Мой собеседник - контр-адмирал Владимир Петрович Иванов, начальник контрразведки Военно-Морского Флота СССР, возглавлявший эту спецслужбу в смутные перестроечные годы. Лейтенантом мечтал стать командиром крейсера. Да и к чему ещё мог стремиться выпускник старейшего и славнейшего военно-морского училища? Но однажды командира 4-й башни главного калибра крейсера "Адмирал Ушаков" лейтенанта Иванова пригласили в особый отдел флота и сказали: "Вы нам нужны!"

Сын кремлевского курсанта, минер, морально устойчив... Контрразведка "высмотрела" своего будущего начальника на Доске почета лучших офицеров соединения. Теперь внук адмирала, Сергей, курсант того же училища, что кончал Владимир Петрович, готовится пойти по стезе деда.

- Владимир Петрович, контрразведка существовала на флоте едва ли не с петровских времен... Чем отличается работа флотских чекистов от работы их дореволюционных предшественников?

- У моих дореволюционных коллег были две основные задачи: выявлять вражеских лазутчиков да сберегать военные тайны. На контрразведку ВМФ СССР были возложены по меньшей мере девять функций, в том числе и совершенно не свойственные традиционному профилю нашей работы. Мы, например, отвечали и за состояние воинской дисциплины, и за боевую готовность кораблей и соединений. В этом был свой резон, так как высшее командование получало информацию о состоянии флота ещё по одному каналу - параллельному тому, по которому шли доклады наверх от партийно-политических органов. Как правило, наша информация об истинном положении дел была более объективной и менее парадной.

- То есть это была двойная система контроля?

- Да, ведь не секрет, что некоторые командиры вкупе со своими "комиссарами" стремились приукрасить картину боеготовности и воинской дисциплины. Мы же подчинялись в конечном счете не главкому, не министру обороны, а председателю Комитета госбезопасности страны. Хотя и на нас иногда пытались давить адмиральским погоном. Особенно при расследовании катастроф и аварий. Но мы всегда писали на оборотной стороне заключительных актов свое особое мнение. Ведь мы получали и ту информацию, которую военное начальство пыталось скрыть или препарировать в своих интересах. Так было и при расследовании причин затопления атомной подводной лодки К-429 на Камчатке, и в прогремевшей на весь мир катастрофе "Комсомольца". Порой приходилось выслушивать окрики от очень больших чинов, но я всегда писал на "спине" документов, подписанных членами всевозможных госкомиссий, свое особое мнение. Не сочтите за нескромность, но именно оно в большинстве случаев было ближе к истине, так как я получал информацию от независимых источников, которые находились в конкурентных ведомствах.

- Взгляд сверху, над схваткой межведомственных интересов...

- Именно так! Семь раз отмерь, один отрежь...

- То есть контрразведка, помимо всего прочего, поставляла командованию флота горькую правду вместо красивой лжи?

- Чаще всего так... Если хотите, была недреманным государевым оком. А иначе и быть не могло. Невозможно управлять чем-либо, не зная, что творится в низовых звеньях. Это закон любой управляемой системы - будь это колхоз, фирма, флот, страна...

- Но все же главная ваша задача - противодействие иностранным военным разведкам...

- Разумеется... В этом смысле мы больше всего прикрывали Ленинград, морскую столицу России, где сосредоточивались многие военно-морские учреждения, научно-исследовательские центры, судоверфи...

В конце 80-х годов мы пресекли "деятельность" сотрудника одной из ленинградских библиотек Игоря Б. Получив незаконный доступ в секретную библиотеку военно-морской академии, Б. под видом обмена материалами по истории флота отправлял в Италию информацию, имевшую секретный характер. В более суровые времена ему не миновать бы суда, но на дворе стояла горбачевская перестройка и Б. вышел сухим из воды. Несмотря на мое серьезное предупреждение, он нашел новый канал связи с итальянскими спецслужбами - через Прагу, где обосновался резидент итальянской военной разведки. Но и это сошло ему с рук... Наступала "эпоха нового мышления и общечеловеческих ценностей". Теперь господин Б. уважаемый человек...

