Последовали один за другим взрывы аккумуляторных батарей в первом отсеке, а затем в третьем (центральный пост). Обстановка ухудшалась, и быстро. Надо было видеть глаза людей, которые смотрели на нас с Николаем в них были и надежда, и испуг от случившегося, и жажда во что бы то ни стало выжить.

Наутро, когда по нашим расчетам рассеялся туман, мы отправили на поверхность двух добровольцев с полными данными о точном месте лодки и её состоянии. Их подобрали надводные корабли и прибыли в наш район.

Мы с Николаем Михайловичем перебрали в памяти все случаи из мировой практики спасения подводников. Получалось так, что никогда не удавалось спасти весь экипаж из затонувшей подводной лодки. Мы решили пойти на самый надежный, но и предельно рисковый шаг - метод свободного всплытия через торпедные аппараты. Наверху думали, решали, а мы начали действовать. За каждого выходящего переживали, как за собственного сына.

Зинаида Васильевна, нам это удалось сделать (без всякого хвастовства, но мы знали - впервые в мире весь экипаж спасен). Думаю, что это было моментом истины в нашей с Николаем жизни".

"Выйти наверх и рассказать правду!"

В своем письме Гусев сообщает ещё об одном эпизоде, который подтверждает заявление, сделанное в начале этого очерка: Николай Суворов не только спас весь экипаж от провала на запредельную глубину в полигоне, но обитателей седьмого (кормового) отсека спас дважды. Спас толковым советом по телефону аварийной связи.

"...В седьмом отсеке (кормовом) собрался личный состав шестого и седьмого отсеков. Среди них был мичман Баев. До прихода на флот он работал водолазом на реке. Его мы и назначили старшим по выходу людей через шахту кормового люка.

Баев создал воздушную подушку (4кг/см), но когда начали открывать нижний люк шахты, то сломали кремальерную ручку. Люди оказались в стальной ловушке, и Баев это понял первым. Надо было что-то решать, так как все они были включены в аппараты и азотно-гелиевая смесь в аппаратах на исходе.

В этой ситуации Ваш муж предложил снять ручку с переборочной двери между шестым и седьмым отсеками и поставить её на место сломанной. Это грозило многими неприятностями, да и мы не были уверены, подойдет ли она. Все же такую команду Баеву дали. Ждали долго, но с надеждой. И вдруг крик Баева в трубку аварийного телефона: "Ура, подошла! Начинаем выход". И они вышли все, без потерь.

Зинаида Васильевна, Ваш муж вышел из лодки раньше меня по моему приказанию. Столь деликатный вопрос, который надо было решить, не покидал нас с момента катастрофы. Последним должен был выходить я, так как с момента принятия командования кораблем автоматически перешел из разряда начальника штаба дивизии в разряд командира ПЛ. Он тоже это понимал, но отчаянно сопротивлялся. Спор был длительным, но я сумел его убедить и в присутствии Б. Лиховозова и замполита В.Пузика отдал ему приказ: "Выйти наверх и рассказать правду!"

Перед выходом на поверхность я передал ему ключ от моего сейфа на берегу, в котором хранился мой рапорт о неготовности лодки и экипажа к выходу в море. Но ключ, как Вы поняли, не потребовался, сейф был взломан.

Все остальное, что происходило в лодке, пусть расскажут те, кто будет присутствовать на пересмотре этого дела в качестве свидетелей - участников той страшной катастрофы. Я рассказал то, что они не могли знать.

Я уверен, что... доброе имя Николая Михайловича будет восстановлено. Уверен, что за сделанное тогда им он достоин высокой награды, пусть даже посмертно.

А. Гусев. 30.10.2000 г. Владивосток".

Увы, пока суд да дело...

Атомная подводная лодка К-429 затонула во время дифферентовки в бухте Саранная (Камчатка) на глубине 41 метр.

Впервые в мире предстояло поднять с грунта атомную лодку, да ещё с ядерным оружием на борту. Эта воистину историческая задача выпала контр-адмиралу Юрию Сенатскому и капитану 1-го ранга Леониду Мелодинскому. Все помнили их успешный подъем С-80.

