оливер с раздражающей легкостью и изяществом вылил из сервировочной ложки крем на свои вафли с маком, создав идеальную спираль. – Но мой предыдущий опыт заставил меня сделать такой вывод.

Я щелкнул пальцами.

– Значит, ты, наверное, ужасен в постели.

– Разумеется. – Он искоса посмотрел на меня. – Ну вот, еще одна тайна раскрыта.

– Черт. Я надеялся, что ты начнешь оправдываться и в конце концов я действительно раскрою какой-нибудь твой грязный секрет.

– Знаешь, Люсьен, для человека, который ясно дал мне понять, что я его совсем не интересую, ты слишком уж любопытствуешь по поводу моей сексуальной жизни.

Кровь ударила мне в лицо.

– Я… ничего такого не делаю.

– Как скажешь.

– Нет, правда. Это… – Ну вот, опять у меня ничего не вышло. Хотя, возможно, я действительно проявил чуть больше любопытства, чем готов был себе в этом признаться. Оливер такой спокойный и сдержанный, что поневоле хотелось понять, каким он бывает, когда дает волю своим чувствам. Если такие моменты вообще случались. И что нужно было сделать, чтобы пробудить в нем немного сумасбродства. – Кстати, все, что ты захочешь узнать про меня, можно найти в «Гугле».

– И там все будет правдой?

Я поморщился.

– Кое-что – да. Причем не только хорошее.

– Если я чему и научился на своей работе, так это тому, что «кое-какая правда» – самая ненадежная вещь. Если я захочу выяснить что-нибудь, то спрошу у тебя лично.

– А если, – сказал я тихим голосом, – ты будешь зол на меня? И тебе захочется узнать мои самые ужасные тайны?

– Ты считаешь, что для этого мне понадобится помощь газет?

Я бросил на него полный негодования взгляд, но по какой-то неведомой причине не смог сдержать улыбку. В том, как он на меня смотрел, было нечто такое, напрочь лишавшее колкости его реплику.

– Ты так пытаешься убедить меня, что не станешь этого делать?

– Даже не знаю. А у меня получилось?

– Может, это странно звучит, но да… чуть-чуть. – Я ненадолго отвлекся на нежные, сладкие и пропитанные кленовым сиропом французские тосты. – Впрочем, ты все равно рано или поздно заглянешь в прессу. Все так делают.

– Ты правда думаешь, что мне не на что потратить время, кроме как собирать в интернете информацию о мало кому известных детях давно забытых знаменитостей?

– Ага, очередная… язвительная попытка утешить меня? Что это, черт возьми, такое?

– Я просто боялся, что других заверений ты от меня просто не примешь. – Он гонял по тарелке ягоду голубики с немного смущенным видом.

Честно говоря, в чем-то он был прав. Но я решил не доставлять ему радости и признаваться в этом.

– А ты проверь.

– Я не стану давать тебе никаких обещаний, потому что в противном случае ты впадешь в еще большую зависимость от всей этой ерунды. Но…

– Тебе легко называть все это ерундой. Тебе ведь не приходится с этим жить.

Оливер тихо, но сердито фыркнул.

– Вот видишь. Я же сказал, мои заверения тебе не понравятся.

– А ты ничего такого и не говорил. Ты просто заявил, что не будешь давать мне никаких обещаний и поиздевался над моими страданиями.

– Я не хотел над тобой издеваться.

Мы настороженно посмотрели друг на друга через разделявшее нас поле боя, заполненное едой. В какой-то мере наше второе свидание проходило примерно так же ужасно, как и первое. Пожалуй, даже еще хуже, потому что я опоздал на шесть часов и меня буквально отшили еще до того, как я заявился сюда. Но все равно я чувствовал себя по-другому. И, несмотря на раздражение, испытывал к нему странную симпатию.

– Ладно, – продолжал Оливер, – ты даже не дал мне закончить.