Пока я шел по коридору, а половицы весело скрипели под ногами, неожиданно послышался голос:

– Люк, это ты?

Увы, отпираться было бесполезно.

– Да, я.

– Заглянешь ко мне на минуточку? У нас тут возникла щекотливая ситуация, связанная с «Твиттером».

Как и полагается душе коллектива, я, разумеется, заглянул. Риз Джонс Боуэн – наш спец по работе с волонтерами и главный SMM-щик – согнулся над своим компьютером и тыкал одним пальцем в клавиатуру.

– Тебе ведь, – начал он, – хочется, чтобы я рассказал всем про «Жучиные бега»?

«Жучиными бегами» у нас называли ежегодный благотворительный ужин с танцами, во время которого собирались средства для нашего фонда. Последние три года я занимался его организацией, и, собственно, это была одна из важнейших моих должностных обязанностей. В какой-то степени от этого мероприятия зависела вся моя работа.

Я ответил, стараясь говорить безразличным тоном:

– Да, кажется, я упоминал об этом в прошлом месяце.

– Видишь ли, в чем дело. Я забыл пароль и запросил новый на почтовый ящик, который использовал при регистрации аккаунта. Но оказалось, что и от этого почтового ящика я тоже забыл пароль.

– Теперь я понимаю, в чем проблема.

– Я помню, что записал пароль на стикере и приклеил его внутри книги, чтобы не потерять. И совершенно точно у книги была синяя обложка. Но вот как она называлась, кто ее написал и вообще о чем она, – это все полностью вылетело у меня из головы.

– А ты не пробовал, – осторожно начал я, – просто восстановить пароль от почтового ящика?

– Знаешь, я был слишком напуган и не знал, как далеко меня это может завести, поэтому даже не стал пробовать.

Честно говоря, подобные происшествия случались у нас постоянно. Я не имею в виду, что именно такие в точности, но нечто подобное. И я бы переживал намного сильнее, если бы у нашего аккаунта в «Твиттере» было больше 137 подписчиков.

– Да не волнуйся ты так.

Он поднял руку, жестом показывая, чтобы я тоже не психовал.

– Все в прядке. Видишь ли, я вспомнил, что всегда беру с собой какую-нибудь книгу, если иду в туалет. Я даже оставил там парочку на всякий случай – вдруг забуду взять. И вот, когда я пошел туда в очередной раз, то увидел книгу в синей обложке на подоконнике, открыл ее и обнаружил там стикер. Ты не представляешь, какое облегчение я испытал. Во всех смыслах этого слова.

– Что ж, тебе повезло. Во всех смыслах слова. – И чтобы отойти поскорее от туалетной тематики, я продолжил: – Значит, ты нашел пароль, в чем же проблема?

– Понимаешь, я никак не могу придумать, что мне написать.

– Я отправлял тебе письмо, там все подробно расписано.

– Да, но потом я услышал про такие штуки, которые называются хэштегами. И, похоже, их очень важно использовать, чтобы люди могли легко находить твои сообщения в «Твиттере».

Честно говоря, он был прав. С другой стороны, я не особенно верил в то, что Риз Джонс Боуэн сможет организовать нам успешное продвижение в соцсетях.

– Хорошо. И что с того?

– Я пораскинул мозгами, сгенерировал разные идеи и думаю, что в этом хэштеге отразил все, чего мы пытаемся достичь мероприятием под названием «Жучиные бега».

С победоносным видом он протянул мне лист бумаги, на котором аккуратно от руки было написано:

– И теперь, – продолжил он, – у меня осталось всего сорок два символа, из которых я должен составить пост для «Твиттера».

Знаю, когда-то у меня был шанс сделать неплохую карьеру. В конце концов, не зря же я получил степень МВА. Я работал на одно из крупнейших PR-агентств в городе. А теперь тратил свои дни на то, чтобы рассказывать про хэштеги этому кельтскому недоумку.

Или не тратил?