Прикрывали мы и Владивосток. И всячески отстаивали в оборонных интересах его статус закрытого города. Договорились в Совмине о поэтапном открытии нашей главной военно-морской базы на Тихом океане. Но кому-то очень хотелось ускорить этот процесс. И вдруг за два года до оговоренного срока появляется решение Совета министров об открытии города. Подпись Рыжков. У меня глаза на лоб полезли: как же так, ведь Николай Иванович клялся и божился, что режимность будет сниматься постепенно. Верчу в руках документ - все честь по чести: и бланк правительственный, и бумага "верже" - с водяными знаками, и печать совминовская, и подпись Рыжкова... Ларчик открылся просто: Табеев, один из заместителей председателя Совмина, почему-то весьма заинтересованный в коммерциализации Владивостока, взял и подделал один лист решения правительства. Установить это удалось с помощью тогдашнего начальника финансовой службы Министерства обороны. Поскольку подобные бумаги проходили через его руки, он ставил на обороте свою незаметную метку. А на табеевской "липе" тайного знака не оказалось. Только так все и открылось. Вроде бы не дело флотской контрразведки разбираться с мошенничеством высших должностных лиц - это чистая уголовщина, но пришлось этим заниматься.

- Табеев хотел как лучше...

- А выходило в ущерб оборонным интересам государства.

- Но ведь времена-то были эйфорические - все вокруг друзья, перекуем в очередной раз мечи на орала, ракеты на сеялки...

- Кстати, о ракетах... В пору создания противоракетных систем известный ученый, директор лазерного НИИ академик В., предложил оригинальный проект: уничтожать летящие ракеты лазерным лучом. Под эту идею советское правительство приняло решение о строительстве в Крыму атомной электростанции - для подкачки энергией супермощного лазера. Настал день полигонных испытаний. Выбрали место под Феодосией. Прибыли министр обороны генерал армии Соколов и Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков со свитами. Зрелище феерическое - рубиновый луч "гиперболоида" с расстояния в четверть километра прожигает оболочку баллистической ракеты. Успех налицо. Академик В. просит три миллиона рублей - сумма по тем временам весьма немалая - на дальнейшее совершенствование чудо-лазера.

"Поскольку система прошла полигонные испытания, - требовал академик В., - вы должны принять её на вооружение и дорабатывать в рабочем порядке". И тут мне мои люди докладывают, что оболочка ракетной боеголовки, которую столь эффектно прожег луч лазера, изготовлена - не поверите! - из папье-маше. Да и баллистические ракеты на высоте 250 метров не летают. Доложил Главкому. Тот, с трудом сохраняя самообладание, резонно заметил академику, что поскольку испытания все-таки не полигонные, а стендовые, то финансировать дальнейшие работы должна Академия наук.

Говорят, академик В. опрокинул в расстроенных чувствах стакан спирта и долго допытывался, кто же его подставил, по большому счету он обманул и себя, и нас. И не только с "куклой" из папье-маше.

В 1986 году академик В. возглавлял испытания средств обнаружения ядерных боеприпасов на кораблях и подводных лодках. Работа эта велась и американцами и нами в рамках договора СНВ-2. Но американцы настаивали на контактном способе определения, то есть на размещении своей аппаратуры на носителях ядерного боеприпаса. Мы же ратовали за дистанционный способ, по поводу которого было принято Постановление Политбюро ЦК КПСС. Ну а поскольку академик В. был вхож к Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву, он заготовил проект постановления партии и правительства, где в угоду американцам и во изменение уже принятого постановления давался зеленый свет именно контактному способу контроля, и в обход всех государственных инстанций лично подписал его у Горбачева, который, мягко говоря, был мало компетентен в вопросах государственной безопасности. В результате американцы, во изменение условий соглашения, прибыли на борт флагмана Черноморского флота - ракетного крейсера "Слава" и разместили свои приборы прямо на корпусах крылатых ракет. Таким образом ЦРУ заполучило точнейшие параметры ядерных боеголовок наших секретных ракет. Уж и не знаю, как американцы отблагодарили энергичного академика... А ведь наши белорусские инженеры изобрели прибор, который можно было устанавливать на вертолетах и с высоты один километр определять наличие ядерных зарядов. Однако стараниями того же В. прибор на вооружение не взяли.