- Обстановка внутри корпуса лодки была сложная... - рассказывает Леонид Иванович Мелодинский. - Самый большой отсек был затоплен полностью, третий и пятый - частично. Мы решили продуть их по мере возможности воздухом высокого давления и поднимать лодку за штатные штоковые устройства с помощью стальных 200-тонных понтонов... Я предлагал приподнять лодку за винты и подсунуть проводники под корпус. Но комфлотом адмирал Сидоров был против. Начали промывать грунт под корпусом. Два водолаза с гидромониторами почти неделю шли навстречу друг другу. Но там галька. Потом уже в доке удивлялись - почему лодка так тяжела? Выяснилось, что при промывке в цистерны главного балласта набилась галька, утяжелив лодку на несколько сотен тонн.

Все-таки пока шла промывка грунта под килем, я застропил лодку за винты и приподнял. Водолазы потом радовались: что там проводник подсунет, мы и сами пролезем..."

Случилось то, чего все боялись: при первой же попытке продуть понтоны, огромные стальные цилиндры вылетели на поверхность, едва не покалечив находившихся в шлюпках матросов.

"Как всегда бывает там, где много начальства (а в группе главкома ВМФ, контролировавшей подъем, было около десяти адмиралов, не считая местного командования), настоящего порядка нет. Кто-то прошел по палубе, увидел, что все шланги лежат отдельно друг от друга, приказал собрать их все вместе. На бирки никто не обратил внимание, шланги связали в огромный (более 30 линий) пучок, после чего было отдано приказание начать с рассветом продувку. Специалистов АСС не поставили в известность... И все-таки мы её подняли! Все работы по подъему АПЛ с момента аварии заняли менее 40 суток".

То был рекорд, не известный ни тогда, ни ныне в мировой практике. За эти сорок ударных дней и бессонных ночей было выполнено более 1600 водолазных спусков, водолазы в общей сложности отработали под водой около 4000 часов. Капитана 1-го ранга Мелодинского в канадке, пилотке и измасленной робе порой принимали за мичмана. Он дневал и ночевал на объекте.

Весьма повышало работоспособность напутствие главкома техническому руководителю операции Юрию Сенатскому: "Учти, что в ЦК я уже доложил, что лодку поднимем. Не поднимем - меня снимут. Но прежде чем снимут меня, я успею посадить в тюрьму тебя. И Сидорова тоже. Желаю успеха!"

Мелодинский: "К-429 поднимали классическим способом - сначала загерметизировали прочный корпус, продули то, что можно было продуть. Дефицит плавучести восполнили двумя парами стальных понтонов. Кстати, на этой операции я выиграл у Сенатского бутылку коньяка. Каким образом? Предполагалось, что при всплытии К-429, вследствие отрицательной плавучести и смещения центра остойчивости, могла опрокинуться. Я сказал, что этого не случится, если пару понтонов прикрепить к боевой рубке. Были сомнения в расчетах, были споры, но в итоге я коньяк выиграл. В те годы, да ещё на Камчатке, коньяк был величайшей редкостью.

Говорят, японцы очень высоко оценили нашу работу, чего, увы, не сделало наше начальство. В силе оставалась давняя установка: "ВМФ лодку утопил, ВМФ её и поднял, поэтому награждать некого". Лишь командующий Тихоокеанским флотом адмирал В. Сидоров, на глазах которого проходила наша тяжкая работа, наградил участников операции именными часами".

Мои собеседники - не просто ветераны, а патриархи судоподъемного дела: бывший главный инженер Аварийно-спасательной службы ВМФ СССР контр-адмирал в отставке Юрий Константинович Сенатский и бывший начальник АСС Балтийского флота капитан 1-го ранга запаса Леонид Иванович Мелодинский.

Можно по пальцам пересчитать, сколько затонувших подводных лодок было поднято за минувшие полвека на поверхность. Это - дизельные С-11, С-80, С-178 и атомная К-429... И все их поднимали с непременным участием Юрия Сенатского - 38 лет жизни отдал он нелегкому и опасному делу. Еще будучи инженер-капитан-лейтенантом (1953 г.), принимал участие в подъеме в Рижском заливе с глубины 20 метров погибшую в годы войны С-11. На его счету свыше полусотни поднятых судов и кораблей. Из них более сорока в портах Бангладеш, где Сенатский был заместителем командира ЭОН-12 по судоподъему.