– Можно добавить график, – предложил я.

Риз заметно оживился.

– А в «Твиттере» можно постить картинки? Я читал, что люди хорошо реагируют на картинки. Потому что это наглядный пример!

– Думаю, к ланчу ты с этим управишься.

Завершив диалог, я отправился к себе в кабинет, компьютер уже загрузился и начал работать, похрипывая, как тираннозавр-астматик. Я проверил почту и с досадой узнал, что некоторые наши спонсоры, причем довольно авторитетные, отказались принимать участие в «Жучиных бегах». Конечно, люди порой ведут себя странно, особенно когда ты просишь их пожертвовать деньги на благотворительность, и уж тем более если просишь пожертвовать на спасение навозных жуков. Но все равно я почему-то испытал неприятную тревогу. Возможно, это была всего лишь случайность. Только вот почему-то мне так не показалось.

Я быстро проверил, не взломал ли в очередной раз наш сайт какой-нибудь порнограф-любитель. И когда не обнаружил ничего, что могло бы вызвать беспокойство (или хоть какой-нибудь интерес), стал собирать в интернете информацию об этих отказниках, словно парень из «Игр разума», в попытке выяснить, есть ли между ними какие-нибудь связи. Никаких связей мне найти не удалось. Но все они были богатыми белыми людьми, придерживавшимися консервативных политических и социальных взглядов. Как и большинство наших спонсоров.

Я не хочу сказать, что навозные жуки ничего в нашей жизни не значат – доктор Фэрклаф несколько раз подробно рассказывала мне о том, почему они так важны. Это было как-то связано с аэрацией почвы и содержанием в ней органических веществ. Но все же ты должен занимать достаточно привилегированное положение, чтобы вкладывать серьезные деньги в исследования о жуках, а, скажем, не в борьбу с противопехотными минами или строительство приютов для бездомных. Разумеется, большинство из нас считает, что бездомные – тоже люди и к ним нужно относиться по-человечески, но доктор Фэрклаф придерживается иного мнения. Она думает, что раз бездомные – люди, а людей на планете и так слишком много, то, с точки зрения экологии, они ничего не значат, более того, могут даже представлять вред для окружающей среды. А вот навозные жуки – совсем другое дело, их невозможно заменить. Вот почему она занимается только сбором статистики, а с прессой общаюсь я.

В 10:30 я как штык был около двери кабинета доктора Фэрклаф. Алекс с церемониальным видом провел меня внутрь, хотя дверь уже была открыта. Кабинет, как всегда, пугал нагромождением книг, документов и энтомологических образцов, в расположении которых, однако, можно было усмотреть некоторую зловещую упорядоченность, как будто вы попали в гнездо каких-то невероятно ученых ос.

– Садитесь, О’Доннелл.

Слушаюсь, босс. Доктор Амелия Фэрклаф внешне напоминала Кейт Мосс, одевалась как Саймон Шама[13] и говорила так, будто слова были ее главным оружием. В каком-то смысле она была идеальным начальником, так как считала возможным не обращать на тебя внимания до тех пор, пока ты не напортачишь совсем уж по-крупному. И, честно говоря, у Алекса это случилось дважды.

Я сел.

– Тводдл, – она метнула взгляд на Алекса, – протокол.

Он вскочил.

– Ой. Кхм. Да. Совершенно верно. У кого-нибудь есть ручка?

– Там, под chrysochroa fulminans.

– Чудесно. – Глаза у Алекса стали как у мамы Бемби после того, как бедняжку подстрелили. – Под чем?

Челюсти доктора Фэрклаф сжались.

– Под зеленым жуком.

Через десять минут Алекс, наконец-то, нашел ручку, лист бумаги, еще один лист бумаги, потому что первый тут же продырявил ручкой, а также книжку «Экология и эволюция жуков-навозников», на которую этот листок и положил.

– Ну все, – объявил он. – Я готов.

Доктор Фэрклаф положила руки перед собой на стол.